— Присаживайся, умник!

Я осторожно присел на краешек стула. Майор уселся передо мной за стол, небрежно бросил перед собой мой паспорт и раскрыл папку с бумагами. Некоторое время он сосредоточенно разбирал бумаги, и я успел как следует разглядеть своего похитителя. Тощий немолодой мужчина, сероглазый брюнет с синевыбритыми щеками. За ним на спинке стула висел чернильного цвета китель с майорскими погонами.

Разглядывая майора, я неволей прислушивался к разговору за соседним столом.

— Что, допрыгался, изобретун?

— Да не изобретал я, гражданин начальник! Само получилось!

— "Само"! Всё у вас "само" получается! Я тебе сейчас тоже кое-что изобрету! Дубинкой по почкам!

— Не надо, гражданин начальник! Я больше не буду! Я разломаю всё, что сделал!

Полевой, не отрывая глаз от бумаг, спросил:

— Что там у тебя, Фадеев?

— Поймали вот чудика, — ответил Фадеев с соседнего стола. — Стиркой ковров занимается. Бизнес у него такой.

Мне захотелось посмотреть на Фадеева и нарушителя, но повернуться я не решался.

— Стирка ковров не запрещена законом, — веско сказал майор.

— Конечно, не запрещена. У него даже разрешение есть. Но он, сволочь, придумал штуковину для сушки ковров. В сарае держал. Соседка донесла.

— Погода ведь пасмурная, гражданин начальник! — заныл нарушитель. — Я сушилку для того сделал, чтобы побыстрее сохло!

— Твор? — спросил майор.

— Да какой там твор! — ответил невидимый мне Фадеев. — Обычный идиот-изобретун! Только бумагу на него перевожу!

— Оформи на пятнадцать суток, — посоветовал Полевой. — А сам возьми двух ребят, поезжайте к нему и разломайте этот девайс. И сарай заодно, чтобы не изобреталось ему больше. Да лицензию отберите: хватит, насушился!

— Да я и сам разломаю, гражданин начальник! Зачем самим-то руки марать? — обрадовано залебезил провинившийся. — Спасибо, гражданин начальник! Я уж сам не рад, как мне только в голову эта сушилка пришла…

Пока за нарушителем не пришли, он так сидел и бормотал, рассыпая слова благодарности майору, лейтенанту Фадееву и всему "Антиинвентору". Когда его увели, майор наконец обратил внимание на меня.

— Фамилия, имя, отчество? — спросил он равнодушно.

— Дёмин Андрей Геннадьевич, — ответил я. — Перед вами паспорт лежит, если что. Там прописка, гражданство и всё такое…

— Давно творишь?

— Что творю? — не понял я.

— Вопросами на вопрос будешь отвечать своей бабе, когда она тебя спросил, где ты ночью шлялся! Ещё раз спрашиваю, давно творишь?

Майор закурил. Я вспомнил детективные фильмы:

— Можно сигаретку, господин майор? То есть разрешите, — вспомнил я армию. Военные страшно не любят "можно", реагируя на это разными скабрезными поговорками.

У меня были свои сигареты, но в кино преступники спрашивали именно у оперов и следователей. Поскольку я первый раз попал в лапы органов правосудия, то имел весьма слабое представление о дознании, в основном сложенное из просмотренных детективных фильмов. Полевой швырнул мне через стол пачку. Я неловко выудил сигарету и подумал, что затруднительно прикуривать в наручниках. Майор, видимо, тоже догадался об этом, поэтому он наклонился над столом и протянул мне огонёк зажигалки. Я прикурил и кивнул благодарно.

— Ты второй раз ответил вопросом на вопрос, — раздражённо сказал Полевой, затягиваясь. — Третий раз я спрашивать буду по-другому.

Он пошарил в ящике стола и выложил на стол дубинку.

— Я не творю, — ответил я поспешно.

— А что ты делаешь? — удивился Полевой.

— Это какая-то ошибка, господин майор. Меня с кем-то перепутали. Я просто живу и работаю.

— Кем ты работаешь, труженик?

— Креаторщиком.

Майор глубоко затянулся и усмехнулся:

— Будь моя воля, я бы всех креаторщиков на учёт взял. От креаторщика до твора — один шаг.

— Да не твор я, господин майор!

Ну и дела! Любой дурак знает, что творы — это агрессивная секта, занимающаяся противозаконными изобретениями, опасными для общества.

— Сигнальчик на тебя поступил, родной! — вполголоса сказал майор, перегибаясь ко мне через стол. — И, скажу я, очень нехороший сигнальчик. Обязаны мы проверять подобного рода сигнальчики. Работа у нас такая, юноша, давить в зародыше умников вроде тебя!

— Это поклёп, господин майор! — загундосил я интонациями изобретателя сушилки для ковров. — Я не умник и не твор! Я занимаюсь полезными делами, опции придумываю разные. Спросите у моих коллег.

— То-то и оно, — непонятно проговорил антиинвенторовец. — Опции, говоришь?

Майор пошарил в бумагах и вытащил одну.

— Полезные дела, говоришь? — повысил он голос. — Я тебе только один пример приведу. Ты придумал охладитель для банки с пивом. Химическая реакция, приводящая к резкому охлаждению. Пивоварщики поставят твоё творение на банку с пивом, а иностранные агенты по твоему же рецепту изготовят замораживающую бомбу и бросят её в президента. Как по-твоему, хорошо это?

Тут я взаправду испугался. Конечно, я знал, что по закону запрещено изобретать транспортные средства, новые принципы связи, новые вычислительные устройства и другие штуки глобального плана. А всякого рода финтифлюшки, опции и прочие свистульки придумывать не запрещено, так как они не несут угрозы экономике. Но любой креаторщик всегда ходит под петлёй: ведь неизвестно, во что выльется очередная придуманная опция. Вдруг случайно придумается что-то глобальное?

Тут майор вскочил и сделался страшным. Он так истерично закричал тонким бабьим голосом, что я вздрогнул:

— Нам не нужны потрясения! Мы устали от революций! От любых: политических, научно-технических, сексуальных! Впервые за долго лет мы вступили в эпоху стабильности! А такие яйцеголовые, как ты, мразь, хотят всё разрушить! И пока я жив, я вас, сволочей, буду выкорчёвывать, как трухлявые пни! Понял, головастик?!

Я не успел ответить, как истеричный майор схватил меня за грудки и притянул к себе:

— Говори, скотина, давно с творами знаешься? Кто главный? Где штаб-квартира? Говори, пока не раздавил, как таракана!

— Я не твор, господин майор! Говорил ведь уже! — ответил я, стараясь подавить дрожь в голосе.

— Может тебе помочь вспомнить, паскуда?! — Майор схватил дубинку и убедительно покрутил ею над моей несчастной головой.

Я зажмурился, ожидая удара. Потом осторожно приокрыл один глаз. Майор уже сидел на месте и что-то писал.

— Что, креаторщик, дрожат поджилочки? — спросил он, как ни в чём не бывало, нормальным баритоном.

Я криво ухмыльнулся.

— То-то! — довольно оскалился Полевой. — С вами, яйцеглавыми, так и надо. Вас только в кулаке и держать. Ослабь вожжи, так вы начинаете всякую хрень выдумывать. Всё беды на Земле — от таких вот… креаторщиков.

После того, как майор на меня наорал, я стал плохо соображать. Он что-то долго ещё у меня спрашивал, я отвечал автоматом. Это продолжалось около двух часов, пока, видно, самому Полевому это не надоело. Он вызвал сержанта и велел сопроводить меня в камеру.

У меня изъяли телефон, бумажник и ключи от квартиры. Потом отобрали зачем-то ремень и шнурки с туфель. Затем некоторое время меня мучили походом до камеры ("Стоять!", "Руки за спину!", "Лицом к стене!"). Перед тем, как втолкнуть в камеру, с меня сняли наручники.

Я оказался в очень неуютном помещении. Всё, как я себе и представлял по многочисленным фильмам и детективным романам — бугристые серые стены, нары, параша в углу и крошечное окошечко с решёткой. Кроме меня в камере оказался ещё один обитатель — невысокий лысый мужчина в бесцветном пиджачке и джинсах. При виде моих конвоиров он немедленно начал выступать.

— Господа вертухаи! Меня держат в этом гадюшнике уже больше трёх суток!.. — с надрывом закричал он.

— Не возникай, Луговец! — лениво осёк его сержант. — Сколько надо, столько и продержим. Хоть до конца твоей паршивой жизни. Понял, твор?