3 Подошло студенческое лето, полное зачётной суетни. Мы тогда вставали до рассвета, с книгами просиживали дни. Мама в письмах нас к себе звала: «Мы одни-то стосковались за год. Приезжайте! Будет много ягод: от цветов вся вырубка бела. А ромашек сколько! К свадьбе, кстати! Я уж вас дождаться не могу. Рыжики солёные для зятя в погребе соседском берегу. Всё считаю по календарю, скоро ли там кончатся зачёты. Приезжайте, браги наварю; скоро будут мёда полны соты…» И смеялся кто-то из подруг: – Только эту сессию нам сдать бы — целым общежитием на свадьбу к вам тогда закатимся! И вдруг… 4 Не рвали цветов по оврагу, не брали на пасеке мёд, ржаную тяжелую брагу не ставили стынуть на лёд. Ни дома в узорной ограде, захлестнутой зеленью лоз, ни свадебных песен, ни свадеб и не было, и не ждалось. Машины с грохочущим рёвом, с фашистским крестом на крыле, и первые бомбы над Львовом, и первая кровь на земле. 5 Шли грузовики и эшелоны на передовые рубежи. В это утро ты свернул в рулоны неоконченные чертежи. Начал готовальню убирать и, как бы запоминая что-то, медленно закрыл свою тетрадь с надписью «Дипломная работа». Взял какой-то сверток, подошёл, отдал мне его, заулыбался. Ярко-красный пионерский галстук из бумаги выскользнул на стол. Я, не понимая ничего, – Для чего это? – тебя спросила. – Нет, не для чего, а для кого! И добавил радостно: – Для сына… И сразу – вечер, тёмная Москва, платформы Белорусского вокзала. Как я искала нужные слова, которые я так и не сказала! Как я хотела, чтобы ты узнал, что самое желанное на свете — опять скорей прийти на тот вокзал, чтобы тебя, вернувшегося, встретить! Состав ушел. Вокруг меня стояли подруги, институтские друзья… А мне казалось, что на всем вокзале, на всей земле одна осталась я. 6 Война. Москва. Бомбёжки и тревоги. Мужья на фронте. Враг еще силен. И жены замирают на пороге, когда во двор приходит почтальон. В домах уже не подымают штор. Аэростаты тянутся под небом. Стоит часами очередь за хлебом, а в институте – курсы медсестер. Потом в аудиториях – халаты, в чертежном зале – коек белизна. И привозили раненых в палаты оттуда, где война. Снимая с искалеченного тела засохшие и черные бинты, я каждого бойца спросить хотела: а может, он оттуда, где и ты? Устанешь так, что ходишь еле-еле. А я всегда бегом неслась домой. Но писем нет… И тянутся недели военною московской полутьмой. Пришла зима. Подкрадывались вьюги. Москву колючим снегом замело. А писем нет… На сердце тяжело. И, помню, я тогда пошла к подруге. Неслышно коридором общежитья я к комнате знакомой подошла и слышу: – Только ей не говорите!.. Рванула дверь – и сразу поняла. 7 Снег летит и летит. Окаянный! Когда он уймётся? Пусть летит… Пусть метёт, заметёт до краёв, до конца дальний маленький дом, ледяное ведро на колодце и тропу от колодца к певучим ступеням крыльца. Чтобы мама опять поняла, объяснила тревогу, не вздыхала ночами, не мучила бы головы и ворчала бы тихо на почту, на снег, на дорогу, что нет дочкиных писем из дальней военной Москвы. Снег летит и летит! Вот – и в жизни случаются вьюги! Чтоб не видели слёз, ото всех отвернулась к окну. И напрасно подходят и голову гладят подруги, утешать не решаясь, опасаясь оставить одну. Очень трудно одной! Я девчонкой умела ночью в лес убежать, переплыть через Волгу весной, делать всё, что считается страшно, опасно и смело. Только я не умела оставаться одной. Но кому рассказать? К чьей руке прикоснуться рукою? Перед кем же мне встать, не скрывая заплаканных глаз? Где мне силы найти для того, чтоб увидеть такое, от чего и одной мне не быть одинокой сейчас? Это ты, моя Родина, Вера, и Правда, и Сила! Я тебе расскажу, ничего от тебя не тая. Посмотри на меня: я пришла к тебе, я попросила. Посмотри на меня: это девочка, дочка твоя. Разве я не такая, какой ты меня воспитала? Разве ты не учила быть честной и сильной всегда? Посмотри на меня, помоги мне: я очень устала. Помоги: у меня непривычная, злая беда. Мне сейчас не помочь ни советом, ни дружбой, ни лаской, и никто из людей мне сейчас не заменит его! Всё, что было у нас, мне не кажется сном или сказкой. Всё, что было у нас, — мне всю жизнь не забыть ничего! Всё, что было у нас, — оборвалось осколком металла. Как хотел он вернуться! Но вот он упал и не встал. Значит, некого мне в День Победы встречать у вокзала. …Но придёт человек, о котором убитый мечтал. Он придет. Ведь его не удержат ни войны, ни грозы. Он поддержит меня, он без слов мне прикажет: – Иди! Пусть же слёзы мои, Несдержимые, горькие слёзы пронесутся над ним, словно щедрые жизнью дожди! Пусть от них забелеет цветами оконная рама, разольются ручьи лепестков и былинок в саду. Он к окну подбежит, бросит мячик и крикнет мне: – Мама! И куда я тогда от него, золотого, уйду? И кому я отдам? И на что я его променяю, если он – это я, если он – это больше, чем я, если он – это то, для чего не сдаваться должна я, чего ждёшь от меня ты, родная Отчизна моя?! Я такая, какой ты меня воспитала, и какой ты хотела увидеть меня. Я стою. Я живу. Я не плачу и я не устала! Я готова для самого — самого трудного дня. Я готова всё вынести, я уж вынесла много. Я впервые в беде и её победила, беду. И лежит предо мною одна – и прямая – дорога. И по этой дороге я сына вперед поведу. Сын мой! День мой! Большой, дорогой, неустанный! Вечера допоздна, ночь бессонниц, тревог и труда. Здравствуй, первая трудность, которой гордиться я стану! Настежь двери: пусть видно, как в комнату входят года! |
