Каждый следующий поцелуй становился все смелее, Глеб прихватывал губами кожу, осторожно всасывая ее, и по громким стонам старшего понимал, что движется в верном направлении. На несколько секунд Глеб отстранился, с интересом рассматривая головку, а затем коснулся ее одним кончиком языка, проникая им в щелочку, из которой сочилась белесая смазка. Вадим вздрогнул и вскрикнул от неожиданности, и Глеб улыбнулся, продолжая двигать языком в щелочке, а пальцы его легли на напряженную плоть и принялись осторожно двигаться вдоль нее. И тут Вадим не выдержал, бедра его дернулись, совершая возвратно-поступательные движения, и Глеб ощутил, как член брата вонзился ему в глотку. Несколько рваных толчков, и Вадим отстранился, оттолкнул младшего и кончил себе в ладонь. Он подошел к раковине, смыл с руки сперму, застегнул штаны и помог Глебу подняться.

- Этого не должно больше повториться, - хрипло произнес он, не глядя брату в глаза.

- Не должно, - покорно закивал Глеб, соглашаясь, - вот только… - и взгляд его упал на собственную уже вполне ощутимую эрекцию.

- Подрочи сам! – в отчаянии крикнул старший, но, столкнувшись с испуганным и вожделеющим взглядом распахнутых серых глаз, застонал и потащил его за собой в спальню.

Там швырнул на кровать, стащил с него джинсы с бельем, задрал футболку и накрыл ртом совсем еще пока небольшой член младшего. Глебу показалось, будто в голове его взорвалась целая галактика – ничего подобного он никогда еще в жизни не испытывал. Тело его обрушилось вниз по Ниагарскому водопаду, мозг плыл по облакам… так вот как ощущается счастье… так вот почему взрослые так стремятся заняться этим вновь и вновь… Он не различал отдельных действий и ощущений в тот момент, не понимал, что конкретно делал Вадим и как именно он добился того, что Глеб стал частью большого взрыва и растекался по всей вселенной, лишь когда все закончилось, ощущения слегка притупились, и тело брата на мгновение накрыло его собственное, чтобы в последний раз поцеловать лежавшего без движения младшего, Глеб понял, что он никогда больше не сможет прожить без Вадима, без его губ и рук. Задворками сознания он улавливал, как брат застегнул его джинсы, поправил футболку и приподнял за плечи, сажая, как губы Вадима коснулись его уха:

- Пойдем все же попробуем позвать маму.

И Глеб поплелся за старшим, не сопротивляясь. Они вернулись на первый этаж, вновь подошли к окну у двери: народ так и не разошелся, напротив, людей даже стало больше. Они напряженно жестикулировали, что-то обсуждая, кажется, открывали дверь… Открывали? Мальчики протерли глаза, но картинка не изменилась: они видели в окно, как дверь дома распахнулась и оттуда вышло несколько человек.

- Нет тут никого! – крикнул участковый, поправляя фуражку. – Да и чего бы им тут делать. Это ж развалины. Окон нет, холод страшный. Думаю, если они где и прячутся, то точно не здесь.

Окон нет? Выходит, они не видят всего того, что видят братья – ни этой шикарной обстановки, ни стекол, ни массивной двери? Куда же они все-таки попали?!

- Вадик, - пробормотал Глеб, дергая брата за рукав. – Где мы?

Вадим помотал головой, схватил младшего за руку и потащил его на кухню.

- Значит так, - возбужденно заговорил он. – Мы еще будем пытаться отсюда выбраться, но лично мне уже кажется, что это произойдет только тогда, когда дом решит нас отпустить.

- Дом? Вадик, ты думаешь, это дом держит нас в западне?

- Ну разумеется. Не просто же так про него все эти зловещие слухи ходили. Вот мы теперь на собственной шкуре ощутили, что происходит с теми, кто здесь оказывается.

- Но, Вадик… те бомжи, что сюда забрались… они ведь погибли!

- Может, и мы погибнем! Может, мы уже погибли! – не стал утешать брата Вадим. – Да и какой смысл в утешениях, Глеб и сам все видел и понимал, и старший не хотел унижать его излишними сюсюканиями. – Но если мы пока еще живы, мы будем пытаться выбраться.

- Вадик… - тихо произнес Глеб. – Мы не выберемся. Еще никто не выбрался.

- Возможно, так и есть, - спокойно согласился старший.

- А если мы погибли, то мы в раю… - почти прошептал Глеб, опуская голову и пряча улыбку.

- Скорее в аду, - простонал Вадим.

- И никто не узнает, что ты меня… все это останется между нами.

Вадим поперхнулся и закашлялся.

- Не отталкивай меня, Вадик… можешь оттолкнуть, если выберемся, но пока мы еще здесь, - Глеб подошел и запустил ладони в темную шевелюру старшего.

И Вадим сдался, прижал к себе худенькое тельце и положил голову ему на плечо.

- Давай обедать? – тихо предложил он.

- Нам надолго хватит продуктов? – задал вдруг Глеб самый актуальный сейчас для братьев вопрос. – Те бомжи они ведь от голода умерли, да?

- Я не знаю, от чего именно они умерли, но они явно прожили в доме совсем недолго. Нам же этой еды хватит… дай-ка подумать… Вадим окинул полки кладовки придирчивым взглядом, прищурился: если экономить, особенно на продукты не налегать…

Взгляд его остановился на коробке со сникерсами.

- Глеб, ты сколько сникерсов съел за последние сутки? – насторожился Вадим.

- Штук пять, - смутился младший и покраснел.

- А когда первый раз взял, эта коробка была полная?

Глеб кивнул.

- А теперь иди сюда и посмотри.

Глеб сделал два шага вперед, наклонился и вытянул шею, следуя за рукой брата. Верхняя коробка, та самая, которую Глеб накануне ополовинил, снова стояла там, полная шоколадных батончиков, словно никто их оттуда и не брал.

- Это точно та самая? Ты следующую не вскрывал?

Глеб помотал головой.

- Тогда давай возьмем сейчас еще, а к вечеру проверим.

Но им не понадобилось ждать до вечера. Пока они варили пельмени, любопытство Глеба пересилило, и он снова подошел к коробке со сникерсами. И обомлел: она вновь стояла полная. Глеба ударила внезапная догадка. Он подбежал к холодильнику, распахнул его и тут же позвал брата: на полке все так же красовались пять упаковок пельменей. Те же пять, что были и вчера, хотя братья успели прикончить одну из них и вот теперь варили вторую.

- Ничего не понимаю, - пробормотал Вадим, потирая лоб.

- Зато мы, по крайней мере, точно не умрем от голода, - радостно заключил Глеб, садясь за стол и вылавливая из кастрюли порядком разварившиеся пельмени.

========== 7. ==========

Перед глазами мелькали туманные образы, но наблюдателю не удавалось ухватить, удержать их, чтобы разглядеть и попытаться понять, кто он, кем был в прошлой жизни. Вот он входит в квартиру, кидает на тумбочку ключи, включает телевизор, чтобы услышать новости про комету… О чем он думал в тот момент? Ведь еще тогда он кем-то ощущал себя? Но память играет с ним злую шутку, не цепляясь ни за что знакомое, словно жизнь его началась с входа в квартиру. Словно до этого его попросту не существовало. Даже сосед, казалось, всплыл в его мозгу только после того, как сам же и позвонил ему в дверь. Лишь пресловутый ярко-зеленый сгруженный в кучу ковер мелькает где-то на задворках памяти, не означая ничего конкретного, но в то же время означая ровным счетом все на свете.

Ладно, наверное, стоило последовать совету Жени и не пытаться насиловать собственное сознание: с падением кометы все решится само собой, и он вспомнит, кем он был и что за ковер не дает ему покоя. Он достал планшет и возобновил просмотр видео, приостановил его на удачном ракурсе Вадима, сидевшего в кафе в ожидании Эллочки, и отправился в ванную к зеркалу. Какое-то неуловимое сходство наблюдалось – бритые виски, но волосы, впрочем, все же короче, чем у него. Когда он брил их и зачем? Волосы… кажется, у Вадима они потемнее. Но насколько наблюдателю в принципе припоминался Глеб, у того волосы были значительно светлее его - как он и заметил ранее, ни то, ни се. Глаза… у Вадима чисто карие, у Глеба - опять же исключительно по памяти – почти бесцветные, какие-то прозрачно-серые, а у него – явно выраженный зеленый цвет. Ну в чертах лицах есть что-то неуловимо похожее. Может, он какой-нибудь третий потерянный брат? Или двоюродный? Почему же тогда в памяти то и дело вспыхивают кадры со сцены? И почему он вообще помнит про этих двух братьев, но ничего не помнит о своей собственной жизни до кометы? Не потому ли, что жизнь кого-то из этих двоих и есть его собственная?