- Бабуля, - Глеба било мелкой дрожью, - вспомни еще что-нибудь. Этот бритоголовый – мой родной брат. Он пропал как раз около двух месяцев назад. И вот если сопоставить сроки, выходит, что он вместе с Кузнецовым этим как сквозь землю провалился. И что за слухи соседи муссировали?
- Да разное. Кто думал, что живут они вместе – раз у Кузнецова женщины не появлялись. Кто-то про секту разные слухи распускал. Кто – про грязные делишки с наркотиками. Кому что бог на душу положит, одним словом. Да только как теперь правду узнать? Раз и квартира продана, и уволился он… Хотя…. Постой-ка, у него же ведь еще дача была, точно знаю. Не знаю, продал или нет, это ты уж проверь, сынок. Адреса точного тоже не скажу, но тут Николаич подскажет, сосед его. Он знает где и по какой дороге. Да ты постой, сейчас в домофон наберем ему, - и бабка неуклюже поднялась и направилась к двери подъезда.
Николаич был туговат на ухо и долго не мог понять, чего от него хотят, потом вспомнил, как пару раз Павел возил его на дачу помочь с ремонтом крыши в деревню Аносино, что на северо-западе. Точного адреса он, разумеется, не знал, но на пальцах попытался объяснить что-то про дальний конец деревни на холме возле пруда. Это было уже кое-что. Глеб решил наведаться в это Аносино на следующий день – перспектива ехать невесть куда на ночь глядя выражала яростный протест. Поэтому он поковылял к метро, воодушевленный тем, что хотя бы какие-то нити начали потихоньку распутываться.
Звонить Суркову, чтобы обрадовать его, что с донбасским трупом он ошибся, Глеб не спешил, решив для начала закрыть историю с Кузнецовым, если она вдруг окажется тупиком.
Проснулся Глеб ни свет ни заря и сам на себя поразился – так рано он просыпался только в дороге, когда надо было вываливаться из поезда в незнакомом городе, названия которого ты тоже не помнишь, тащиться в захудалую гостиницу, где, если повезет, будет просто грязно, но не будет хотя бы тараканов, и просто холодно, но хотя бы пар изо рта не идет. Потом тащиться в нищенский ДК с облупившимся фасадом, тупо осматривать сцену и пытаться понять, что делать с оборудованием – и так до самого вечера, когда в зале начнет собираться народ. Непременный стакан коньяка перед выходом – уже больше традиция, чем необходимость, выматывающий полуторачасовой концерт… А ведь когда-то с Вадиком они пели больше двух часов… Снова гостиница, снова ранний подъем, очередной поезд, автобус, самолет…
Деревня Аносино оказалось не такой маленькой, как искренне рассчитывал Глеб. И, выйдя из электрички и остановившись у местного монастыря, он попросту растерялся, осматривая несколько улиц, плотно забитых коттеджами – все это мало напоминало дачный поселок старого образца. Никаких иных общественных мест, кроме монастырской церкви, вокруг не наблюдалось, и Глеб нехотя побрел туда, внутренне сетуя, что не побрился и толком не привел себя в божеский вид с утра – монахини еще за алкаша примут… Вошел в храм, неуклюже перекрестился, с ужасом пряча крест, собранный из черепов, под рубашку, и свернул к свечной лавке. Дама долго и мучительно морщила лоб, потом позвала свою товарку. Кузнецов явно не входил в число прихожан, однако, фамилия чудилась им знакомой, и, в конце концов, обе посоветовали Глебу обратиться к местному старосте, жившему как раз неподалеку. И уже староста, благообразный дедок с армейской выправкой, ни секунды не задумавшись, отчеканил Глебу точный адрес Павла Кузнецова и на словах объяснил ему, как туда пройти. Однако, когда Глеб уже было выдвинулся в сторону дома, старик крикнул ему вслед:
- Только он здесь уже давно не появлялся. Да и вообще нехорошие слухи ходят в связи с его исчезновением.
- Какие же? – развернулся Глеб, вновь приготовившись выслушать про гомосексуализм и сатанизм.
- Он все опыты какие-то на даче проводил, он же ученый был. И повсюду возил с собой друга своего…
- Кареглазого брюнета с бритыми висками? – обреченно вздохнул Глеб.
- Откуда знаете?
- На квартире его вчера был. Там соседи то же самое поведали.
- Ну так вот. Опыты опытами, а исчезли-то оба! Я потом по телевизору этого кареглазого видел – он ведь каким-то знаменитым музыкантом оказался. Не к добру все это.
- А когда вы его в последний раз видели?
- Да чуть меньше двух месяцев назад - с черноволосым этим. А потом снова заскочил сюда - один уже, забрал что-то и снова укатил. Вот с тех пор его уже никто и не видел.
- А молчали чего? Чего в полицию не сообщили?
- Так ведь в розыск никого не объявляли. Мало ли чем люди занимаются, я не лезу. Мое дело маленькое. А вам-то что за интерес?
- Я брат того бритоголового, - уныло протянул Глеб и, поблагодарив старосту, снова отправился уже было к дому Паши.
- Постой, ты как внутрь попасть собрался? Подожди, вместе сходим, у меня ключи есть, я только обуюсь.
Дедок оказался на редкость болтливым и трещал без умолку весь недолгий путь до дома Кузнецова, который оказался куда менее внушительным сооружением на фоне своих каменных собратьев и более всего походил на какую-то дореволюционную мещанскую дачу, обшитую узкими досками: уютная мансарда, занавешенная белым тюлем, просторная веранда, комнаты, пропахшие сыростью и книгами… Глебу почудилось, будто он скакнул лет на сто назад, и вот сейчас на веранду выпорхнет юная девушка в длинном белом платье и шляпке на ленте, сядет за рояль и сыграет что-нибудь из Шуберта… Но в доме было слишком темно и тихо, многие вещи были разбросаны как попало, выдавая то, что хозяин, вероятно, давно тут не жил в полном смысле этого слова, используя помещение для каких-то иных целей.
Одна из комнат была полностью отведена под книжные полки, высившиеся до самого потолка. На них тоже царил откровенный хаос – все валялось без всякого порядка и системы, книгами явно давно не пользовались, страницы пожелтели и отсырели, обложки набухли, типографская краска на них потрескалась, не давая возможности прочесть название и автора. И только на столе возле окна лежала аккуратно сложенная стопка бумаги – вероятно, совсем свежая, поскольку не успела ни отсыреть, ни как-либо иначе испортиться. Каждый лист был тщательно пронумерован, а вся стопка – для чего-то сшита суровыми нитками. Глеб взял ее, взвесил на ладони и принялся задумчиво вчитываться в текст, набранный мелким шрифтом. Обычная научная статья, из которой понять что-либо лично для него не представлялось возможным. Он хотел было уже положить ее назад на стол и продолжить изучение дома, но, пролистав трактат на несколько страниц вперед, он вдруг наткнулся на довольно крупное и отчетливое изображение пистолета – во всем схожего с тем, что фигурировал на видео Вадима. Он снова попытался вчитаться в текст и снова ничего не понял.
- Вы что-нибудь соображаете в теоретической физике? – в отчаянии обратился он к старосте, а тот, по-хозяйски сгребая хлам с пола, покачал головой.
- О боже, кто же мне разберет этот текст? – выдохнул Глеб, напрягая память в попытке выудить из нее фамилию хоть одного знакомого ученого или инженера, но кроме Вадика никто и в голову не приходил.
Вадика и… Глеб шарахнул себя ладонью по лбу и тут же просиял, пряча рукопись в кожаную сумку через плечо, с которой в последнее время не расставался. Он тут же достал телефон и набрал номер сына.
- Глебка? Привет, малыш. Ты где сейчас? А, с СДК разбираешься? Все-таки решил принять предложение Каплева? Знаешь, предлагаю это обсудить. Хочешь подъехать ко мне домой – посидим, поболтаем. Я покажу тебе кое-чего. Только я сейчас в пригороде, дома буду не раньше, чем через пару часов, имей в виду. Ну давай, до встречи.
Для очистки совести Глеб еще побродил по дому, вглядываясь в наваленный повсюду хлам, и чем больше подобного попадалось ему на глаза, тем сильнее он убеждался в правильности своего выбора – эта стопка бумаги явно отличалась от всего прочего мусора и даже не возрастом. Она не валялась на полу, а аккуратно лежала на столе и привлекала к себе внимание. Маневр напоминал ход Вадика с пистолетом, призванный заметить его и пробить номера. Ведь как раз номер того пистолета привел сейчас Глеба именно сюда – в жилище друга Вадика, который, словно специально для него, Глеба, оставил на столе какую-то научную статью. Вероятно, в надежде, что Глеб сумеет разобраться в ней. Ну или на крайний случай привлечет сына.
