- Они все под завязку!

- Простите, чуваки, тут каждый сам за себя, - парень пожал плечами и вернулся к себе в комнату.

Они еще долго орали и колотились, пока, наконец, все не стихло. Наблюдатель опустился возле двери на корточки и сжал пальцами виски. Если он прямо сейчас пойдет назад в старый бункер, высока вероятность того, что его выследят и потребуют провести туда. И вот тогда… Женя его точно не пожалеет, Жене он никто. Или все-таки рискнуть?

Он достал планшет, открыл видео и досмотрел его до того момента, как Снейк предложил Вадиму поработать над новым альбомом Матрицы втайне от Глеба.

- А как бы ты поступил на моем месте? - пробормотал наблюдатель, откидываясь к стене. - Я облажался, не послушал Женю и вот теперь угодил в какую-то западню. Останусь здесь - есть какой-то шанс протянуть несколько дней, но на большее припасов не хватит. Пойду туда - еще вопрос, дойду ли, там погода меняется с каждой минутой. А если дойду, не увяжется ли за мной какая-нибудь банда вроде той, что колотились сюда. И вот тогда Женя пристрелит всех нас: на двоих-то им тех продуктов года на 3-4 хватит, особенно если экономить…

Он бормотал это себе под нос, всматриваясь в лицо старшего Самойлова.

- Это безумие, Вадим. Просто безумие. Но ты ведь согласишься, так? И у меня другого выхода, вероятно, нет. Надо идти.

Он полез в настройки телефона, и тут же тишину бункера прорезала мелодия, удивившая и самого наблюдателя: «Отчего немеют зубы, как дрожат от страсти губы…»

В коридор тут же высунулась чья-то голова, а наблюдатель поднес дрожащими руками телефон к уху и пробормотал, стараясь сделать это как можно громче:

- Да. Ты где? – и через паузу, - Хорошо, я иду. Нет, сюда нельзя, здесь уже нет мест. Я иду. Жди.

- С ума сошел? – тут же послышался голос парня, впустившего его. – Назад собрался? Куда ты пойдешь? Там с каждой минутой жара прибывает, скоро без респиратора находиться будет невозможно, пылью все занесет. Ветер и так с ног сбивает

- У меня там жена, - придумывал на ходу наблюдатель. – Мы с ней разминулись, я никак не мог до нее дозвониться. Решил уже, что она нашла укрытие, а она домой заявилась.

- А дом ваш где?

- На Курской. Я пойду к ней. Там где-нибудь бункеры есть?

- Да заняты все уже наверняка Ты сбрендил, чувак!

- Я не могу ее бросить. Позволь я заберу свой рюкзак? Он мне еще пригодится, - и он, бледнея и спотыкаясь, прошел в комнату, подобрал рюкзак и отправился отпирать дверь.

- Воды хоть побольше возьми! – в отчаянии развел руками парень. – Очки нацепи, тряпку какую-нибудь мокрую на лицо накинь!

- Спасибо, что впустили. Я этого никогда не забуду, - и выскользнул наружу.

*

Внутри Вадима все кипело и бушевало: каков наглец! На что он рассчитывал, донимая его своими странными предложениями? Что он согласится вот так вот взять и подсобить братцу? Что если уж он сам добровольно ушел со сцены, то может теперь попахать на младшего? Размечтались! Вадим хрустнул пальцами, прошагал на кухню и достал с полки давно ожидавший своего часа виски. Налил сразу целый стакан и опорожнил буквально в три глотка. Шумно выдохнул, вытер губы рукавом и запрокинул голову. Алкоголь затуманил голодный разум практически сразу. Вспомнился «Приют», брошенный буквально на полуслове, и Вадим поплелся обратно в кабинет, глупо улыбаясь и на ходу стаскивая с себя штаны. В дверном проеме стояла Юля и обеспокоено наблюдала за странным поведением мужа:

- Ты чего?

- Выпил немного, - он обнял ее за талию, притянул к себе и дохнул алкогольными парами прямо ей в лицо.

Она поморщилась и отвернулась.

- Сделай мне чаю, пожалуйста, а? С мятой и лимоном.

Юля вздохнула и ушла на кухню, а Вадим бросил штаны на кресло, туда же отправил футболку, снова нырнул под одеяло и взял со стола планшет. Остановился он на моменте, когда Вадим – собственно, он сам – заметил пришедших к дому людей. Сюжет захватил его, и когда вдруг этот самый сюжет замер, уступив место робким поцелуям Глеба и совсем небратским ласкам, Вадим, конечно, вполне ожидавший чего-то похожего, все же остановился, прикрыл глаза, пытаясь унять сердцебиение, и скользнул рукой под белье. Член его напрягся поразительно быстро, едва он успел прочесть о неловком полудетском минете Глеба. Боже, ребенку всего лишь 15 лет! Он вспомнил реального Глеба в этом возрасте - маленького, угловатого, ершистого и острого на язык. Его Глеб не стал бы делать ничего подобного, скорее высмеял бы старшего в стихах, которые начал писать уже тогда. А сам Вадим - тот давешний 21-летний Вадим проделал бы что-то похожее с младшим? Он слабо застонал, медленно водя ладонью вдоль отвердевшей плоти. Что, черт побери, происходит? Почему он думает о своем маленьком мальчике в таком ключе, он, пожилой уже по сути мужик?! Да и мальчик тот давно уже не мальчик… Ладонь ускорялась, ресницы дрожали, а перед глазами плясал и расплывался образ юного Глеба - мрачного, нелюдимого, колкого, которого так хотелось сжать в объятиях и никогда никуда больше не отпускать даже против его воли… Один толчок, второй, третий… Вадим срывается в бездну и заливает спермой ладонь и в этот самый момент слышит робкий кашель жены:

- Чай готов.

Когда он открывает глаза, то видит только темную кружку с дымящимся чаем и блюдце с лимоном и мелко порезанным имбирем. В воздухе приятно пахнет мятой.

- Ты педофил, Вадим, – тихо, но твердо произносит он и тянется к кружке.

Это был самый странный, но и самый яркий оргазм в его жизни.

Чай приятно разливается внутри, согревая горло и желудок, голова туманится еще сильнее: виски в крови только еще набирает обороты. И в этот самый момент в комнату вновь заглядывает Юля:

- У тебя телефон что ли отключен?

- Да, а что? – удивляется Вадим.

- Хакимов до тебя дозвониться не может. У него что-то срочное. Глеб опять влип куда-то? – и она протягивает ему телефон.

Вадим отчаянно мотает головой: ему так не хочется рушить эту хрупкую атмосферу спокойствия и умиротворения, так чудесно воссозданную «Приютом», стаканом виски и горячим чаем, но Хакимов уже что-то лопочет из трубки, Вадим морщится и подносит телефон к уху:

- В прошлый раз я погорячился. Два ляма, не меньше.

- Может, ты приедешь, и мы все обсудим? Или давай приеду я?

- Что ты такого можешь предложить мне при личной встрече, чего не можешь сообщить по телефону? Минет? Так и его можно сделать виртуально. Давай начинай: я медленно снимаю с тебя штаны и запускаю пальцы в белье. Давай же, Карабасик, я почти возбужден!

- Если ты так настаиваешь, шеф, я сделаю все, о чем ты попросишь. Но альбом должен писать ты и никто другой.

- Два ляма баксов.

- В прошлый раз был лям. Про него я уже договорился.

- Продал Глебову почку?

- Почти. Сдал его в рабство.

- Чтооо?!

- На месяц. Одной олигархессе-страпонессе. Думаю, он в пьяном угаре даже не вспомнит, чем в этот месяц занимался.

- Если вдруг это не шутка, то в следующий месяц ты пойдешь в рабство ко мне. Вместе со Стасей, Аркадиным и Чачей. Но гарем пополнит только Стася, даже не мечтай. Вы будете исполнять роль евнухов. В самом что ни на есть буквальном смысле. Я доступно изъясняюсь? – и Вадим едва не заржал в трубку.

- В общем, о цене договоримся. Приезжай – послушаешь материал, подберешь музыкантов.

- Что? Ты и музыкантов мне на откуп даешь?

- Хочу, чтобы этот придурок выстрелил уже, наконец. Конкуренция в виде тебя устранена, пить он бросил, суды закончились, громкие интервью про подлого черножопого брата – тоже. Самое время выпустить альбом века.

- Где ты денег возьмешь на тех музыкантов, которых я выберу?

- Ну, я надеюсь, на гитаре ты все же сыграешь сам, а не Пейджа позовешь. На барабаны и Баранюк сгодится, обойдемся без Дэйва Грола. На басуху тоже Фли звать не станем, по сусекам поскребем. Как насчет Радченко? Костины клавиши тебя устроят или предпочтешь Нестеровича? Даю тебе полную свободу действий.