- Стой! Остановись, Родж! – схватил его за плечи, опустив голову, и помотал ей. – Я не понимаю, что происходит. Это не мы…
- Бри, - выдохнул Родж. – Я люблю тебя.
Тот продолжал мотать головой, судорожно вцепившись в плечи блондина.
- Ты можешь сколько угодно этому сопротивляться, но я больше не хочу, хватит. И так всю жизнь в игры проиграли, сколько можно?! Нам дали второй шанс, так почему бы им не воспользоваться?
- Анита… она…
- К черту Аниту! К черту Сарину! Мы знали друг друга задолго до того, как они в принципе узнали о нашем с тобой существовании. Они влюбились в известных всему миру рок-звезд, а я влюбился в простого вихрастого парня, нищего и занудного…
- Родж… - пальцы Бри вновь легли ему на затылок.
- Почему ты постоянно бегал от меня всю нашу жизнь?
- Потому что ты самый вредный сукин сын из всех, кого я знаю, - улыбнулся Мэй, восстанавливая дыхание. – Мне проще было перебороть себя, чем потом умирать от ревности.
- Переборол? – хитро усмехнулся Родж, слегка приподнимаясь и стягивая с себя брюки.
Бри тяжело сглотнул, наблюдая за этой картиной, глухо простонал:
- О боже… - и пальцы его снова легли на бедра Роджа.
========== 28. ==========
ГЛАВА 28
Крестили Лауру всем миром ровно через месяц после ее рождения. Пожелали присутствовать все, даже Фредди пришел, хотя до этого обходил мои семейные праздники стороной по вполне понятным причинам. В церкви я расчувствовался: все-таки дочка для отца – явление принципиально иное, нежели сын, хоть и принято всегда ждать наследника фамилии, поместья, долгов и бог весть чего еще. Но когда на свет появляется дочка, все прежде исключительно потребительское отношение к женщине моментально выветривается у мужчины из головы. Эгоистичные требования к матери и жене трансформируются в гиперопеку по отношению к дочери, рождаемую четким осознанием того, как ее будут воспринимать все прочие мужчины – как объект для удовлетворения собственных прихотей и только.
С рождением Лауры я и сам будто родился заново. Всегда прежде мне казалось, что я способен на любовь, но только теперь выяснилось: я и понятия не имел, что это за чувство, пока не взял на руки этот крохотный комочек розовой девичьей плоти.
Во время крещения я не отходил от малышки ни на шаг, и когда после церемонии все гости разом отправились к нам домой, я и тогда не отдавал ее Веронике, отговариваясь тем, что ей надо хлопотать по хозяйству, хотя и сам предварительно нанял обслугу, чтобы жена смогла хоть с третьим ребенком начать полноценно отдыхать.
Стол накрыли богатый – мы не пожалели ни денег, ни сил, тем более, что крестины первых двух сыновей прошли сумбурно, скомкано, и лишь с третьим ребенком мы решили устроить настоящее празднество.
Поначалу Вероника все отлучалась к малышке, но у той оказались крепкие нервы и здоровый сон, и потом ей уже даже не мешал наш веселый гомон, она мирно сопела в своей кроватке на втором этаже. Пить жене было нельзя, и я все подливал ей сок, обнимал за плечо, целовал в бледный висок. Это были третьи ее роды, она пока еще держалась молодцом, но от нее уже веяло легкой усталостью, желанием вернуть былую свободу и независимость. Мне так хотелось облегчить ее участь – она ведь постоянно находилась дома одна без меня, пока я активно мотался по многочисленным турам и в целом получал от жизни полноценное удовольствие. Она растила наших детей и никогда ни словом не попрекала меня, при этом умудряясь сохранять первозданную привлекательность даже в заношенном халате и с растрепанными волосами. Я тыкался носом ей в плечо в знак безграничной благодарности за ее терпение и любовь. Ведь она наверняка догадывалась о том, что я веду двойную жизнь. Конечно же, знать о том, с кем еще я провожу время, она не могла, но всегда, когда я возвращался с очередных посиделок у Фредди, она встречала меня таким понимающим взглядом, в котором отчего-то при этом не было ни капли укора. Словно бы она осознавала, как трудно требовать верности от рок-звезды. И в этот самый момент из дальнего угла раздался чей-то хриплый крик:
- Горько!
Я повернул голову и увидел Фредди, размахивающего рукой и подносящего к губам уже порядком початую бутылку виски. Вероника первая потянулась за поцелуем, пока я еще, словно завороженный, наблюдал за тем, как Фредди опрокидывает в себя содержимое бутылки. Губы жены двигались плавно, и я вдруг поймал себя на мысли, что ничего не ощущаю при поцелуе с ней. Мы целовались постоянно, каждый божий день, и я, стыдно признаться, привык к этому ощущению. Оно перестало обладать для меня прелестью новизны, перестало дарить эмоции. Словно бы я просто чесал зудевшее место - почесал и забыл, переключившись на более важные дела. В то время, как губы Фредди раз за разом, год за годом неизменно продолжали ввергать меня в пучину безумия, выжигая мне сердце, иссушая разум, лишая воли, вычерпывая из меня остатки простой мужской любви к Веронике, оставляя на донышке лишь привычку и нежность.
В этот раз нас тоже хватило ненадолго. Кажется, гости даже до 50 не успели досчитать, как мы оторвались друг от друга и вернулись к салатам. Я бросил мимолетный взгляд в дальний угол и в ту же секунду провалился в карий огонь, полыхавшей страстью, злостью, ненавистью, безумной ревностью и отчаянным бессилием. Виски бултыхался на самом дне, перелившись в эти глаза и наполнив их гневом и сумасшедшим желанием. Встретившись с этим взглядом, я готов был тут же сорваться с места и побежать за ним куда угодно, но Фредди будто бы сам запрещал мне это, и я продолжал неподвижно сидеть на стуле, ничего не замечая вокруг, кроме этих переполненных самыми разноречивыми эмоциями глаз.
А потом он просто встал и вышел. И остаток вечера я нелепо бросал взгляды в сторону двери в глупой надежде, что он вот-вот вернется, и я смогу хотя бы переглядываться с ним.
В очередной тур мы отправились уже через два дня и после первого же концерта Фредди по своему обыкновению потащил нас в бар. Я пошел в какой-то глупой надежде вновь оказаться прижатым грудью к стенке туалета. Вот только Фред исчез за его дверью с совсем другим парнем. Он заприметил его сразу, едва только мы вошли: я не сводил с нашего неугомонного вокалиста глаз, а потому и не упустил этого момента. У барной стойки он заказал два двойных виски и тут же порулил к своему новому знакомому. Они долго хихикали и обжимались, а я все ждал, когда же Фредди повернется и сверкнет глазами в мою сторону, но все его внимание было сосредоточено на этом парне, которого я в темноте и рассмотреть-то толком не мог. Слышал лишь, как Фред ласково зовет его Стивом. Еще несколько бокалов, несколько смешков, и оба скрылись за дверью туалета. Я сжал кулаки и развернулся назад к бармену, прося новую порцию двойного виски.
Из туалета Фредди со Стивом вышли спустя около получаса – сияющие, словно начищенные содой шестипенсовики – и снова вернулись на свое место в темном углу бара. Я больше не находил в себе сил терпеть происходящее, поэтому отбросил в сторону стул и направился к ним, готовясь закатить Фреду грандиозный скандал. Я подошел к столику, наклонился и стукнул ладонью по гладкой поверхности.
- Ну и что здесь происходит? – язвительно спросил я, глядя Фредди прямо в глаза.
- А что такое? – невинно захлопал глазами он. – Вот нашел себе нового интересного кавалера. Ты что-то имеешь против?
По моим скулам катались желваки, но ответить ему мне было нечего. Да, я много чего имел против, но ни одну из причин озвучить не мог, лишь в бессилии барабанил пальцами по столу да скрипел зубами, ожидая, вероятно, что Фредди предложит мне выйти на воздух, там закатит мне скандал, а затем, как обычно, заткнет рот поцелуем. Но тот лишь мило улыбался, а ладонь его продолжала покоиться на колене Стива. Я со злости шарахнул кулаком по столу и вышел, громко хлопнув дверью. Постоял немного на пороге, тщетно надеясь, что вот-вот Фредди догонит меня, но ни через 10, ни даже через 30 минут за мной никто не последовал, и мне пришлось вызывать такси и ехать в гостиницу.