Вокруг выли волчки, гремела стрельба, взрывались пистоны. Какой-то акробат стал прыгать через Лилю, и, завопив «чехарда», все — запрыгали через нее. Она в ужасе закрыла голову руками. Но и это было еще не все. Кто-то заорал «куча мала», и все кинулись на Лилю.
(Главное, сколько раз Лиля бывала прежде в игрушечных магазинах, но не подозревала, что там творится такое в часы обеденного перерыва. Удивительно еще — как все куклы каждый раз остаются целыми. Если бы Лиля знала, что делается в других местах во время обеда, как например, ведут себя фигурки в хозяйственных магазинах или бронзовые амуры в часовых мастерских, — она удивилась бы еще больше. Но об этом — ладно! Этого мы сейчас не будем касаться. Вернемся к Лиле).
Пробило четыре часа, перерыв кончился. И всех будто смело ветром; все куклы бросились на места и сделались неживые. Только Лиля осталась лежать на прилавке.
Она тоже хотела вскочить и удрать, но продавщица нажала кнопку у входа, и поднялось жалюзи, а рыжая кассирша открыла замок и входила в магазин. Бежать было поздно.
Увидев Лилю, валявшуюся на прилавке, кассирша сухо сказала:
— Когда уходишь, — игрушки надо убирать!
— Я убрала, — сказала продавщица.
— А это что?! — Кассирша указала на Лилю.
Продавщица вытаращила глаза, недоверчиво взяла в руки куклу, повертела ее и пожала плечами.
Вошли покупатели; среди них Татина мама с кошелкой, из которой выглядывали бутылка молока и цветная капуста: Галина Ивановна уже заказала в аптеке лекарство и побывала на рынке. Увидев в руках продавщицы Лилю, она сказала:
— Какая хорошенькая кукла!.. А она закрывает глаза?
— Закрывает и открывает, — сказала продавщица. — И говорит «мама»!
— Сколько стоит?
— Один рубль шестьдесят три копейки.
— Ну что ж, — сказала Татина мама.
Она купила Лилю, потом обвела глазами магазин, заметила в углу гроздь воздушных шаров, взяла красный, зеленый и желтый. И шары понеслись за нею на ниточках.
5
Среди вертящихся этажерок с лекарствами, среди банок с притертыми пробками и латинскими надписями, среди ядов и слабительных, грелок на живот и пузырей на голову, крошечных склянок и огромных бутылей с разноцветными жидкостями — сидел старый провизор Вахтерев-Лазумовский. На его носу сияли очки с золотым ободком. С быстротой и точностью фокусника он отпускал посетителей, подсчитывая что сколько стоит и когда что будет готово.
Дошла очередь и до Татиной мамы.
Завертев этажерку с лекарствами, Вахтерев-Лазумовский нашел склянку с розовой жидкостью; на ней было написано по-латыни «tiap-tiap» и белела наклейка «наружное».
Провизор протянул склянку Галине Ивановне:
— Будете втирать в больное место два раза в день!
— Втирать?! — От изумления она чуть не упустила воздушные шары. — Это же надо пить! Семь раз в день!
— Что-о!? Пить наружное лекарство?!
— Так прописал доктор.
Сорок пять лет сижу на этом месте, сказал Вахтерев-Лазумовский, — и первый раз слышу, чтобы пили капли тяп-тяп!
Он долго рассматривал печать и подпись:
— Слушайте, что это за рецепт?
— Это выписал доктор Кракс.
— Какой доктор Кракс?
Татина мама удивилась:
— Вы не знаете доктора Кракса?
Вахтерев-Лазумовский поднял брови.
— У нас в городе сто семнадцать поликлиник; в каждой поликлинике четыре детских врача, два консультанта и один профессор-педиатр. Но я не знаю доктора Кракса.
Он не в поликлинике, — сказала мама. — Он дома.
Провизор посмотрел на нее.
— Идите сперва к вашему доктору, узнайте, в чем дело! — И поставил лекарство обратно на этажерку.
Ахнув, мама выбежала из аптеки; за ней летели шары.
Не успела она сделать и нескольких шагов, как вдруг (она не поверила своим глазам!) увидела Тату, перебегавшую через улицу.
— Тата?! — Галина Ивановна кинулась к дочери.
— Мама! Знаешь что! — Тата задыхалась от бега. — Могэс превратил Лилю в куклу! Надо ее спасти!.. Бежим вместе!
— Бредит! — ахнула мама.
Она сунула под мышку картонку с куклой и корзину с цветной капустой, зацепила ниточки от воздушных шариков за пуговицу на жакетке и свободной рукой схватила дочку.
— Пусти! — крикнула Тата. Ну, пусти же!
На них оглядывались прохожие.
— Пойдем домой, Таточка… — чуть не плакала Галина Ивановна. — У тебя температура… Пойдем… И потащила за руку упирающуюся дочку домой.
Какая-то женщина на улице, показав на Тату, сказала своей худенькой девочке:
— Видишь, что бывает, когда по утрам отказываются от рыбьего жира!
А два мальчика, которые шли, поддавая ногами консервную банку, остановились.
— Какая глупая девчонка! сказал один. — Она, наверно, хочет смотреть кино «Большой вальс», а ей еще нет шестнадцати лет!
Вот так всегда: люди почему-то без конца ошибаются.
6
Да что люди! Даже кот ошибался — он смотрел из форточки первого этажа и думал, что эту девочку тащат за то, что она без спроса сунула нос в сметану.
А еще выше — из окна третьего этажа — на Тату смотрела маленькая голова в белом колпаке. Это был повар Петр Петрович. Только он один не ошибался, он знал точно, кто эта девочка и куда ее ведут.
Повар стоял на подоконнике кухни, держась кукольной рукой за край кастрюли, в которой дрожало желе, и с интересом смотрел вниз, во двор. Неожиданно рядом послышался насмешливый голос:
— Высовывайся, высовывайся! Как хлопнешься с третьего этажа, останутся от тебя рожки да ножки, пуговицы-черепки!
Кто бы это? Петр Петрович оглянулся и увидел на плите на чайнике краснощекую бабу в широкой юбке с цветочками.
— Ты кто?
— Управдомша с этого двора. А что?
— Ничего, — сказал повар.
Он открыл рот спросить еще что-то, но в дверях уже поворачивался ключ. Съехав по бельевой веревке с подоконника, повар бросился было в комнату, да споткнулся о веник и растянулся на пороге. Управдомша хихикнула и умолкла.
Мама с Татой быстро прошли по передней мимо куклы, валявшейся на пороге, и скрылись в комнате. Убедившись, что их нет, повар встал, отошел на цыпочках в глубину кухни, поглядел наверх на краснощекую бабу и мрачно сказал:
— Давай, спускайся!
— А зачем? — сказала управдомша. — Я на чайнике. Мне тут тепло, хорошо.
— Да как же ты попала на чайник?
— Так же, как ты, — флегматично сказала управдомша. — Стояла я как-то раз на нашем дворе и грызла орехи. Честно говоря, я работала не ахти как, вроде тебя. Гляжу на наш двор и думаю: лужи, мусор, кирпичи. Думать-то думала, а делать не делала, лень проклятая! Стою; вдруг девчонка с верхнего этажа: «Алла Павловна! — говорит. — Меня прислала бабушка. Она больная. Вода не доходит до нашего этажа!.. И течет потолок!» А я возьми и скажи: «Берите воду с потолка!» И, вот ведь не повезло — в этот самый миг черт принес Могэса. Он услышал мои слова. Ну и… Вот я и оказалась на чайнике!
— Почему же ты не чинила крышу? — осведомился повар.
Управдомша прищурилась:
— А ты всегда делал все хорошо?
— А тебе какое дело! — сказал повар.
— Ага, — торжествующе сказала управдомша. — Боишься правды!
Повар хотел ей ответить как следует, но, услышав шаги, брякнулся на пол. Ответить ему так и не пришлось, потому что управдомшу унесли: вбежала Татина мама, схватила чайник с Аллой Павловной и умчалась.
7
Эх, мамы, мамы! Вы, которые души не чаете в своих детях! Вы, которые кутаете их, как кочан капусты, чтобы им легче было простудиться! Вы, кормящие их из ложечки, чтобы у них пропал аппетит! Вы, которым в конце концов удается добиться, чтобы ваши дети не умели в десять лет зашнуровать себе ботинки! К чему вы готовите их — к жизни или к сказке?
