«Черна Федосья Павловна, смурна…» Черна Федосья Павловна, смурна. Судьба и честь поставлены на карту. Болеет сын. Иванова жена, Похоже, строит глазки Поликарпу. Лекарство пьет. Пустырник и укроп Настаивая, старится в обиде. Они чего, загнать решили в гроб Ее и сына? Ничего не выйдет! А ведь не замечала по первой. Не придавала ничему значенья… Обманутою мужнею женой Вот так, по-бабьи, мучаюсь зачем я? Пресечь! Да так, чтоб сразу, на корню, Чтоб удалить, как старый зуб болючий! Поговорю. Вот только накормлю. Как раз удобный выпадает случай. «Ну что стоишь, как проглотил аршин? — Накрыв на стол, она сказала глухо. – Да, Поликарп, мне сорок с небольшим, Но я еще, мой милый, не старуха. Ты помнишь, говорили мы о чем? Ведь ты любил меня, свою подругу. Не тронь Полину! Двину рогачом Иль топором, коль попадет под руку. Да как же это, Поликарп Лукич? Пред самою женитьбою, под осень, Не ты ль ходил касимовских лупить Из-за меня, из-за своей Федосьи?..» «Ты что, Федосья Павловна, совсем?.. А бабы – дуры. Им бы только каркать. Полину я не трону и не съем…» И аппетит пропал у Поликарпа. «Да я… да я… Ведь ни в одном глазу… Я весь в делах, спина болит и выя! Пойду на баз!..» Полина на базу, Подойник взяв, коровы моет вымя. «Треснув, рассыпалась свода небесного чаша…» Треснув, рассыпалась свода небесного чаша. Словно в крови она перед грозою намокла. Острые стрелы Громовник пустил, и сейчас же Так шандарахнуло, что задрожали все стекла. Пылью запахло, озоном, цветами левкоя. Шустрые ласточки срочно попрятались в гнезда. Очень недолго продлилось затишье такое — Рядом уже, в километре, свинцово и грозно. Сено клоками летит, в городьбе застревая. Где-то копну или две потревожило сена. И накатилась гроза, грохоча и стреляя… Вижу опять суету на подворье соседа. Дождь сыпанул, его капли, подобно алмазу, Кажется, вскроют, как банку консервную, крышу. Вижу в окошке Полину, бегущую к базу, И Поликарпа, за нею спешащего, вижу… «Случилось это позапрошлым летом…» Случилось это позапрошлым летом. Уже была покошена трава И Духов день за Троицею следом Вступил незамедлительно в права. И полая вода уже упала, Ласкающая в пойме ивняки, Но не было еще Петра и Павла, Которого так любят рыбаки. В тот год в рыбхозе разводили карпа. Ровнехонек – картошка в борозде! И дернул черт однажды Поликарпа Сетчонку намочить в чужой воде. Ведь не рыбак и не любитель байки Рыбацкие рассказывать, а все ж Подумал: для Полины-молодайки Поймаю рыбки. Очень карп хорош! Матерый, на кило, пожалуй, с гаком Попался экземпляр ему один. Шел, потаясь и радуясь, оврагом И в сети рыбохраны угодил. Ну не насмешка ли вороньи карки И хриплые дурные петухи? Оштрафовали. До свиданья, карпы! Откушала Полиночка ухи! А небо, хмурясь, стыло в купоросе, И Поликарп, сгорая со стыда, Придя домой, сказал своей Федосье, Что завязал рыбалить навсегда. «Кто это хлеб на столе накрошил и печенье…» Кто это хлеб на столе накрошил и печенье? Что за бардак? На чистюлю-свекровь не похоже… Мышь, утонувшую в кринке с удоем вечерним, Утром Полина увидела. Господи боже! Батюшки светы! – руками всплеснула Полина. Брезгуя, мышь подцепила утопшую ловко. Вылить, конечно, пришлось поросятам три литра. Жаль, но пришлось. И задумалась крепко молодка. Вышла во двор и на лавку присела устало. Варин котяра хозяйски идет по карнизу. Надо б кота завести, но Федосья восстала: И одного, мол, хватает котяры на избу! Мыши, наглея, ведут по избе маршировку. Что, у нас разве запасов на зиму излишек? Ну, как желаете! Но, зарядив мышеловку, Всех не поймаешь, Федосия Павловна, мышек. «День Феодоры, и осень на лошади рыжей…» День Феодоры, и осень на лошади рыжей К Крестовоздвиженью вновь переходит на рысь, И забугрились места потаенные грыжей, То есть грибами, а змеи в клубки собрались И уползли до весны в свои темные норы… В пору охоты смиренной не стоит зевать! Ведь грибникам в эти дни не прописаны нормы: Можно ведро засолить, но ведь можно и пять. Все выпивохи грибы отдают в грибоварню, А у иных каждый рубль идет на дела… У грибоварни я встретил и Саню, и Варю, И Поликарпа, и Поля и ним рядом была. Из лесу вышли… Любые хоромы и хата Много житейских трагедий таят и страстей. Варя шепнула: «Грибов-то у вас маловато!» Поля, смутившись, кивнула загадочно ей. |
