Увидев Глеба впервые после расставания, Вадим даже не сразу его узнал: резко похудевший, облачившийся в атрибутику сексшопов, сжегший утюжком свои густые непослушные кудри, с черным маникюром и вызывающим макияжем, младший напомнил ему вырвавшегося из-под родительской опеки подростка, в первый же день решившего оторваться на полную катушку. Он был пьян, зажимался в углу с какой-то девицей, а потом орал на весь клуб свои новые песни, которые Вадиму было физически больно слушать. Он тогда поспешил сбежать оттуда, чтобы не начать рассматривать брата пристальнее, не увидеть за макияжем все еще изящный профиль, красиво очерченную линию шеи и скул, такое знакомое небрежное движение пальцев, сжимавших сигарету… И эти губы, выпускавшие дым…

Вадим снова взял планшет, поспешно набрал в ютубе один из ранних концертов Матрицы и печально уставился на экран. В брате было столько энергии, столько жизни – таким счастливым он не выглядел даже в первые годы Агаты… Словно сам факт расставания со старшим окрылил его, подарил новые силы и одарил поистине дьявольской красотой. Никогда Глеб не был столь красив, как в первый год существования Матрицы. Вадим и рад был бы вспомнить красную пижаму и густые кудри, но начало упадка, первые признаки разложения - еще даже почти неощутимые - наложили странный отпечаток на черты Глеба, придав им невероятную предмогильную красоту, которую хотелось запечатлеть. В агатовском Глебе было много раздолбайства, веселья, непосредственности и дурачества, но совсем мало изящества и хрупкости. Тогда он был пышущим жизнью и здоровьем, ругался с братом и вел в целом вполне себе обычный образ жизни. А Матрица сотворила с ним нечто невероятное – и именно в этот период его жизни рядом не было старшего. Вадим в сотый раз всматривался в оголенную ключицу, проглядывавшую в вырез черной армейской рубахи младшего, ощущая в сотый же раз странное и болезненное желание.

Впервые оно накрыло его уже после их расставания, и Вадим был в ужасе, не в силах совладать с содомским цунами, поглотившим его с головой. Глеб ломался и извивался у стойки, он был мертвецки пьян, плохо выбрит, но, боже, как же он был красив. И Вадим, стоя там в прокуренном клубе вскоре после их последнего Нашествия, ощутил пугающую пульсацию внизу живота. Он не сразу понял ее природу, но когда она повторилась снова и снова – и каждый раз при просмотре концертов нового преобразившегося Глеба – он вынужден был констатировать отвратительный факт: его возбуждал младший брат - именно в нынешнем своем порочном обличье. Более, чем когда-либо.

Когда-либо? Вадим старался не думать о том, что было раньше, предпочитая вести отсчет с того памятного концерта в клубе, но иногда проскальзывали неприятные воспоминания, вроде вот нынешнего, вызванного прочтением фанфика – как тоненький Глеб лежит, распластавшись на кровати, на белье его расплывается пятно протекшей спермы, и Вадим едва удерживается от того, чтобы подойти и коснуться этого пятна…

На экране Глеб склонился над стойкой и коснулся ее языком. Вадим замер, не веря собственным глазам. Пальцы младшего заскользили по стойке снизу вверх, к языку присоединились и губы. Вадим охнул, откинулся в кресле и непроизвольно скользнул рукой к паху и ниже под белье. Он проделывал это уже много раз и успел смириться с тем фактом, что в отличие от всех нормальных людей, использует для мастурбации отнюдь не порно, а концерты своего пьяного и порочного младшего. Пальцы крепко обхватили горячий и влажный член, Вадим шумно выдохнул, невольно представляя на месте этой злополучной стойки что-то совсем иное… и кончил буквально в течение пары минут.

В этот самый момент от Эллочки в ватсап пришло сообщение.

- Нашла исполнителя. Готовы обсудить прайс.

- Ну и?

- Что именно требуется? Взлом профиля? Ай-пи? Что еще?

- Ну неплохо бы и какие-то данные – телефон, адрес ну или какие-то активные страницы в соцсетях. Плачу любые деньги.

- Заметано. Номер карты пришлю чуть позднее – переведете аванс, он понадобится в любом случае, даже если взлом не удастся.

- Я понимаю.

- А фанфик и вправду неплох. Глянула его по диагонали. Как будто и вправду я бетила – очень похоже на мою работу. Странно, что я этого совсем не помню.

- Может, за давностью лет?

- Все возможно. Почитаю его дальше, может, что и вспомню. Самое удивительное – у меня четкое ощущение, что стиль поразительно похож на мой собственный. Будто его я и писала. Но само содержание при этом мне незнакомо…

Вадим снова залез под одеяло, стараясь прогнать из памяти образ брата. У него есть дела и поважнее – выяснить, наконец, кто умудрился добраться до их детских воспоминаний.

Раздумья прервал звонок от Никиты.

- В тур по Сибири знакомые орги зовут, - сухо и коротко бросил он. - Неплохие деньги предлагают. Давай даты согласуем.

- Нет, - ни на секунду не задумавшись, буквально перебил его Вадим.

- В смысле? – удивился Никита.

- В студии хочу поработать. Ну и вообще. Все гастроли пока отменяй и новых предложений не принимай.

И, нажав на отбой, Вадим тут же провалился в беспокойный сон.

Он спал так долго и так крепко, что не услышал нового сообщения от Эллочки:

- Кажется, получилось, мы вскрыли его.

*

Глеб медленно брел домой из школы. Осень еще только начинала вступать в свои права, даже не позолотив пока листьев. Солнце светило на удивление ярко. Это была последняя неделя пребывания Вадима дома. Занятия в институте у него стартовали с середины сентября, и он потихоньку паковал вещи, закупал тетради и в последние несколько дней ни разу не виделся с Катькой. Глеб и думать забыл обо всей этой истории.

Школьные дни только начались, но уже успели утомить младшего. Он шел и бормотал себе под нос сочиненный стих, чтобы не забыть и записать сразу по приходе домой, как вдруг чья-то тяжелая рука опустилась ему на плечо.

- Кого я вижу! Подлец и обманщик! – и за спиной раздался гулкий хохот.

Глеб вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял тот самый парень, безнадежно влюбленный в Катьку, и с ненавистью взирал на Глеба.

- Ты ведь сделал, о чем я тебя просил, сынок? – сладким голоском пропел он.

Глеб сглотнул несуществующую слюну и осторожно кивнул, чувствуя в самой интонации подвох.

- Так, выходит, твой братик расстался с Катькой?

Глеб снова кивнул, заметив, какая хищная ярость полыхнула вдруг на дне зрачков старшеклассника.

- Ты лжешь мне, - совершенно спокойно заявил он. – Я только вчера видел их целующимися за гаражами!

Глеб в исступлении замотал головой, не зная, чему он в эту секунду огорчился больше – предстоящему избиению или лжи Вадика.

- Нет, - бормотал он, - нет, этого не может быть. Вадик обещал мне, Вадик при мне ей звонил…

- Ооо, - рассмеялся парень, - он провел и тебя! Поздравляю, твой брат – подлец каких поискать! Но ведь мне это без разницы, верно? То ли ты мне солгал, а сам струсил, то ли тебе солгал твой брат - мне-то все равно. Важен результат: Катька по-прежнему с ним. Ну и что мы будем с этим делать? - и кулак его правой руки снова с силой приземлился в ладонь левой.

Глеб прикрыл глаза и едва заметно пожал плечами.

- Я могу, конечно, тебя избить, да только этого не скроешь, и даже если ты до последнего будешь меня покрывать, братик твой докопается, кто это мог сделать, и боком все это выйдет в итоге мне. Поэтому нет, бить я тебя не стану.

Глеб шумно выдохнул, и ресницы его взлетели вверх.

- Но ответить за ложь тебе придется. Проведешь ночь в проклятом доме.

Глеб вздрогнул, и глаза его округлились в ужасе.

- Нет, даже три ночи. Я поставлю парней караулить тебя, чтобы не вышел раньше времени. И вот если выйдешь – тогда точно ребра тебе поломаем, - и он смачно сплюнул прямо себе под ноги.

Глеб ощутил, как на него накатила волна первобытного страха, а тело забилось в мелкой дрожи. Проклятый дом… самое страшное место в Асбесте, а, вероятно, и во всей области. Место, которое обходят стороной даже взрослые сильные мужчины… Про тот дом Глеб знал очень мало. Находился он на отшибе в нескольких метрах от карьеров и пустовал уже очень давно – не одно десятилетие. Это был двухэтажный деревянный дом со скошенной крышей и пустыми глазницами окон, уже у его подножия земля обретала свой привычный рыже-красный оттенок, в него же со временем окрашивалась и трава – особенно в периоды засухи, когда глина надолго оседала на зелени. Со всех сторон дом окружали сухие остовы деревьев, которые отчего-то годами торчали там, и местные власти даже не стремились их спилить и утилизировать. Про дом ходило много разных душераздирающих слухов – один зловещее другого, и из всех из них Глеб четко усвоил одно: в одиночку даже проходить мимо дома нельзя категорически. Он воплощал самый древний первобытный ужас, был эдаким мрачным сигналом опасности, словно всем своим видом заранее предупреждал о возможных последствиях приближения к нему. Поговаривали, что несколько лет назад бездомные попытались обрести там свой приют и таки обрели его. Навечно. Милиция даже не попыталась тогда вывезти тела. Что с ними случилось – не знал никто. Люди, живущие неподалеку от карьеров, разумеется, рассказывали о нечеловеческих воплях в ту самую ночь, когда бездомных видели в живых последний раз. Люди в возрасте крестились и отмахивались на все вопросы, те, кто помоложе, пересказывали стандартные байки о зверском убийстве и доме, построенном на крови невинных жертв, дети же ничтоже сумняшеся сразу заливали про ведьм, чертей и инопланетян. Правды не знал никто.