— Ты дома поздно будешь? Может быть тебе транспорт прислать? — уже заканчивая разговор, спросила Инна.

— По времени не скажу, но лучше ложитесь спать и не ждите, — ответил я. — А так — мы на колёсах. Я «Русо-балтик» взял.

— Хорошо, — услышал я из трубки. — Тогда как домой вернусь — я тебе наберу, если не забуду. Пока!

— Да, давай, — ответил я, отключая ПМК, и обратился к внимательно прислушивавшемуся к моему разговору городовому. — Ну что же, Лазарь Васильевич, давайте уже поторопимся к Марье Семёновне. Объясните ей кто мы, успокоите, ну вы и сами знаете…

Собственно ни сам дом ни подъезд в котором жила старушка, не производили какого-то особенного впечатления. Старая, ещё советская типовая многоэтажка, судя по внешнему виду капитально ремонтировалась в последний раз ещё лет десять назад. Хозяева же «вотчины», то бишь аристократический род, объявивший о том, что будет заботиться об этом кусочке города вместо мэрии так, словно бы это его родовые земли, похоже, не считал необходимым заботиться как о дармовых благах для местных жителей, так и о повышении комфорта их жизни.

Кем бы там ни были эти Вавиловы, но они, судя по всему, ограничились тем, что наняли толкового городового, а так же заключили контракт с клининговой компанией — этим и ограничились. В подъезде было относительно чисто, не пахло, и ярко светили лампы на светодиодах. Собственно если не считать разномастные цветочки на окнах межлестничных пролётов, бывших скорее всего народным творчеством аборигенов, то складывалось впечатление, что мы взяли, да и провалились на сорок лет в прошлое.

Всё вокруг казалось каким-то сереньким и унылым. Облупившаяся же краска покрывала стены причудливыми узорами из трещинок дырок и вздутий, перемежавшихся с безвкусными графити в стиле: «Школьники дорвались то толстого чёрного несмываемого маркера и теперь строят из себя крутых американских Нигга!». Местами битые, а то и вовсе отсутствующие плитки на полу первого и второго этажа хрустели под ногами, хоть тот, кто вернул их на место, и насадил их на цемент, им же неаккуратно замазав пустоты и дырки со сколами.

Ну а калейдоскоп разнообразных дверей, от новеньких сияющих свежим лаком и красным деревом, до старых, совково-досчатых, обтянутых дырявым и латанным дерматином из под которого торчали куски когда-то белой набивки — и вовсе производил гнетущее впечатление. Как, в общем-то и видавший виды грузовой лифт с треснувшим мутным зеркалом, парой выковырянных кнопок для отсутствующих верхних этажей и поманивающей лампой, внешний оголит плафона которой кто-то неоднократно пытался прожечь зажигалкой.

— Как-то тут у вас… — выразила общую мысль Анька, никогда не умевшая вовремя прикусить себе язык и неоднозначно поболтала рукой, так и не найдя нужного определения.

— Ну а что поделаешь, — вздохнул слегка покрасневший городовой, таким тоном, словно бы девочка сообщила ему о том, что у него не застёгнута ширинка. — Делаем, что можем… а уж там дальше господа виконты решают.

Марья Семёновна Пшештренко, именно по этой причине я удивился, когда узнал что родители девочки, носили фамилию Юрьевы, видимо после их ранней смерти, она дала внучке свою, оказалась сухопарой женщиной на вид лет шестидесяти. Не высокая, с прямой, словно бы по линейке спиной и когда-то каштановыми, а ныне седыми волосами, собранными на затылке в пучок, закреплённый искусно вырезанной короткой спицей.

Одетая в чёрное, словно бы и не снимала траур по внучке, она на удивление быстро выяснила у Лазаря Васильевича, кто мы собственно такие и чего от неё хотим. И, не высказав особых восторгов, тем не менее, нехотя, пустила нас всё-таки в свою квартиру.

В общем-то, женщину понять было можно. Титулованные особы не принесли в её семью и жизнь ничего кроме горя, а тут какие-то юнцы, какое-то расследование… Вот и подумала видимо, что мы здесь исключительно ради острых ощущений, ну или чтобы поиздеваться над её бедой. Однако присутствие городового, вроде бы как делало наш визит официальным, так что, проживая в аристократической «вотчине» при ответственном лице не пригласить нас в дом она не осмелилась.

Ну, или возможно, квартира просто не была у неё в частной собственности, ведь далеко не каждый после войны имел возможность выкупить свои квадратные метры у Канцелярии. А после введения «Закона о жилых владениях», который позволял аристократическим родам объявить своей «вотчиной» часть городской территории, договариваться нужно было уже не с государством, а с новыми хозяевами ну или с управляющим, которому был перепоручен сам дом.

Это только говорится так, что кто-то там чего-то «объявлял». На самом деле, аристо именно что выкупали у города, принадлежавшие ему площади по пятидесяти процентной стоимости, становясь дольщиками во владении строениями и прилегающей территорией на паях с Канцелярией Императора.

Выгнать, кого либо, снести жилые дома или взвинтить стоимость коммунальных услуг хозяева вотчины не могут, да и по большому счёту это им и не нужно. Такие территории в городской черте являются своего рода примером целевой благотворительности, этакой визитной карточкой рода и способом показать своё богатство и щедрость по отношению к простым людям. Так что столь бедственное состояние как то, которое мы застали здесь в Крылатском, было скорее исключением из правил, нежели общей тенденцией.

— Вот здесь. Я сюда практически не захожу, только прибираюсь иногда. Так что почти всё сохранилось так же как и было… Тогда, — слегка побледнев и поджимая губы, произнесла Марья Семёновна, в то время как дрожащие пальцы ключиком открывали дверь в одну из комнат её небогатой квартирки. — Это комната Дашеньки, здесь всё и случилось… Я той ночью… как обычно, спала за соседней стенкой и можете мне не верить, ничего не слышала. А утром… когда я зашла сюда…

На глазах у старушки выступили вызванные страшными воспоминаниями слёзы, так что Софья, с городовым, поспешила успокоить её, покуда чего плохого не случилось. Ведь по большому счёту, конкретно её рассказ о событиях годичной давности нас не особо интересовал. Так что покуда, моя спутница вместе с Лазарем Васильевичем хлопотали вокруг женщины, мы с Аней тихо проскользнули внутрь, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Детская спальня. Пара стеллажей с мягкими игрушками и куклами, столик с аккуратно расставленными стаканчиками полными цветных карандашей и дешёвых пластиковых мелков. Стульчик удобный для трёхлетнего ребёнка, обои с забавными картинками поверх которых были приклеены листочки с милыми каракулями: мама, папа, бабушка, а с ними девочка. Домик с трубой и цветочками и деревцем с красными яблоками…

Отдельно от всего остального, мой «третий глаз» сразу же выцепил пустую кроватку, один только каркас без матраса и постельного белья, а так же паркет возле неё. Судя по всему, раньше поверх него лежал мягкий пушистый ковёр, но его давно уже выбросили. Кто бы здесь не убирался сразу после трагедии, ему пришлось очень постараться, дабы избавиться от крови, брызги которой, похоже разлетались чуть ли не по всей комнате.

Сейчас, заметить их можно было разве что с помощью специальной аппаратуры, но или как я, потому как хоть и затирали пятна старательно, а всё равно едва видные бурые пятна остались то тут, то там и были прекрасно видны шпарящей на полную мощность чакре «Анджна».

К сожалению, здесь, как и на местах нынешних нападений не нашлось ни автографа преступника, ни каких-то явных следов оставшихся незамеченными специалистами в начале полиции, а затем и одиннадцатого отдела. Хотя на само деле, глупо было надеяться, что я найду что-то этакое. Даже небольшие, казалось бы незаметные, царапинки, словно бы сделанные алмазом с внутренней и внешней стороны оконного стеклопакета были обнаружены ими и зафиксированы в деле.

И естественно, что я, так же как и маститые работники органов правопорядка, совершенно терялся в догадках, как собственно убийца проник в закрытую комнату, а затем выбрался из неё! Что бы здесь не случилось, а магия злоумышленником точно не применялась. Сансарные следы небыли найдены как тогда, так не видел я их и сейчас, и пусть даже прошёл почти год, поднапрягшись, я должен был бы видеть хоть какие-нибудь остаточные эманации.