Роман сочувствовал мальчику — тот при живых родителях рос сиротой, лишенный любви и заботы. А тут еще политические интриги на вершине власти — не зря его все эти годы держали подальше от столицы. Сама Екатерина имела на него планы как на возможного наследника вместо старшего сына. Противники ее, те же Панины или Дашковы, также могли в своих целях использовать бастарда императрицы. Как бы то ни было, но до последнего времени он был не на виду, а сейчас что-то изменилось, коль венценосная мать решилась вывести свое чадо в высший свет. Пусть даже без официального представления, но подобные секреты долго не держатся, скоро все узнают — кто же этот мальчик.

Возможную причину Роман видел в уверенности Екатерины, посчитала свою власть непоколебимой. Взять тех же фаворитов, она баловала их изрядными дарами, не боясь ропота недовольных. Что уж тут сравнивать с давним грехом, зато порадеет своей кровинушке. Нельзя сказать, что она питала какие-либо материнские чувства, да и не могло их быть — с самого рождения отдала дитя в чужие руки, после виделась с ним несколько раз и то ненадолго. Но все же опекала немало, как сейчас — снабдила сына доходным имением, устроила в лучшее учебное заведение с превосходной перспективой, поручила приглядывать за ним доверенному человеку.

Между тем настал вечер — время для личных надобностей учащихся. Кто то приводил в порядок свои вещи, другие читали или устраивали игры за столом — лото, гусек или штосс, правда, с оглядкой, за карточную игру наказывали. Часть же вышла на прогулку — места для нее хватало, корпус занимал добрую половину Васильевского острова, от Малой Невы до Большой. К ним присоединился Лексей — последовал совету Романа развеяться перед сном. Прошел по наружному периметру вдоль набережной и уже повернул во внутренний двор, когда услышал сзади глухой всплеск и через пару секунд детский крик: — Помогите!

Повернулся и увидел в воде тонущего мальчика — его голова то появлялась над поверхностью, то вновь погружалась. Он уже не кричал, только суматошно взмахивал руками, чтобы удержаться над водой. Лексей замер, не знал, что нужно предпринять. Услышал окрик Романа: — Прыгай, надо спасти мальчика! — ответил ему в испуге: — Дядя Рома, я не умею плавать! - и услышал: — Ладно, я сам, — по его воле снял камзол и с разбега нырнул в холодную воду.

В три гребка доплыл до того места, где только что бултыхался мальчик, а потом, вдохнув побольше воздуха, пошел на глубину. Практически искал на ощупь — в мутной воде видел не дальше вытянутой руки. Опустился до самого дна, но не нашел — по-видимому, снесло течением. Проплыл еще несколько метров и заметил темное пятно. Бросился к нему, ухватился одной рукой за ворот и изо всех сил, работая ногами и второй рукой, потянул вверх. Задыхаясь, выпустив весь воздух, поднялся над водой, после пары судорожных вдохов поплыл к берегу. Мокрая одежда и обувь мешали и тянули на дно, силы уходили с каждой секундой, но он не сдавался, буквально по сантиметру продвигался вперед. Перед глазами уже вставали круги, чувствовал, что теряет сознание и лишь волей терпел: — Держись, майор!

Очнулся Лексей в лазарете — был здесь уже раз, когда у него после падения пошла из носа кровь. Увидел знакомую палату с покрашенными в белое стенами, в углу за ширмой умывальник, на другой стороне вход в кабинет лекаря. Почти сразу почувствовал слабость, закружилась голова — прикрыл глаза и полежал так еще немного, пока не перестало качать. Продолжил осматриваться и заметил на соседней койке спящего мальчика лет семи или восьми. За окном смеркалось, но света еще хватало, чтобы разглядеть его бледное лицо, скрутившуюся под одеялом фигурку. Кроме них в палате никого не оказалось, стояла почти полная тишина, лишь от окна доносился едва слышимый шум.

Мирная картина расслабила Лексея, стал вспоминать о случившемся на реке. Поразило в нем то, что чувствовал тогда как будто все происходило именно с ним — это он плыл и нырял, искал утонувшего мальчика, а потом тянул его за собой, выбиваясь из сил. Только не сохранилось в памяти, как же он выбрался на берег и вытащил мальчика — по-видимому, его видит сейчас рядом. Конечно, понимал разумом — не его в том заслуга, все совершил Роман, но странным образом передалось Лексею как свое. Такого слияния чувств между ними еще не было, от него становилось зябко, даже страшно. Потянулся к старшему, надеясь получить от него разъяснения и покоя в душе:

— Дядя Рома, ты слышишь меня?

Ответ не пришлось ждать: — Слышу, Лексей. С тобой все в порядке? А то ты пропал, не отзывался.

Рассказал, не скрывая своих опасений: — Сейчас да, но не помню, что было в конце. Знаешь, дядя Рома, видел, как ты спасал мальчика, но только как будто все это делал я. У меня силы закончились, когда плыли к берегу, мне стало плохо. Ты еще велел держаться, а я не смог. Почему же так, дядя Рома, неужели и дальше такое случится — чувствовать от тебя боль?

Роман ясно различал в тоне мальчика страх, по-видимому, невольно передал ему в стрессовой ситуации свои эмоции и напугал. Надо в будущем как-то блокировать эту связь — Лексей еще не способен выдерживать серьезную психическую нагрузку, да и далеко не каждый взрослый сумеет. Но в происшедшем увидел новое свойство в контакте их сознаний, такое слияние может им помочь во многом, особенно в тренировке духа и воли, да и в учебных делах. Только нужно хорошо продумать и научиться дозировать свое влияние, чтобы не навредить мальчику.

Постарался объяснить доходчиво: — Лексей, о том, что могу передать тебе свои чувства — я не знал. Извини меня, что напугал. Постараюсь больше не допускать. Но есть и хорошее — в таком слиянии наших душ можем гораздо легче и быстрее учиться. Ты воочию будешь видеть и даже сам выполнять то, что я хочу показать. Давай уже завтра, прямо с утра, будем так заниматься — у нас должно получиться. Согласен?

Лексей ответил без особого энтузиазма и то с оговоркой: — Согласен, дядя Рома, только не сильно больно, — на что услышал прописные мудрости из недалекого будущего: — Терпи казак — атаманом будешь. Будет трудно в учении, зато легче в бою.

Вскоре подошел лекарь — грузный мужчина лет сорока. Увидел, что Лексей не спит, подошел к нему и со словами: — Ну, что герой, давай я тебя осмотрю, — принялся рассматривать голову, горло, послушал еще в свою трубку, прислонив ее к груди. Выдал вердикт: — Здоров, — на вопрос о спасенном мальчике ответил неопределенно: — С ним пока непонятно, пусть полежит до завтра.

В спальной комнате, куда из лазарета отправился Лексей, собрались все его обитатели — вместе с ним шестеро. Встретили на удивление приветливо вместо прежней настороженности и пренебрежения, услышал от них добрые слова. Видно, что прознали о происшествии и в какой-то мере смягчились. Один из них, Василий из довольно знатного рода Репниных, выразил, по-видимому, общее мнение: — Не ожидал от тебя, Бобринский, такого геройства! Был тихоня, даже голоса не слышно, а тут смело бросился в воду и вытащил мальца. Даже помог ему ожить, как ты еще умудрился?

Лексей лишь смущенно улыбался, не давая ответы на такие вопросы. Он, собственно, и не знал, что случилось после того, как потерял сознание. А о помощи утонувшему — тем более, да и слышал, что спасти их невозможно. Взял себе на заметку расспросить Романа о данном деле, впрочем и о другом, что знал и умел неведомый пришелец. Почти был уверен — тот сможет научить многому, ему же надо все принять и усвоить. С этой мыслью юный отрок лег в постель и уснул сразу, намаявшись хлопотным днем.

Утром Роман поднял рано, почти за час до общей побудки. Только начало рассветать, все вокруг спали, а тут команда: — Подъем! Лексей не хотел просыпаться, но волей-неволей пришлось вылезать из-под теплого одеяла и идти в туалетную комнату. После умывания немного взбодрился и уже сам выполнял распоряжения наставника. Надел холстинную пару, тихо вышел во двор. Здесь пробежал пару кругов — второй осилил под принуждением, — а потом приступил к упражнениям, которые Роман назвал комплексом под номером один. Почти без перерыва перешел на силовые приемы — отжимания, подтягивание, сгибы. Стоило Лексею где-то увильнуть, как тут же наступало давление на его волю и он сдавался. Весь взмокший, на дрожащих ногах вернулся в спальный корпус, умылся и переоделся, а потом со всеми отправился на утреннюю молитву, после на завтрак.