Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Н. Плевицкая. «Мой путь с песней»:

На чужбине, в безмерной тоске по Родине осталась у меня одна радость: мои тихие думы о прошлом. О том дорогом прошлом, когда сияла несметными богатствами матушка-Русь и лелеяла нас в просторах своих. Далеко родная земля, и наше счастье осталось там… Грозная гроза прогремела, поднялся дикий темный ветер и разметал нас по всему белому свету. Но унес с собой каждый странник светлый образ Руси, благодарную память о прошлом. Светит такой негасимый образ и у меня.

Глава девятая

Похищение-2

Ведь только из страстных горений

рождается слово.

И если ты спросишь,

стихам моим веря живым:

«Готова ли дважды гореть?»

Я отвечу: «Готова!»

И русская Муза протянет мне

руки сквозь дым.

Мария Вега
1

Интуиция ни разу не подводила Плевицкую, была верной и доброй спутницей в жизни, помощницей, предостерегала от необдуманных шагов. И на этот раз после расшифровки поступившей из Центра новой инструкции Надежду Васильевну охватило непреодолимое желание умолить начальство в Москве отменить или в крайнем случае приостановить грозящую крахом операцию под кодовым названием «Груз». Плевицкая не задумывалась, отчего возникала тревога, что заставляет паниковать, все мысли заняли поиски ответа на вопрос: как предотвратить несчастье?

«Не сомневаюсь, что обязательно произойдет нечто непоправимое, сулящее мне с Колей большую беду!»

Писать в Москву и слезно просить отложить намеченную операцию было нельзя: Центр бы рассердила необычная просьба «Фермерши», подняли на смех женскую интуицию.

«Как убедить, что я права? Какие привести доказательства?»

Перечитала расшифровку приказа с датой проведения новой операции.

«Остается совсем немного дней. Признаться Коле в недобром предчувствии, попросить, чтобы отговорил Москву от операции, которая завершится крахом? Но Коля, как военная косточка, выполнит любой приказ вышестоящего начальника. Предупреждение о надвигающейся беде посчитает женской глупостью… Пусть все идет так, как запланировано, катится по накатанной, проверенной прошлой операцией с Кутеповым дороге. Все в руках Божьих».

Надежда Васильевна отдала мужу расшифрованный приказ.

– Торопят товарищи. Дело идет к концу, – сказал Скоблин, не сводя взгляда со срока проведения операции – 22 сентября 1937 года. – Кстати, накануне операции пройдет литургия в нашем соборе на рю Дарю в честь 20-летия Корниловского полка. Хорошо, что товарищи не захотели помешать торжествам, пресса будет освещать праздник, упомянет меня, что упрочит мое положение, повысит авторитет.

За пару дней до молебна Николай Владимирович пошел в штаб, дождался, чтобы начальник остался в кабинете один.

– Прикажите адъютанту никого не пускать. Имею конфиденциальный разговор.

Миллер придавил на панели стола кнопку и, когда на пороге вырос гвардейского роста с осиной талией адъютант, сказал:

– Для всех я занят, – обернулся к Скоблину. – Весь внимание.

– Лучше поговорить в комнате отдыха. – Скоблин притронулся пальцем к губам, затем уху, обвел взглядом стены, поднял глаза к потолку.

Миллер понял: кабинет может прослушиваться не только французами, но и большевиками, их тайной политической полицией. Комнатка отдыха находилась рядом с кабинетом – диван с подушкой и пледом, тумбочка с графином, газетами. Хозяин предложил Скоблину присесть.

– Тут точно нет скрытых микрофонов. Грустно, если все наши заседания под контролем, не хочется в это верить. Но, как говорится, береженого сам Бог бережет.

– На Бога надейся, сам не плошай, – произнес другую мудрость Скоблин. – Враги не только за кордоном, но и рядом.

Стоило Скоблину напомнить о вездесущих чекистах, как на лбу Миллера выступил пот.

– Слушаю вас.

Скоблин не спешил начать, смотрел на напряженного начальника и думал: «Не напрасно ли упомянул микрофоны? Кстати, есть ли они тут?»

Николай Владимирович был близок к истине: в недалеком будущем, когда ни Скоблина, ни Миллера не будет во Франции, в штабе РОВС обнаружат микрофоны.

Скоблин кашлянул в кулак и тихо, вкрадчиво заговорил:

– У вас было достаточно фактов удостовериться в моей безграничной преданности нашему делу и вам лично. Никогда и ничего не скрывал, спешу доложить, что имел беседу с представителями германской военной разведки.

– Абвер?

– Точно так. Считает себя обороной от врагов, отражением всяких ударов извне и изнутри рейха, посему так именуется.

– Говорили от имени адмирала Канариса?

– Думаю, встреча произошла по его инициативе.

– Почему избрали вас, а не, скажем, Шатилова, как-никак он первый заместитель.

– Об этом лучше спросить господ из Берлина.

– Где происходила встреча?

– За городом у дюн.

– Если Сюрте женераль проведает, что один из членов моего штаба… Вас вербовали? Сколько предложили за сотрудничество?

– За нужную информацию обещали платить щедро.

– Что им надо, какая информация?

– У нас с ними общий противник.

– Немцы не воюют с Россией, наоборот, пытаются завязать с ней дружеские отношения.

– Это дипломатия, на деле видят в Советской России потенциального врага. Германцы желают получить собранные нами сведения о СССР. Вы мозг нашей организации, вам решать, что ответить на предложение германцев. Если позволите дать совет, то сближение, консолидация с разведкой Германии не только не помешает, а даже очень поможет в финансировании РОВС. Со мной была предварительная беседа, главная с вами впереди.

Миллер прикрыл веки, чтобы ничто не отвлекало.

– Где и когда предлагают встретиться?

«Он слишком быстро дает согласие, – обрадовался Скоблин, – видимо, мечтал о контакте с абвером, получении материальной поддержки!»

– Время встречи назначьте сами. Что касается места… – Скоблин задумался, словно перебирал возможные варианты. – Ни кафе, ни какая-либо квартира не подходят. Безопаснее вдали от городской толчеи и любопытных глаз… Что скажете о моей вилле под Парижем?

Скоблин впился взглядом в Миллера, словно торопил генерала с решением:

«Не тяни, соглашайся! Германцы могущественны, их незримые щупальца пролезают во все страны, чужие правительства, армии, партии. Тебе, как глоток свежего воздуха, необходим богатенький покровитель».

Миллер затягивал ответ, размышлял:

«Германцы считают меня важной фигурой в антисоветской деятельности, раз ищут контакта. Друзья с тугим кошельком весьма полезны…»

Точно очнувшись, спросил:

– Что собой представляют ваши немцы?

– Один, атташе Вернер, служит в посольстве, другой из военных, представился Штроманом, думаю, имеет звание не ниже полковника…

– Мне будет трудно с ними общаться: хотя в моих жилах течет немецкая кровь, но языком владею плохо.

– Господа сносно изъясняются по-русски, – успокоил Скоблин.

Миллер пригладил редкие волосы, пошевелил губами.

«Решает, какой дать ответ, – понял Скоблин. – Если не согласится на предложение, приказ Центра останется невыполненным, в Москве решат, что не имею влияния на начальника РОВС… Неужели насмарку все ухищрения? Надо подтолкнуть!»

Не успел начать убеждать генерала, как тот уточнил:

– Предлагаете провести встречу на вашей вилле? Вокруг нее действительно тихо?

Скоблин с поспешностью ответил:

– Точно так!

– И в какое время?

– Немцев устраивает 22-е пополудни.

Миллер кивнул.

С трудом оставаясь спокойным, ничем не выдавая волнения и радости, Скоблин продолжал:

– Будет хорошо, если встретят нас не у штаба, чтобы не мозолить никому глаза, а, скажем, на углу Жасмен и Раффо – там мало прохожих. С перекрестка поедем ко мне, дорога займет от силы полчаса. Надежда Васильевна подготовится к приезду, накроет стол.

41
{"b":"674280","o":1}