– Были золотые монеты, но их твой отец отдал кому-то на хранение для потомка духовного преемника Сака. Ты многого не знаешь. И это к лучшему. Твой отец был мне истинным другом, как и я ему.

– В горах о тебе обратное говорили – что ты предал отца моего.

– Это меня радует. Значит всё пока идёт по плану нашему. Так вот, продолжу. Состояние твоего отца в руках этих самых влиятельных людей. А твоя проблема в том, что ты являешься свидетелем существования тех богатств. Хотя ничего не сможешь по этому вопросу рассказать представителям особой комиссии.

– Комиссии?

– Появилась тут одна, подчиняется только очень большим начальникам. Она ищет растасканное влиятельными людьми состояние твоего отца. Рано или поздно она узнает о твоём существовании, которое тщательно скрывали те самые люди. Ведь выйдя на тебя, комиссия смикитит, что кое-кто неспроста скрывал тебя. И тогда начнутся чистки на местах. Ты проявился не в самый удобный момент для всех. Об инциденте у горного ручья, где ты сразил Голиафа, знает вся округа. Значит, о том прослышит и особая комиссия. Я уговорил уважаемых людей тебя не трогать. Я дал им слово, что ты исчезнешь из наших мест. Сегодня.

– А куда?

– Запишешься добровольцем и отправишься на войну. К сожалению, выбора у тебя нет. Если не наши, то приезжие комиссары тебя всё равно убьют. А война – это рулетка. Можешь выжить, а можешь и погибнуть. Если погибнешь, то имя твоё напишут на обелиске, и все будут знать, чей сын тут похоронен и чей род он представлял. Если выживешь, то тебя уже никто не сможет ни упрекнуть твоим родовым наследством, ни уничтожить открыто, так как ты будешь тогда фронтовиком, ветераном войны, человеком, кровью и жизнью доказавшим, что ты не враг, а патриот, так как защищал родину от агрессоров. И это почётное звание ветерана войны спишет всё, что было в прошлом. Потом, фронтовик не просто почётное звание, оно пропуск в новую жизнь. Звание ветерана войны дорого стоит. За него стоит побороться и с самой войной, несущей, как и всякая стихия, в мир много неестественных смертей.

В этот же день шестнадцатилетний доброволец покинул родные места, где таинственным образом исчезли Аскер и Гюльсин, как и их золотые монеты. Наследство бия спустя много лет достанется, как и положено, его потомкам-суфиям. Но это уже совсем другая история.

Парня привезли в Московскую область, где в ускоренном темпе выявляли способности бойцов и распределяли их по воинским частям. Барбека через две недели оперативной подготовки перевели в группу специального назначения. А попал он туда после того, как отличился перед генералом, скажем так, особых войск. Тот как обычно высматривал среди призывников способных выполнять диверсионные задачи. Группу киргизов при появлении в части командира спецотрядов гонял по плацу один старшина. Нацмены не владели русским языком, поэтому не могли понимать команды старшины. А того то ли забавляло это, то ли, наоборот, выводило из себя, но он, командуя, не гнушался ни ного-, ни рукоприкладством. Ибо среднеазиаты всё время поворачивались не туда, куда он указывал. Вдобавок старшина в чурок (так он их всех обзывал) тыкал указкой. А те всё равно продолжали путать левую сторону с правой. И в какой-то момент старшина не выдержал, как ему казалось, тупости одного солдата и метнул в того этой самой указкой. И попал бы тому в глаз. Но тут сработала реакция Барбека, маршировавшего рядом с несчастным, вернее, счастливчиком, – глаз-то он ему спас. Сын Аскера почти невидимым движением перехватил летящую указку у самого лица перепуганного солдатика и ловко забросил себе в сапог. У старшины отпала челюсть. А недалеко стоявший генерал, естественно, приметил реакцию солдата. Моим отцом заинтересовались. Он недолго притворялся, что не понимает русского языка. В спецотрядах служили толковые ребята. Они его раскусили и припёрли к стенке. Деваться было некуда, и отец сознался, что в совершенстве владеет языком великим и могучим. Далее началась проверка.

Через сутки генерал знал про киргизского парня всё или почти всё. Отличное владение приёмами восточного единоборства и знание немецкого языка определили его судьбу. Про то, что он сынок какого-то там бия или бая, генерал посоветовал всем забыть. Татарин по национальности, он после месячной подготовки по особой методике ввёл способного бойца в особое подразделение, которое занималось диверсиями в тылу врага, собирало информацию и исполняло роль связника между регулярными войсками и партизанами. Группа неплохо справлялась с поставленными задачами, но, тем не менее, её расформировали после ранения самого генерала в ходе одной операции, в которой он лично принимал участие. Командир спецотрядов больше в регулярные войска не вернётся по неизвестным для его подчинённых причинам. Так мой отец попадёт в пехоту. Его там четырежды ранят фашистские пули и осколки снарядов, раз контузит. Но все ранения относились к разряду везения, а не неудач, ибо он оставался живым. Не раз косоносица представала пред его очами. Но осмотрительность, развитое чувство опасности каждый раз выводили отца из-под снарядов и пуль, взрывавшихся и просвистывавших именно в том месте, где только что находился солдат, который, подчиняясь внутренним импульсам, резко уходил в сторону за миг до взрыва снаряда или пулемётной и автоматной очереди. Смертельные бомбы его откидывали, оглушали, рвали осколками, но оставляли в живых. Миллионы наших солдат погибли на страшной войне не оттого, что враги были такими меткими, а оттого, что бойцы терялись, паниковали, а то и велись в бой горе-командирами, послушными воле Кремля, откуда бездумно требовали что-то отстоять или захватить. Высоким чинам стольного града было наплевать на жизни солдат. Иначе как объяснить такое количество смертей?!

О войне мой отец не любил вспоминать, говоря, что там ничего прекрасного нет. Но бывало, как мне рассказывал мой старший брат, отец наш напивался с сослуживцами, которые хоть и редко, но навещали своего старшину. И тогда, если не допивался до чёртиков, вспоминал о страшных событиях Великой Отечественной войны. Как драпали от танков, ибо воевать с винтовками против гусеничной боевой машины не получалось. Как командиры поднимали солдат и вели в бессмысленную атаку. Как вылавливали мародёров и расстреливали на месте. Как насиловали и разрывали пленниц вражеских, сунув гранаты во влагалище. Как умирали по глупости, как погибали геройски совсем ещё пацаны и взрослые мужчины. Как поднимали дух солдат, преподнося каждому сто грамм спирта.

Надо отдать должное, на фронте работали комиссары-замполиты, которые умели речью своей настроить на бой наших воинов, умели остановить одним окриком бежавших сломя голову перепуганных пехотинцев: «Коммунисты и комсомольцы, стоять!» И ведь останавливались, перебарывая свой страх, коммунисты и комсомольцы, глядя на них, остальные тоже вставали как вкопанные и затем снова шли в атаку или оборонялись! Но когда отец перепивал, то начинал «воевать». Куда-то полз, перекатывался, что-то бросал, из чего-то стрелял и всё время кричал: «Юра, фланг держи! Фланг держи! Пройдут – всем нам хана! Умри, но держи фланг! Я здесь их встречаю! На! На! Жри, сволочь!» Война – страшное явление. Оставаться человечным на войне почти невозможно. Там противостояние так оголено, что хочется, чтобы выжить, просто тупо всех убивать: врагов, пособников врагов, соотечественников врагов.

Первое ранение Барбек получил, когда их роту погнали с винтовками на танки. Пуля автоматчика, а их было много: они бежали за своими железными чудовищами, прошила грудь насквозь, пролетев в нескольких миллиметрах над сердцем. Рана зажила на удивление быстро. После лечения его перебросили в другую часть. Второе ранение он получил, когда вместе со всеми бежал по полю, чтобы взять высоту, с которой палили пушки. Контузия и разорванное плечо. После госпиталя опять другая часть. Третье ранение он получил от пулемётчика неожиданно из засады, открывшего огонь по их колонне. Раздробленное бедро, лазарет, новая часть. Под Кенигсбергом, ныне Калининградом, он закончил свою войну. Брали очередной административный пункт. Рядом разорвался снаряд, осколками ему оторвало безымянный палец, мышечную часть предплечья и раздробило все кости левой руки. Это произошло осенью 1944 года.