Все скважины в Чечне сегодня кому-то принадлежат, хотя на бумаге принадлежат государству. И в зависимости от своего реального хозяина скважины в Чечне бывают двух типов: горящие и нормальные. И это всегда кому-нибудь нужно: когда одни из них вдруг неожиданно возгораются, другие тухнут, а третьи всегда стабильны.

Если со скважиной ничего не происходит, значит, ее собственник – уважаемый богатый человек, содержащий свою «гвардию», и эта собственность никем не оспаривается. Вокруг остальных, не до конца определившихся с хозяевами, идет ежедневная непримиримая борьба с применением огнестрельного оружия.

Если ехать из Гудермеса на восток, в сторону Курча-лоевского района – малой родины нынешнего главы администрации Чечни Ахмат-Хаджи Кадырова, то ты сразу понимаешь, где же, действительно, столица местного нелегального нефтяного рынка. Если в Чечне в принципе нет такой дороги, где нельзя было бы купить самопального бензина, то нефтяные ряды в Курчалоевском районе – просто у каждого дома и на каждом повороте. Бензовозы – у подавляющего большинства дворов.

Я еду по пустынной бетонке курсом на бушующий факел. Это так называемая скважина № 7 (официальное наименование) – на окраине селения Цоцан-Юрт. Она круглосуточно изливается в атмосферу злобным желто-оранжевым пламенем. Чем ближе к «семерке», тем больше торговцев нефтепродуктами вдоль дороги. И в самом Курчалое, райцентре. И в предгорном селении Новая Жизнь. Везде очевидно – рынок завален готовой продукцией, и предложение во много раз превышает спрос.

Наконец все ближе тяжкий гул, сравнимый по надрыву лишь с ревом реактивного двигателя. Любому здравомыслящему человеку очевидно, что рядом с этой стихией жить никак нельзя. Однако в окружающих домах – люди и дети. Это бедные семьи. Им некуда ехать, им даже некуда переселиться хотя бы на время.

Горящие скважины – вотчина тех бандгруппировок, которые не могут контролировать всю скважину целиком. И именно когда становится очевидной не слишком большая сила хозяина (как правило, недостаток бойцов охраны) – он же сам скважину и поджигает (естественно, не собственноручно), чтобы на нее более никто не зарился. Аргументы, что рядом живут люди, что это подрывает их здоровье, что в сотне метров от пламени растут дети – никого тут не волнуют.

Обычно скважины взрывают федералы. Военным платит хозяин. Это удобно еще и потому, что сами себя они ловить не будут. Сельчане, живущие рядом с горящими нефтяными факелами, видят, как это происходит: федералы трудятся по заказу чеченского криминала, который пришли сюда искоренять. После того как дело сделано – группировка, по чьему заказу взорвали скважину и заставили ее круглосуточно полыхать, присасывается где-то в сотне метров от факела и устраивает там новое собственное «поле чудес», аналогичное аргунскому. Ну а коли появляются официальные вроде бы пожарники и начинают тушить скважину, для местных жителей это тоже знак: значит, объявился новый собственник – новый бандит, и он или переборол, или перекупил тех, кто присосался сбоку на поле, и даже сумел заказать тушение. Что, по местным ценам, гораздо дороже, чем взорвать.

Статистика такова: если в октябре-ноябре 1999 года – во время тяжелых боев – в Чечне горело всего три скважины, то потом, когда фронт ушел в горы и пришло время делить собственность, их стало уже одиннадцать. Еще позже – восемнадцать. Летом 2000 года число дошло до тридцати четырех. Потом несколько снизилось и установилось на стабильной отметке в 22-25, что свидетельствует об устойчивости притершегося нелегального рынка. Ежесуточно эти горящие скважины выкидывают в атмосферу до 6 тысяч тонн нефти на сумму около миллиона долларов. Отсюда можно себе представить, сколько же десятков, а может, сотен миллионов оседает в криминальных кошельках, если этого одного миллиона не жалко – почти так же, как нам одного рубля. О сверхприбылях чеченского нелегального нефтяного рынка говорит и то, что вокруг всех скважин и «самоваров» (мини-заводов, кустарно перерабатывающих сырую нефть) – поля сожженного мазута. После отделения бензина в емкостях, как известно, остается мазут, одна тонна которого стоит три тысячи рублей. Но мазут в Чечне вообще никого не интересует. Его или безжалостно льют в землю (безжалостно – для земли), или сжигают – тоже не мелочатся. Естественно, воры не думают об экологическом ущербе – это не их стиль.

…Дорога от «семерки» – вся в мини-заводах, этих больших самогонных аппаратах, состоящих из двух цистерн, горелки под одной из них и нескольких трубок.

Периодически военные устраивают набеги на эти нефте-самогонные устройства, скособочившиеся у сельских домов. Они их взрывают, простреливают, курочат. Если хозяин дает деньги – уезжают. Размер «выкупа» – 5-10 тысяч рублей.

А наверх, в Москву, в Генштаб тем временем идут красивые рапорты о проведении очередной операции по борьбе с нелегальным нефтяным бизнесом в Чечне – там сообщается об уничтожении энного количества мини-заводов. Генералы хлопают в ладоши. Министры-силовики отчитываются перед общественностью об очередном успехе в борьбе с «международным терроризмом».

А в реальности? Даже уничтожая «самовары», федералы не трогают источника бандитского разгула – скважины. Они борются со следствием, настырно оставляя причину. Быть может, потому, что они заинтересованы в ней? И кое-кто имеет свою долю?

Если бы военные получили категорический приказ выставить блокпосты вокруг каждой скважины и допускать к ним только сотрудников той же «Грознефти» – поверьте, так оно и было бы. О нефтяной спецзаинтересованности людей в погонах говорит и тот факт, что в селах рядом со скважинами никогда не было боев. Тут нет разрушений. Эти населенные пункты хранят в неприкосновенности обе воюющие стороны: и боевики, и федералы. А последние приходят сюда с «зачистками», когда начинаются массовые народные возмущения в связи с варварством криминальных нефтяных группировок.

Например, лидером антикриминального движения в Цоцан-Юрте одно время считался Али Абуев, бывший глава администрации. Так вот, во время последней «зачистки» именно его и забрали. Аресту предшествовало то, что под руководством Али мужчины села замуровали проклятую «семерку» распиленной надвое цистерной – так называемой «шляпкой» (термин нелегальных мини-заводов). Али – не ваххабит, не боевик, не пророссий-ский, не прокадыровский. Али был сам по себе – защитник прав своего села на человеческую жизнь. Мужественный порядочный человек.

Но послушайте федералов. Они вам расскажут, что Али был само исчадие ваххабитского ада, «друг Хаттаба», враг Москвы. И поэтому сидеть ему столько, сколько будет длиться война в Чечне. Когда просишь доказательств, отвечают: «У нас – спецсообщения агентов». То бишь доносы подлецов, желавших свести усилия Абуева на нет.

Али арестовали, скважина вспыхнула, появились врезы в Трубу, земля вокруг нее оказалась изрыта котлованами-отстойниками, материализовались «самовары». Жизнь в Цоцан-Юрте опять вошла в бандитскую колею.

Последнее звено нелегального чеченского ТЭКа – биржа. На выезде из Цоцан-Юрта, как и в довоенные, масхадовские, времена, работает знаменитая нефтяная биржа у кафе с названием «Ислам». Здесь – перевалочная база. Сюда свозят нефть и нефтепродукты и сбывают оптовикам. Прямо на виду у блокпоста, который в ста метрах от этой биржи.

Ее существование, конечно же, признак развития рыночной цивилизации. Однако в нынешнем чеченском варианте это скорее симптом структурирования нелегального базара и в какой-то степени привет из мирной жизни. «Человек-оркестр» – тот, кто нефть качал, перерабатывал и продавал – остался в прошлом. Сегодня в Чечне одни люди следят за врезами в Трубу, отстаивают нефть и следят, пока ее можно будет отсосать из «амбара». Другие везут к месту продажи – на биржу. Третьи забирают оттуда на переработку. Четвертые заняты исключительно перегонкой. И наконец, есть сбытчики-оптовики конечного продукта. Одни из них предпочитают биржу под бдительной охраной близлежащего блокпоста, другие развозят товар по мелким торговцам – что считается доходным, но опасным делом, поскольку в каждом селе свои нефтяные «смотрящие»-рэкетиры, причем не от одной «фирмы» (банды). А значит, надо платить сразу нескольким.