И тут в разговор встрял мой сосед.

– Ну а что, устроишь ее писать статейки в местную газетенку, дальше-то ей все равно не прыгнуть, – нагло, вызывающе предложил тип, сидевший рядом со мной.

Все присутствующие на несколько мгновений замерли, словно растерялись. Я с расширившимися глазами поглядела перед собой. Внезапно это стало так очевидно, что я начала задыхаться.

«А что если он прав? Что если он меня не отпустит? – спросила я себя, чувствуя подкатывающую к горлу панику. – Нет! Такого никогда не будет! Даже если мне не удастся свалить отсюда в ближайшее время, а я уверена, что все получится, то после наступления совершеннолетия по закону он обязан будет меня отпустить!» – закричала я на саму себя. «А если нет?» – не унимался ехидненький голосок.

– Теть Марин, а мы завтра поедем по магазинам? – донесся до меня голос Кристины. – Ты говорила, что собираешься приодеть Владу, я вот тоже себе кое-что перед праздником прикупить хочу.

– И я! – закричала моя сестренка. – Я тоже с вами хочу!

Я поглядела на ее мать, моя мачеха виновато отвела взгляд, еще бы, хоть бы предупредила, что едет одевать бедную сиротку.

– Конечно, – мило улыбнулась она желающим шоппинга. – Это будет девичник!

– Ну уж нет! – возмутился Константин. – Обойдетесь! Я тоже поеду, а Эрни составит мне компанию вас критиковать.

– Не называй меня так, – вяло, видимо, больше по привычке отмахнулся от него мой сосед.

– Нет, мы поедем в чисто женском составе, бабушку с собой возьмем! – не согласилась с предложением Кристина. – А, бабуль?

– Увольте, – замахала на нее руками женщина. – Я не развлекаться приехала.

– Ну возьмите меня! – взмолился парень. – Честно, я постараюсь быть зайчиком. Серьезно, я тут со скуки сдохну!

– Неужели мы такая скучная компания? – сделала страшные глаза Марина.

– Не то слово! – кивнул ее племянник.

– Ну хорошо, – смилостивилась женщина. – Возьмем их? – спросила она у дочери с племянницей. Те замотали головами в знак протеста. – Она шутливо погрозила пальцем. – Не будьте так жестоки с братьями.

За столом продолжались какие-то обсуждения, шутливые перепалки, но у меня от этого идеализма, доведенного до идиотизма, уже зубы сводило. Я извинилась и вышла из-за стола. Поднялась в свою комнату и встала у окна. Шел дождь, барабанил по стеклу, стекал вниз струями. Деревья качало и гнуло в стороны яростными нападками ветра. Мне безумно захотелось, чтобы за окном был не прекрасный двор с садом, а безумный, никогда не спящий поток машин, прохожих, высотки, вывески, реклама. Я хотела домой, хотела в центр жизни, движения, а тут все застыло, словно приготовилось умирать.

В дверь постучали. Я оторвалась от созерцания дождя и обернулась к двери.

– Войдите, – громко сказала я.

Вошла Марина.

– Я не помешаю? – спросила она, оглядывая все вокруг привычным взглядом хозяйки. – Как устроилась? Может, что-то нужно?

– Нет, все прекрасно, спасибо, – холодно отозвалась я.

Если бы я знала, кто стучит, хрен бы отозвалась.

– Я пришла извиниться, – мягко проговорила она. – За то, что так неловко получилось за столом. Я должна была сказать тебе сначала о том, что мы едем покупать тебе кое-что из одежды.

– У меня все есть, мне ничего не надо. Извинения приняты, – быстро выпалила я, давая ей понять, что разговор окончен. Но эта женщина, похоже, намеков не понимала и уходить не собиралась.

– Я понимаю и ничего не имею против твоей одежды, я за демократичность, мои дети также вольны выбирать, в чем ходить, – зачем-то пустилась она в объяснения. – Но, видишь ли, мы посещаем светские мероприятия, поэтому наряды должны соответствовать. – Она замолчала ненадолго, словно раздумывая, стоит ли говорить дальше. – На этом настоял твой отец, он заявил свое желание категорично, – она натянуто улыбнулась, словно извиняясь за грубость мужа. – В эту субботу состоится праздник, он будет проходить в доме моего отца. Поэтому завтра и нужно ехать.

Она поглядела на меня, ожидая реакции. Я пожала плечами, собрав всю волю в кулак. Ох, с каким трудом мне дались следующие слова:

– Хорошо, скажете завтра, когда нужно будет собраться.

Она кивнула с видимым облегчением и вышла из комнаты. Уже на пороге она бросила через плечо, не оборачиваясь:

– Я уговорю его отдать тебе телефон, это жестоко даже для него.

Когда она закрыла дверь, я рухнула на кровать, накрыла голову подушкой и закричала, сжимая зубами наволочку. Я ненавидела этот дом, как же я ненавидела здесь все.

– Как такое могло случиться? – глотая слезы, глядела я на него, не желая верить произошедшему. – Миллионы страдают от болей в сердце, но никто не умирает! – закричала я, надеясь, что эти слова сотрут жестокую правду.

– Все было намного серьезней, поверь мне! – дядь Толя тоже едва сдерживался, чтобы не заплакать.

Этот разговор произошел на следующий день после смерти мамы. Я тогда помешалась на том, что мама не могла умереть, это ошибка, что ее нельзя хоронить, она наверняка поправится. Киря тогда закрылся в нашей комнате и никого к себе не пускал, даже меня.

– Она не хотела говорить вам, чтобы не пугать, – пытался достучаться до меня отчим. – Месяц назад она была в больнице, ей сказали, что нужна операция, она готовилась к ней, оставалось подождать еще неделю, но… она не дожила… – он уже не стеснялся слез, они крупными каплями стекали по его щетинистым щекам. – Мне жаль, милая, мне так жаль…

Я дернулась от его слов, словно от пощечины. Это не правда, нет, мама не стала бы такое скрывать. Это ложь, он что-то путает, его обманули, нас всех обманули!

– Нет, – шептала я, пятясь ко входу, – она не могла умереть! Это неправда! – закричала я и забилась в истерике. Ноги не удержали меня, я рухнула на вытертый палас. – Нет!

Сердце бешено колотилось. Я открыла глаза и уставилась в потолок. Я вновь пережила весь тот ужас этой ночью. Снова и снова я вижу смерть и похороны мамы во снах и каждый раз я ощущаю, что упускаю что-то, еще вот-вот, и я пойму, в чем дело, но каждый раз просыпаюсь, не могу пошевелиться, скованная скорбью и пережитым кошмаром.

Утренние сумерки проникали в окно, небо было по-прежнему затянуто тучами. Хотелось на воздух. Полежав немного, ожидая, когда рыдания стихнут, я вытерла лицо простыней и вылезла из-под одеяла. Быстро натянула длинную шерстяную кофту поверх пижамы, обула кроссы и, стараясь не шуметь, спустилась вниз. Оказавшись у входной двери, я прислушалась. В доме все еще спало. Открыв замки, я бесшумно выскользнула на улицу. Окна моей комнаты выходили на сад с прудом, а заднего двора я еще не видела. Пройдясь немного у пруда, я пошла по дорожке, заворачивающий за дом. Было прохладно и мокро. Дождя не было, но накануне он щедро полил все вокруг, было много мокрой травы, а еще и туман невысоко стелился по ней. За домом оказался огород. Если честно, я удивилась. Зачем им это? У них столько денег, что не нуждаются в таком обременении, а свежие, настоящие, без химии овощи они могут приобрести без проблем, дачники и всякие там бабушки постоянно что-то продают. Также здесь был и большой птичник. Я подошла ближе к строению, птицы начинали просыпаться, подавать голоса. Видимо, они решили, что я их кормить пришла. Тут были и гуси, и утки, и индюки. Все они были в отдельных просторных клетках. Я зашла внутрь, чтобы познакомиться. Вонючие вечно орущие создания, толком и летать не умеющие, не вызывали у меня умиления, но помогли отвлечься от ужасных мыслей.

Покинув птичник, я пошла вдоль высоких кустов смородины, малины, вишни. Ягоды уже отошли, но я и не думала их есть. Я просто хотела поглядеть, что тут и как. Почти полностью пройдя высокие колючие кусты, я подумала о том, что это как-то странно, что в таком большом доме нет собак и кошек. Обычно такие территории охраняют здоровые такие и злющие псины, но здесь не пахло даже хиленькой шавкой. Пройдя последний куст, я выглянула, что же там дальше, и замерла, как вкопанная. Передо мной была расчищенная квадратная площадка, посередине был вкопан столб, сильно обтесанный и потрескавшийся. Спиной ко мне, атакую, руками и ногами, упражнялся у столба полуголый человек. От его загорелого мускулистого тела валил пар. Я была заворожена зрелищем. Никогда прежде мне не приходилось видеть такой грации и смертельной мощи одновременно. Его тело двигалось, словно в танце, скорость была невероятной для обычного человека, то есть меня.