* * *
По Енисею сплавляют лес и теряют брёвна.
Брёвна потом мужики вылавливают, из местных.
Какие-то топляки достигают моря,
Дальнейшая их судьба неизвестна.
Топляки – это те, что прошли и топор, и воду,
Самое прочное дерево, из железа.
И когда они вырываются на свободу,
Знаешь, что строит море из нашего леса?
Можно расти, всем берегом помня время:
То ледостав, то ледоход, то сплавы.
Лето, похожее на смолу, смородину и тайменя.
Зиму, срастившую этот берег и правый.
Мальчика, что пропал за тем перевалом.
Женщину, что утопла за тем порогом.
Если весной земляники бывает мало,
Значит, потом грибов уродится много.
Зверь не почешет спину, метнётся тенью,
Линия гор – то прямою, то непрямою.
Корни из нашей земли не выдернешь, только тело
Падает, падает и уплывает к морю.
* * *
Был город. И теперь он есть, конечно.
Там черемшу и первую черешню
На улицах с коробок продают.
Черешню-то теперь нельзя, наверно,
Но черемшу привозят из деревни
И всё-таки с коробок продают.
Был город. Я была. Фонтаны били,
Как водится, конечно, голубые.
И музыка, и музыка была.
(Я всё же это сделаю) – «наивно».
С тем городом любили мы взаимно,
И это первая любовь была.
Мне город был по сердцу и по росту.
Всё было просто. Или очень просто.
Крапивы проще, проще лопуха.
Мне город был на откуп и на милость,
И жизнь ещё совсем не говорилась,
Поскольку говорилась чепуха.
Дождь бил насквозь, он никогда не сеял.
И темнота тянулась с Енисея.
И воробьи гоняли голубей.
Садились звёзды на макушки сосен,
Там были лето, и зима, и осень,
А вот весну не помню, хоть убей.
А после было много, очень много,
Не жизнь, а бесконечная дорога.
Туда, сюда, куда ни занесёт.
Но город жил, ему какое дело,
Я улетела или прилетела.
И мне не вспоминалось это всё.
Я как походный нож его таскала
С собою от вокзала до вокзала.
От тишины до грома и креста.
Как первая строка стихотворенья,
Он стал мне навсегда – благословенье.
Он навсегда мне стал.
* * *
Рыбы, камни, ил и надо всеми —
Ледяные блики Енисея.
Серая тяжёлая вода,
Сколько жизней ты текла сюда?
Долгая сибирская вода.
И когда я пятернёю всею
Волосы трепала Енисею,
Волосы из памяти и льда,
Пальцы плыли за водою следом,
Мир качался серебристым светом
И не прекращался никогда.
Потому что Енисей течёт на север.
Потому что он всегда течёт на север.
Потому что он – всегда.
Александр Снегирёв
Александр Снегирёв родился в 1980 году в Москве. Учился в Московском архитектурном институте, окончил Российский университет дружбы народов, магистр политологии. Публиковался в журналах «Знамя», «Новый мир», «Октябрь». Автор нескольких книг прозы, в том числе «Нефтяная Венера», «Тщеславие», «Чувство вины», «Вера», «Призрачная дорога». Лауреат премии «Русский Букер». Живёт в Москве.
Делал как для себя
Рассказ
Прежде чем найти вход, я долго шёл вдоль монументальной стены.
Зачем такая основательность: чтобы никто не проник снаружи или внутри томятся узники, требующие надёжной ограды?
Как бы то ни было, рак у нас в почёте.
Прошёл внутрь, сообщил имя врача, к которому записан.
Точнее, к которой.
Отправил личное сообщение: «Я тут».
Получил ответ: «Сейчас спущусь».
Зашёл в аптеку, глазею.
Повсюду лекарства, лекарства, одни чёртовы лекарства и ни одного презерватива.
Бахилы есть, фальшивые сиськи есть, причём поштучно, а резинок нет.
Заглянул в соседнюю лавку, с париками.
Стою, чешу лысину.
– Можно примерить?
– Это женские.
– Мне всегда хотелось экстравагантную причёску, может, это последний шанс, неужели вы мне откажете?
Я сам удивился тому, как мой рот сменил интонации. Мой рот самостоятельно намекнул продавщице, что лысина у меня типа не просто так и я типа не посторонний зевака.
Продавщица окинула меня взглядом гробовщика, делающего примерку. Я сделал жалобные глаза и втянул щёки.
– Мужчина, – сказала продавщица голосом, которым обращаются к распоясавшимся тридцативосьмилетним шалопаям. – Мужчина, чего вы дурью маетесь, вам же не надо.
– Откуда вы знаете, что мне не надо?!
– Видно.
– Без парика холодно, – пожаловался я.
– Купите шапку, дешевле выйдет.
После неудачи с шевелюрой я отправился в конфетный магазинчик.
По пути обогнал старика с катетером, болтающимся у пояса словно прозрачная фляжка с фантой.
* * *
В магазинчике конфеты.
Самые немыслимые коробки и коробочки. Будущие презенты для персонала любого калибра, от нянечки до главврача.
У нас докторам дарят столько конфет, что съесть их невозможно. Не удивлюсь, если местные сотрудники содержат магазинчик вскладчину – просто сдают подаренное обратно. Таким образом каждая коробка может быть продана бесчисленное множество раз, пока не истечёт срок годности.
Я решил отдать дань традиции, примерился к австрийскому шоколаду, к швейцарскому. В итоге взял куличики с посыпкой из какао.
А вот и доктор.
* * *
Идём длинными коридорами, белый халат ей к лицу.
И к лицу, и к талии, и к ногам.
В лифте я крепко беру её за волосы – не парик.
