Он ошибся, они никуда не ушли. Только вот… девчонка с густой рыжей шевелюрой горделиво восседала прямо на их кухонном столе, раздвинув ноги в капроновых колготках, а перед ней, прижавшись к ней всем телом, стоял Вадим, и ладони его беспорядочно блуждали по бедрам и груди девицы, а губы яростно и ненасытно впились в ее вожделеющий рот. Глеб не мог поверить своим глазам. В фильмах ему еще не доводилось видеть столь откровенных и однозначных проявлений плотской любви. И теперь смотреть на старшего брата – слишком юного еще даже для бритвы – бесстыдно целующего неизвестную девицу, стало для Глеба не просто испытанием - открытием. Он мало что понял в происходящем, лишь заворожено следил, как его авторитетный Вадим елозит губами по губам девицы, загоняя язык ей в рот, а пальцы его смело оглаживают ее стан – от плеч по груди и вниз к бедрам. Так, словно эта девица – его собственность, и он имеет право делать с ней все, что заблагорассудится.

Та раздвигала ноги все шире, ладонь Вадима скользнула ей под юбку и приспустила колготки. В горле Глеба пересохло, он вжался в дверной косяк, не смея пошевелиться и тем самым выдать свое присутствие, а живот тем временем свело таким страшным спазмом, что хотелось заорать и свалиться на пол прямо там, но он словно окаменел, лишь хлопал ресницами, наблюдая за тем, как колготки девицы оказались на полу, а вслед за ними туда же полетели и ее белоснежные трусики. Лицо Вада покрылось пунцовыми пятнами, он дышал часто и прерывисто, пальцы его опустились к ширинке, которую он поспешно расстегнул и взял в ладонь… Глеб зажмурился, но не посмел отвернуться, а перед глазами пульсировала возбужденная плоть старшего брата. Девушка вскрикнула, и Глеб непроизвольно распахнул глаза и увидел, как на нее всем телом навалился его старший брат. Оба они были почти полностью одеты, их выдавали лишь характерные движения бедер Вада да похотливо раздвинутые ноги подруги, но детской фантазии и этого оказалось вполне достаточно. Он видел, как ладони Вадима легли на округлые холмики грудей и сжали их, видел, как губы его покрывали поцелуями порозовевшую шею девушки, а бедра продолжали вбиваться в ее раскрытое ему навстречу тело. Глеб слабо пока еще понимал суть происходящего, лишь подсознательно ощущал, что творится что-то неправильное, неприличное.

Дыхание перехватило, вцепившиеся в дверной косяк пальцы побелели, живот свело новым спазмом. И на этот раз Глеб не выдержал – сморщился, согнулся в три погибели и издал сдавленный едва слышный стон сквозь бессильно сжатые зубы. Вадим вздрогнул, повернул голову к двери и в ужасе замер.

- Глеб, т-т-ты ч-ч-чего? – заикаясь, пробормотал он, отстраняясь от девицы, но не выходя из нее.

- Я з-з-за к-к-колбас-с-сой, - точно так же заикаясь, вымолвил Глеб, на ватных ногах ковыляя к холодильнику.

Проходя мимо брата, он заметил, как задралась на его спине футболка, предательски обнажив узкую полоску кожи над брюками - гладкую розовую потную и, наверное, теплую… Глеб сглотнул образовавшийся комок в горле и потянулся к дверце холодильника.

- Мелкий, ты можешь пошевелиться, а? – грубо окрикнул Вадим. – Я так долго не продержусь.

- Д-д-да, с-с-сейч-ч-час, - бормотал Глеб, поспешно доставая последнюю остававшуюся палку краковской.

Руки его дрожали, он ненароком уронил ее и присел на корточки, чтобы поднять. Глаза сами помимо его воли скользнули к Вадиму. Глеб ахнул и замер. С этого ракурса - на корточках у холодильника, едва прикрытый распахнутой дверцей - Глеб видел наполовину вынутый из девицы твердый пульсирующий и набухший венами член брата, отчаянно ожидающий продолжения прерванных ласк. Глеб сжал в пальцах злополучную колбасу, казалось, забыв, зачем он здесь.

- Мелкий! – снова крикнул Вадим. – Чего ты там возишься?

Глеба тут же сдуло из кухни, и опомнился он только в комнате, когда понял, что не взял ни хлеба, ни даже нож, чтобы порезать цельную палку. Он отгрыз зубами пленку и взял колбасу в рот прямо так, намереваясь сразу откусить кусок побольше, но в тот же миг перед глазами его воспоминанием скользнул замерший над девушкой Вадим, его возбужденная плоть, и губы Глеба сомкнулись вокруг колбасы да так и замерли там.

На кухне девушка продолжала стонать и кричать, а стол бился о стену, заставляя слегка подрагивать книжный шкаф. Колбаса оказалась невкусной и даже, наверное, слегка подпорченной – мама всегда жарила ее, прежде чем подавать на стол. Но у Глеба просто не было других вариантов – второй раз на кухню он бы выйти просто не смог. И жевал, жевал противную скользкую колбасу, давясь кусочками жира, и смотрел на подрагивающий книжный шкаф, и слушал, как кричит за стенкой девица…

Сон накатил внезапно, и Глеб проснулся от чьих-то прикосновений: кто-то уложил его поудобнее, накрыл одеялом, подобрал с пола выскользнувшую из пальцев краковскую… Чьи-то влажные губы коснулись его теплого лба, и Глеб на секунду испугался, что вот сейчас они спустятся ниже и… все внутри него похолодело, он напрягся, но брат лишь потрепал его по спутанным вихрам и исчез за дверью.

Наутро девица, по-хозяйски расположившись на кухне, пила кофе и противно хихикала, не сводя взгляда с заспанного Вадима, пока тот хлопотал у плиты, жаря гренки на троих. Глеб на минуту выглянул из комнаты проверить, не ушла ли она, и сразу же скрылся за дверью. Прошло еще около получаса, прежде чем она вышла в прихожую и начала обуваться. Как только за ней захлопнулась входная дверь, Глеб тут же пулей выскочил в туалет, а затем на кухню - заваривать чай и хотя бы что-то еще перекусить.

- Чего терпел? – усмехнулся старший, намазывая на хлеб масло.

Глеб лишь дернул плечом и нахмурился.

- Вадик, - осенило вдруг Глеба, - вы ведь на этом самом столе… - он задохнулся и умолк.

- Не переживай, мелкий, я протер его, - хохотнул Вадим. – Надеюсь, это останется между нами и мама ничего не узнает? Что ты за это хочешь, мелкий?

- Ну, во-первых, прекрати называть меня мелким…

- Ладно, Глебсон, уговорил. А будет еще и во-вторых?

- Будет, - кивнул Глеб, наливая в кружку чай. – Но не сейчас. Потом. А пока я буду молчать.

- Да ты у меня не промах, - присвистнул Вадим, допивая чай и ставя кружку в раковину. – Посуду помоешь? Я к Сашке в гараж.

Глеб задумчиво кивнул, провожая брата взглядом, и, допив чай, вернулся на привычный пост у окна, где его уже ждал томик Гофмана.

*

Вадим потер пальцами лоб и свернул браузер. Кажется, он тогда и вправду обнаружил на окне их комнаты «Крошку Цахеса», раскрытую переплетом вверх. А на стекле обнаружились жирные следы – словно отпечатки лба и ладоней. Он тогда по указке матери долго их оттирал… И «во-вторых»… «во-вторых» тогда тоже было! Правда, немного позднее, но… Вадим хлопнул себя ладонью по лбу! Черт побери, откуда малолетняя авторша очередного фанфика знает все эти подробности? И про тайгу, и про Гофмана, про живот Глеба, которого через несколько дней после памятного эпизода увезли на скорой с колитом. Про грязный юношеский секс прямо на кухонном столе и обезумевший от ужаса взгляд мелкого, сжимавшего ту проклятую палку колбасы так, словно это была и не колбаса вовсе…

Не сходи с ума, Вадим, знать этого не мог никто, кроме них двоих. А эпизод этот слишком уж обычен, будничен. Такое могло случиться с кем угодно, нет в этом ничего примечательного, прекрати параноить. И Вадим отключил телефон и зарылся лицом в подушку.

========== 2. ==========

Он протер глаза, продолжая смотреть на экран телефона, на котором двигался и говорил Вадим – лежал, прятал лицо в подушку, что-то обсуждал с женой, а затем точно так же напряженно тыкал пальцем в телефон, что-то читая. Что именно – было не разобрать. Он сохранил ссылку, перекинул ее себе на почту и зашел по ней уже с компьютера, пальцы его дрожали так, что он едва мог удержать в них мышку. Он увеличил открывшееся видео насколько это было возможно, но рассмотреть текст на экране телефона Вадима по-прежнему не представлялось реальным. Он зло шарахнул кулаком по клавиатуре и отключил монитор. На часах было уже около двух ночи.