Нагейкин (убирает документы в портфель). Скажите, товарищ генерал, а что будет со вторым понятым?

Ефимов. Да ничего. Поняв, что под тебя им не подкопаться, они заявление забрали. Оформили примирение сторон. Небось, деньжат с этого бедолаги поимели. Но ты даже не пытайся вмешиваться: он не расколется. Испугается. Если бы не отпечатки пальцев на её лифчике, всё было бы, конечно, проще. Тут они его на пушку брали. (Пауза.) Ладно, сделаем вид, что инцидент исчерпан. Но ты себе на ус намотай: понятых впредь брать лишь в доску своих. И инструктировать их на все случаи жизни. Понял?

Нагейкин. Понял.

Ефимов. Ну, бывай. Пойду сосну немножко. Надо упущенное навёрстывать.

Кабинет Нагейкина. По одну сторону стола сидит Ефимов, по другую – Чибисов с Санеевой. Сам Нагейкин с торца.

Нагейкин. Раз сторонам понятны их процессуальные права, приступим к очной ставке. Потерпевший, знаете ли вы подозреваемого?

Ефимов. Как облупленного.

Нагейкин. Подозреваемый, знакомы ли вы с потерпевшим?

Чибисова. Я знаю господина Ефимова. Но не как потерпевшего.

Нагейкин. В каких отношениях вы с ним находитесь?

Чибисов. Ни в каких. Ни в родственных, ни в деловых. Других видов отношений действующим законодательством не определено.

Нагейкин. Потерпевший, а как вы ответите на тот же вопрос?

Ефимов. С тех пор как он стал у меня воровать – в неприязненных.

Нагейкин. Вы подозреваете его в хищении вашего имущества?

Ефимов. Не имущества, а ценностей.

Нагейкин. Каких?

Ефимов. Он ворует мои сны.

Чибисов. Какая чушь! И почему вы считаете сны ценностью?

Ефимов. Сегодня это самая главная ценность для человека. Потому что явь гроша ломаного не стоит.

Санеева. Позволю заметить…

Ефимов. Не слишком ли много ты себе позволяешь? Ты не у себя в лупанарии, откуда тебя извлёк твой клиент.

Санеева. Не клиент, а доверитель.

Ефимов. Это сейчас он доверитель. А раньше был клиентом.

Чибисов. Попрошу почтительней разговаривать с дамой.

Ефимов. С дамами я всегда почтителен. А с девками не обязан.

Санеева. Как вы смеете? Я член в коллегии адвокатов.

Ефимов. Ну, и где сказуемое?

Санеева. Какое сказуемое?

Ефимов. Самое обыкновенное. Какое действие ты с ним производила?

Санеева. С кем?

Ефимов. С членом. В коллегии адвокатов.

Чибисов. Очень остроумно!

Нагейкин. Пожалуйста, ближе к делу, потерпевший. Какие сны похищал у вас подозреваемый?

Ефимов. Политические. Они у меня длинные. В одну ночь не укладываются. В следующий раз начинаются с того, на чём закончились в предыдущий. А он как раз продолжение и ворует.

Чибисов. Бред какой-то!

Нагейкин. Вы можете привести пример?

Ефимов. Конечно, могу. Вот с чего всё начиналось. Приснилось мне, будто в конце рабочего дня ни один участковый не принёс мзду начальнику. А те не поехали поэтому делиться со своими. Как сговорились. Полковники ждут майоров и капитанов, а те не являются. Им уже пора к генералам с сумой отправляться, а сума пуста. И знаете, чем это всё кончилось?

Нагейкин. Нет, не знаю.

Ефимов. Вот и я не знаю. А он (показывает на Чибисова) знает. Потому что нагло украл у меня продолжение. Но мне тоже очень любопытно знать. Хочу до смерти своей успеть подобное чудо увидеть. Надо же: за целый день огромный город мзды ни рубля не собрал! (Пауза.) Ну где такое нынче увидишь? Только во сне.

Чибисов. И как же я, по-вашему, украл этот странный сон?

Ефимов. Это тебя спросить надо. Я чужих снов не ворую и приёмчиков твоих не знаю.

Чибисов. Почему вы подозреваете именно меня?

Ефимов. А кого же? У меня есть свидетель, которому ты пересказал, что случилось дальше.

Нагейкин. И что тот поведал?

Ефимов. Кто?

Нагейкин. Свидетель.

Ефимов. Молчит как партизан. Хочет рассказать, а язык не поворачивается. Немеет. Как в суде у убийцы. (Пауза.) Второй пример. На выборах никто лишних бюллетеней не вбрасывал, каруселей не устраивал, а комиссии посчитали всё честно. Из участковых в территориальные правдивые протоколы повезли, и никто их по дороге не подменил. Из территориальных в областные – тоже. (Пауза.) Дальше я в страхе проснулся и не знаю точно, чем вся эта история кончилась. Ладно, думаю, на следующий день досмотрю. На завтра даже спать лёг пораньше. А мне уже о другом снится. Потом выяснилось, что тот сон за меня видел подозреваемый.

Нагейкин. Откуда вам это известно?

Ефимов. Примерно месяц назад он сам мне при свидетелях рассказывал. Снилось, мол, ему, что в Государственной Думе больше десяти партий заседает, и ни у одной нет даже ста мандатов.

Нагейкин. И что из этого следует?

Ефимов. Что посчитали честно. А где такое быть могло? Только в моём сне.

Чибисов (Ефимову). Вы хотите сказать, что у нас наяву считают нечестно?

Ефимов (Чибисову). А вы хотите сказать, что сейчас в парламенте свыше десяти разных партий? И ни одна большинства не имеет? (Пауза.) То-то же.

Чибисов (Ефимову). Чем докажете, что именно я украл ваш сон? Теперь народ осмелел: такое не мне одному снится.

Ефимов (Чибисову). На суде узнаете. Я не дурак, чтобы раньше времени перед вами, гражданин бывший прокурор, все карты свои раскрывать.

Нагейкин. Господа, вы имеете право задавать друг другу вопросы только с моего разрешения. Прошу это помнить. Сейчас вопросы у меня. Потерпевший, вы подозреваете только одного человека?

Ефимов. Да, гражданин дознаватель, только его.

Нагейкин. Подозреваемый, вы продолжаете настаивать на своей невиновности?

Чибисов. Я продолжаю пользоваться правом, предоставленным пятьдесят первой статьёй конституции, и не отвечать на подобные вопросы.

Нагейкин. Хорошо. В таком случае позвольте огласить данные сегодня показания и завершить очную ставку.

Кабинет Нагейкина. Вместе с ним – свидетель Гузенко.

Нагейкин. Итак, начнём. Ваше имя, отчество, фамилия?

Гузенко. Савелий Архипович Гузенко.

Нагейкин. Вам известны потерпевший и подозреваемый?

Гузенко. Да.

Нагейкин. Откуда?

Гузенко. Мы вместе ходим в клуб «Морфей». А с подозреваемым я к тому же восемь лет работал в одном учреждении.

Нагейкин. Каком?

Гузенко. Городской прокуратуре.

Нагейкин. Что можете сказать по существу дела?

Гузенко. В клубе «Морфей» мы делимся впечатлениями о своих сновидениях. Подтверждаю, что потерпевший действительно рассказывал всем нам смешную историю, как участковые отказались обирать лавочников и мигрантов. Сговорились. И шефам своим в один прекрасный день ничего не принесли. Те посмеялись и поехали в райотделы с пустыми руками. Получилось, что и их начальникам нечего дальше наверх передавать. Помню, хохотали мы тогда навзрыд.

Нагейкин. Почему?

Гузенко. Смешно ведь, товарищ лейтенант. Смешнее не придумаешь. День прошёл, а никто никому ничего не занёс. (Заливисто смеётся.)

Нагейкин. Не вижу ничего смешного.

Гузенко. Значит, у вас, извините, совсем нет чувства юмора. (Пауза.) Вы же сами в полиции работаете. Разве может быть такое наяву?

Нагейкин. Не знаю. Я своему начальству ничего не ношу.

Гузенко. Правильно. Ведь вы не на земле сидите. Вам-то с кого брать? С меня, что ли? Кто вам тут чего даст? А бригадиры гастарбайтеров дают. И хозяева палаток тоже. Каждый день. Регулярно. Их даже просить об этом не надо. Думаете, участковым? Нет. Всей системе дают. Но через участковых. Это же каждому ребёнку у нас известно. А тут – раз, и сбой системы. Для всей области очень чувствительно. С чем начальник управления к вицегуберу поедет? Конечно, всем нам очень любопытен финал такой истории. На следующем заседании мы ждём от потерпевшего окончания. А он как в воду опущенный. Не видел, говорит, больше этого сна.