Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Слава Богу, на этот раз пронесло.

Странный чеченский ислам

Невостребованные муллы

Когда долго бродишь по Чечне времен нынешней войны и слушаешь рассказы людей о том, что им пришлось испытать, с удивлением замечаешь: в этих скорбных историях почти нет места муллам. Лишь изредка у кого-нибудь промелькнет фраза типа: «Пошел в мечеть – мулла помог собрать деньги на выкуп…» (имеется в виду выкуп за похищенного федералами родственника). Или, как было всего однажды на моей памяти за три военных года, когда в феврале 2002-го священнослужители отдаленного горного Шатойского района написали кричащее от боли и возмущения коллективное письмо в Грозный, в адрес бывшего шатойского муллы, ныне очинов-ничившегося муфтия Чечни, получившего соседний с промосковским главой республики Ахмат-Хаджи Кадыровым (тоже бывшим муфтием) кабинет и поэтому быстро забывшего, как выяснилось, о страданиях народа… Письмо было о чрезвычайных обстоятельствах – убийстве и последующем сожжении шести шатойцев-сель-чан, среди которых были беременная женщина и всеми уважаемый старик – директор сельской школы (январь 2002 г.), совершенных десятью бойцами элитного подразделения Генерального штаба РФ, – и такой же чрезвычайно равнодушной реакции муфтията на эти трагические события… Муллы писали, что им стыдно за это равнодушие…

И совсем другой эпизод. Крошечное чистое селение Исти-Су (неподалеку от Гудермеса), куда многие люди, когда, конечно, позволяет военная ситуация, ходят к местному мулле, очень старенькому, но, говорят, очень мудрому человеку. За советом и просто поговорить. И мое личное удивление, почти шок, когда при ближайшем рассмотрении этот популярный чеченский мулла оказался немцем. Точнее, бывшим немецким военнопленным, участвовавшим во Второй мировой войне на стороне фашистов, а потом, попав в плен, оказавшимся на принудительных работах по восстановлению Грозного, женившимся на чеченке, принявшим ислам, вырастившим детей – полунемцев-получеченцев, которые с горбачевской перестройкой благополучно эмигрировали на историческую Родину отца. Сам же он – будучи к тому времени неформальным духовным лидером некоторой части чеченского населения, которое хотя и вполне осознает, что он – не «их», но никакого значения это уже не имеет, – не смог бросить его в беде и страданиях и доживает свою сложную противоречивую судьбу в Чечне, после ухода Горбачева не выползающей из кровавых войн. А рядом с ним – десятки мулл чистейшего чеченского происхождения – невостребованные, без дела, потому что не идут к ним люди…

В чем же дело? Почему в Чечне сегодня такой странный ислам? Вопросы, неизбежно возникающие перед каждым, кто пытается понять, что такое эта вторая война? Кто может ее остановить? Кто этого хочет? И перебирает всех возможных фигурантов гипотетического мирного процесса – и… не видит там главных, казалось бы, лиц – мусульманских священнослужителей.

Все, что сегодня происходит с чеченским мусульманством, – последствия и в целом чеченской истории, и современных политических экспериментов над Чечней.

Но сначала – историческая справка. Чеченский ислам, во-первых, очень молод (специалисты расходятся в точных датах исламизации вайнахских племен, но скорее всего ислам стал тут официальной религией в первой половине 18-го века). А во-вторых, до сих пор продолжает оставаться причудливым сплавом мусульманских традиций и древних адатов – правил жизни чеченцев доисламского периода, которые проповедуют скорее семейные, соседские и общинные принципы существования, чем джамаатские (принципы исламского сообщества).

Чеченцы – суфисты, и объединяются в несколько суфистских вирдов (братств, в точном переводе с арабского, вирд – краткая молитва). Вирд в Чечне – это как бы собрание, или сообщество мюридов (учеников) конкретного шейха (устаза или учителя), когда мюрид всему обучается у устаза, а тот все свои духовные знания принял у своего учителя. В суфийском понимании «Я» – ничтожно, «Я» должно быть подчинено общему, задаваемому учителем. Зикры – суфийские коллективные моления-заклинания (экстатичный бег по кругу) – должны освобождать «Я» зикриста (бегущего по кругу в общей круговой массе) от страха и неверных желаний. Типичные суфийские позы – сидение на пятках, скрестив ноги, обхват левой рукой правого запястья – также имеют смысл контроля над своим телом.

В Чечне – свои собственные чеченские вирды. Они сильны прежде всего тесными семейными узами внутри вирда. К наиболее влиятельным в Чечне относится Кунтахаджинский вирд. До сих пор характерна особая моральная сплоченность этого братства, сыгравшая, к примеру, большую роль во время последней (в апреле 2002 года) президентской предвыборной кампании в Ингушетии, куда от засилья ваххабитов саудовского толка перебрались многие чеченские кунтахаджинцы в период президентства Масхадова между двумя войнами и где у кунтахаджинцев был свой кандидат на пост президента. Основатель вирда – Кунта-Хаджи – один из 356 мусульманских святых. Последователи считают, что он до сих пор не умер, является народным заступником и появляется перед людьми в моменты крайней опасности. Например, в нынешние чеченские войны многие рассказывали о явлении Кунта-Хаджи перед ними в виде белобородого старца в минуты чудесного спасения их от неминуемой смерти.

Также силен Чинмирзоевский вирд. Основатель – Чин-Мирза, после Кавказской войны 19-го века объединивший вокруг себя самые бедные крестьянские семьи Восточной Чечни, проповедовавший крестьянские трудовые идеалы и бытовой аскетизм, но отрицавший абречество и воровство.

Висхаджинский вирд основан в годы Великой Отечественной войны среди чеченцев, депортированных в Казахстан, человеком по имени Вис-Хаджи, сплотившим вокруг себя женщин, которые остались одни, с детьми на руках, после гибели глав семейств.

Дениарсановский вирд, основанный Дени Арсано-вым в 20-е годы 20-го века, – очень почитаемый в Чечне в качестве хранителя святых тайн и предсказателя судьбы народа, давший многих образованных людей советского периода, находившихся на руководящей работе. Сейчас этот вирд находится в затяжном конфликте кровной мести с влиятельным полевым командиром Русланом Гелаевым, в связи с вероломным убийством в 2000 году в райцентре Курчалой двадцати дениарса-новцев отрядом гелаевских бойцов, и поэтому мало участвует во внешней политической жизни.

Вирды куда более влиятельны в Чечне, чем муллы и официальный муфтият. Они более понятны и близки чеченцам как структуры семейного типа, они исторически привычнее, нежели джамаат вокруг мечети.

Возможно, это было бы не так, но «помогли» коммунисты. Советская власть фактически собственноручно отправила молодой чеченский ислам, и без нее к тому тяготевший, в подполье. После возвращения народа из депортации (1944-1957 гг.) им, в отличие от других северокавказских народов, вообще запретили возводить мечети. Это привело к тому, что в Чечне, во-первых, почти не было подконтрольного КГБ духовенства, и это лишь плюс, а во-вторых, укрепились свободные мусульманские религиозные общины. Так в каждом селе если и был, то исключительно свой собственный мулла, самовыдвиженец, подчинявшийся селу и выдвигаемый селом. А если такового не находилось, то и ладно – старейшины почитались куда больше, существовало братство в вирде. Поэтому позднейшее появление муфтията было воспринято чеченцами или равнодушно («все равно будем жить, как жили»), или раздраженно («руки КГБ»).

В результате к концу советской эпохи в Чечне оказался весьма своеобразно устроенный ислам – свободный, даже вольный, с массой соперничающих суфийских вирдов и самостийными интерпретациями ислама. Когда даже в вере каждый сам себе голова.

Началась перестройка, первым секретарем Чечено-Ингушского рескома (республиканского комитета партии) впервые был назначен чеченец Доку Завгаев (первыми секретарями до этого всегда были русские). Тогда и было, наконец, создано Духовное управление мусульман Чечено-Ингушетии (Муфтият – совет улемов). В конце 80-х были также построены сотни мечетей, открыты два исламских института в Курчалое и Назрани (ныне – столица отделившейся от Чечни Ингушетии), тысячи чеченцев и ингушей впервые совершили хадж, паломничество к святым местам ислама. Но чеченцы, при этом, как привыкли жить, так и жили.

36
{"b":"67508","o":1}