На этот раз окна в нем были раззанавешены, и оказалось, что гобелен по стенам был вовсе даже и не синим а светло-зеленым, да и хозяин жилища выглядел вполне себе буднично даже в странных темных очках. Глеб снова плюхнулся на кресло и протер глаза:
- Слава богу! Наконец-то отпустило! Сколько часов меня штырило?
Вениамин поднял к глазам левую руку и улыбнулся:
- Да не так уж и долго. Всего около получаса.
- Что? Да я там не меньше суток проторчал! И что за гадость вы вообще мне скормили? Я хоть буду знать, чего не нужно принимать ни при каких условиях!
Устланд усмехнулся и протянул руку, высыпав на стол несколько белесых гранул:
- Сами попробуйте.
- Чего? Ну уж нет, второго захода я точно не перенесу.
- Ничего не будет. Пробуйте же.
Глеб с осторожностью взял один кристалл и положил его на язык. Обычная морская соль.
- Что-то соленое, - пробормотал он, пытаясь распробовать во вкусе что-то еще.
- Это просто морская соль и больше ничего.
- А вот это что такое? – постучал он по горке темного порошка.
- Всего-навсего цикорий. Он хотя бы горит, в отличие от соли.
- Но… как?! И зачем?!
- Приход ловят не от веществ, Глеб, а от самих себя. В этом и заключается суть моей системы. Я не знаю, что вы видели, но вам стоит покопошиться в этом – возможно, оно поможет вам отыскать брата, впрочем…
- Я видел его среди умерших в каком-то жутком месте, напоминающем ад…
- Может, он и вправду застрелился, - как-то совсем буднично произнес Вениамин. – А, может, вышел в астрал, что тоже по сути для большинства означает смерть. Что он сказал вам?
- Велел не искать его…
- Рекомендую последовать этому совету.
- Но…
- Глеб, если он и жив, то может быть где угодно – на Тибете, в горах Алтая – везде, где душе проще отделиться от тела и созерцать себя со стороны.
- Чушь какая! – в сердцах воскликнул Глеб.
- И даже если вы найдете его, вернуть в нормальную жизнь не сможете все равно. Это его сознательный выбор, оставьте ему это право.
- Ну уж нет! – Глеб стукнул кулаком по столу. – Тибет, говорите? Алтай? Надо оружие его пробить! Надо на Донбасс запрос послать! Пока лично не увижу его бездыханное тело, не успокоюсь! Как только от подписки о невыезде этой гребаной избавиться…
- Да просто поезжайте куда хотите да и все. Если найдете его – докажете собственную невиновность, а нет – так решетка вам грозит в любом случае. Раз уж вы такой упертый баран. Но учтите, он может быть вам не рад, и все обернется совсем не так, как вы планируете…
Но Глеб только махнул рукой, уже не слушая Устланда, и, выйдя из его дома, он первым делом набрал Юлю.
========== Глава 9. Четыре слова ==========
А тем, кто сам добровольно падает в ад,
Глупые ангелы не причинят
Никакого вреда никогда, никогда.
Боль – это боль, как ее ты не назови.
Это страх, там, где страх,
Места нет любви.
Глеб приоткрыл дверь и заглянул внутрь. В полумраке студии все выглядело как-то по-домашнему: Вадик расположился прямо на полу, жевал огромный бутерброд с колбасой и прихлебывал из термоса, а капли сладкого кофе с молоком падали ему прямо на подбородок и стекали на рубашку. Рядом на стуле в позе усталой обреченности, согнувшись, сидел Слава, взирая на Вадика то ли с восхищением, то ли с отвращением.
- О, а вот и наш гениальный автор подоспел! – раздался чей-то приятный голос, и со стула поднялся интеллигентного вида мужчина, в котором Глеб не сразу узнал главного властителя свердловских умов Кормильцева.
Он поправил очки и протянул руку, крепко сжимая пухлую ладонь растерявшегося Глеба. Тот смутился и принялся переминаться с ноги на ногу, остановив взгляд на Вадиме как на единственном знакомом ему человеке. Но тот даже не поднял глаз, доставая из пакета второй бутерброд.
- Брату пришел помочь? – в улыбке Ильи скользнула легкая снисходительность, отчего-то совсем не обидевшая Глеба: когда с такой же интонацией с ним пытался разговаривать Вадим, Глеб моментально взвивался, а сейчас лишь покорно кивнул и развел руками.
- Помочь-то я вряд ли помогу. Хотел просто составить компанию. Ходят слухи, вы тут что-то историческое пишете. Можно хоть демки послушать?
- Мальчики, - осадил их Бутусов, - идите в подсобку и болтайте, слушайте, дайте нам хоть “Тутанхамона” сегодня спокойно закончить. Вадик, ты перекусил уже, наконец? – в голосе Славы слышалось явное раздражение.
Вадим вытер жирные ладони о джинсы и поднялся с пола, отряхивая крошки и плотоядно причмокивая. Илья поморщился с отвращением и указал Глебу на дверь в соседнюю комнату.
- Твой брат – неплохой звукарь. Слава прямо молиться на него готов. Да и гитарист, кажется, годный. Подумываем взять его в Нау. Ты как бы к этому отнесся?
Глеб потер шею, пытаясь как-то скрыть волнение.
- А как же Агата? У нас только-только первый хит появился, мы пятый альбом пишем.
- Ты пишешь. Не вы. Не так ли?
- Вместе пишем, - мягко, но настойчиво повторил Глеб.
- Так и тащите Агату с Сашкой вдвоем. Справитесь же. Вам гитара полегче нужна, думаю. Не Вадикова. Слава что-нибудь придумает…
- А Вадик уже согласие дал? – насторожился и почти уже испугался Глеб.
- Слава только сегодня разговаривать с ним будет.
Глеб шумно выдохнул, потер пальцами лоб и помотал головой:
- Тяжело будет без него. Он всю организацию на себе тащит.
- Ну тут уж пусть он сам решает. Да и тебе взрослеть пора, на ноги вставать. Сколько можно оставаться в его тени?
Глеб пожал плечами.
- Вы демки обещали поставить.
Илья спохватился, достал из тумбочки бобину и включил. Из приемника полился флегматичный голос Славы под гитару:
- Негодяй и ангел сошлись как-то раз за одним и тем же столом…
Глеб замер, сложив ладони у лица. В сочинении текстов с Кормильцевым было невозможно тягаться, хоть ты сто “Декадансов” напиши. Он очень гордился стихами с предпоследнего альбома, а Вадик-то и вовсе был в восторге и все сравнивал его с Маяковским и прочими поэтами серебряного века, но стоило Глебу услышать очередное творение Ильи, как собственная значимость таяла, как снежинка под ядовитым асбестовским солнцем. Илья был недосягаем ни по части рифмы, ни в плане настроения. Такие разные, они со Славой сформировали идеальный тандем поэта и композитора – тандем, о котором Глеб мог только мечтать. Ему-то все приходилось делать самому, а Вадик, казалось, полностью отошел от сочинительства, лишь изредка предлагал что-то на суд группы, да и то страшно смущался и никогда не настаивал, если Глеб с Сашей отвергали его задумки.
- Это гениально, - произнес Глеб, дослушав “Негодяя и ангела”. – Даже просто вот так вот под гитару… Нам о таком можно только мечтать.
- Не начнешь отстаивать себя и в открытую озвучивать свою позицию – ничего вы не добьетесь, - слова Ильи прозвучали как-то уж слишком жестоко.
- Я и так только этим и занимаюсь, - дернул плечом Глеб.
- Непохоже на то. Слишком уж ты боишься отправиться в свободное плавание без брата. А ведь Агата – это ты, - Илья поймал пальцами его подбородок и повернул лицом к себе. – Подумай об этом. У вас может быть прекрасная группа со своим индивидуальным лицом, а не ширпотреб а-ля очередной Кьюр. В Нау мы заточим Вадика под себя, а в Агате нужен кто-то, кто будет слушаться тебя, понимаешь? Лидер должен подбирать себе музыкантов, а не наоборот.
Лидер… слово звучало как-то странно. Шесть лет назад Вадик позвал его к себе в группу, и Глеб стал простым скромным басистом. Затем песни его одна за другой просачивались на пластинки, и вот он дожил до того момента, что сам Илья Кормильцев называет его лидером Агаты. Как бы воспринял все это Вадик? Что бы сказал Саша?
- Твое слово должно быть решающим, - продолжал Илья. – Не его. Ты понимаешь это?
