— Вижу трирему!

Трирема в Ливии?!

Парус быстро приближался. Рутуб сбился с ритма и оставил барабан в покое. Весла беспечно опустились. Мореходы столпились, погрузив нос корабля по самые ноги патэка.

Неясные очертания эмблемы на ослепительно белом парусе постепенно вырисовывались в контуры змеи, обвившей шест.

— Братцы, — заплакал Фага, — это же знак Эшмуна!

— Хананеи!

— Свои!

— Хвала небу!

— Хвала Мелькарту!

— Принесу в жертву быка!

— Двух быков!

Люди плясали, плакали, кричали, обнимались, целовались, пели песни и молитвы.

Трирема круто развернулась, парус убрали. На палубе стояли бронзовые от загара бородатые люди. Большинство полуголые, в матросских набедренных повязках. Некоторые в белых, торжественных, одеждах. Все были вооружены мечами и круглыми щитами.

— Клянусь всеми богами — это карфагеняне! — воскликнул неестественно тонким голосом Рутуб. — Здесь земли, подвластные Карфагену!

Трирема неуклюже ткнулась в борт биремы, сломав половину своих и чужих весел. С борта на борт метнулись абордажные дорожки и крючья.

— Сдавайтесь, — объявил толстый важный пуниец с крупной серьгой в ухе и золотой массивной цепью на животе, — не то будем резать.

— Вот теперь я узнаю своих, — сказал Астарт, лучезарно улыбаясь.

Царь ливифиникийского города Ликс сидел на троне из слоновой кости и задумчиво смотрел на реку того же названия. Чернокожие рабы с опахалами и зонтами суетились вокруг него. Кучка обросших, почти нагих пленников изнывала под палящими лучами солнца на площади перед троном, чужеземцы перебрасывались друг с другом редкими словами.

Рабы бегом принесли паланкин, второй, третий… Весь государственный совет спешил по зову монарха.

Верховный жрец и первый визирь заняли свои места на верхней ступеньке у трона, вытирая подолами мантий мокрые подмышки.

— Визирь прокашлялся и начал, полузакрыв глаза:

— Посмотри, о Владыка Ливии, эти шакалы, не принесшие тебе ни подарка, а нам — законной пошлины, искусно изображают на лицах своих одухотворенную радость и…

— Одухотворенную? — задумался владыка.

— О! Твои уста, Повелитель, — ласково произнес долговязый верховный жрец, — как всегда источают мудрость и…

— Мудрость? — царь вновь погрузился в размышления.

— Твои слова, о Наместник неба и Карфагена, — воскликнул визирь, вселяют в покорных советников твоих святые желания целовать твои стопы и…

— Целовать? — оживился царь.

От толпы пленников отделилось двое. Расшвыряв копья охраны, они приблизились к трону.

— Приветствуем тебя, Великий царь! Почему люди твои враждебны к путешествующим мореходам? — Астарт с интересом разглядывал очередного повелителя, встретившегося на его пути.

Визирь и жрец зашептали повелителю в оба уха. Наконец пожаловал высочайший вопрос:

— Сознавайтесь, что вы украли в моем государстве?

Астарт с Ахтоем переглянулись. Египтянин внятно и с расстановкой произнес:

— Как мы могли у тебя украсть, о мудрейший из мудрых, когда впервые здесь?

— Не по воздуху же ваша бирема пронеслась через земли повелителя Ликса и Ливии? — коварно улыбнулся верховный жрец.

— Мы пришли с юга, — ответил Астарт.

— С юга! — хихикнул визирь и обернулся к сидящим на нижних ступенях, и весь государственный совет дружно и надолго залился жизнерадостным смехом.

— Мы обогнули морем Ливию по приказу могущественного фараона Нехо, царя Египта, — пояснил мемфисец.

— Египет? — удивился царь. — А где это?

— О мой господин, Повелитель ликситов, троглодиов и эфиопов, это так далеко, что прикажи их пытать, — поклонился в пояс верховный жрец.

— Приказать? — задумался царь.

— Ты, уважаемый, хоть и с одной головой, но ума в ней на десять голов, — издевательски произнес Ахтой.

— Лошадиных, негромко произнес Астарт, Ахтою понадобилось проявить все свое самообладание, чтобы не прыснуть.

— Ваал-Хаммон! Они хотят нас запутать! Повелитель! Повели повелеть! воскликнул визирь в тревоге.

— Это он считает верхом красноречия, — сказал египтянин.

— Они все тут от жары спятили.

— Тогда почему фараон не прислал послов и подарки повелителю нашей державы? — выпалил член государственного совета с серебряной цепью, ниспадающей на живот.

Затем вопросы посыпались на мореходов, как предсказания из глотки базарной гадалки.

— Если вы с юга, то скажите, сколько пальцев на ногах великанов, которые спят на левом ухе, а укрываются правым?

— Чем питаются полулюди-полулошади?

"Вот влипли", — подумал Астарт.

— На каком наречии говорят люди с собачьими головами? — продолжались вопросы.

— Летучих мышей с собачьими мордами видели, собак с кошачьими — тоже, а вот людей с головами собак не встречали, — сказал Астарт, видя, что его слова упали в пустоту.

— Уважаемые, если вам нужны чудеса, пожалуйста! — Ахтой коротко рассказал о диковинных полосатых лошадях, о ливийских колдунах, гигантской кошке, гремящей радуге, Колеснице Богов и о многом другом, поразившем воображение мореходов. В заключение сообщил о великом чуде — о перемещении солнечного пути.

— Полосатые лошади! Охо-хо! — изнемогали вельможи. — Пять радуг? Муравьями зашить рану? Ну, плутина, развеселил!

— Ты лжешь! — крикнул визирь. — Если бы вы видели Колесницу Богов, то давно бы грелись в преисподней!

— Врет! — согласился царь и плюнул в реку Ликс.

Как и ожидал Астарт, с гневной речью выступил верховный жрец:

— Как ты, нечестивец, осмелился клеветать на божество солнца? Видано ли, чтоб Всемогущий и Всеведущий Ваал-Хаммон покинул свою тропу и поплыл в своей колеснице по бездорожью? Великий царь, прикажи их пытать, я думаю, это греки, выкрасившие кожу в желтый цвет. А вон тот худой подделался под египтянина. Они воры! Меня трудно провести, ибо само небо — мне поддержка.

— Что же нам красть в вашей заброшенной богами провинции? возмутился Астарт. — У вас есть золотые копи и оловянные россыпи? Или жемчужные ловли? Может, вы шлифуете бриллианты и прячете в кувшинах изумруды?

— Мы не провинция, — обиделся жрец, — мы скоро будем богаче Карфагена! А вы воры. Ищете дорогу к Пурпурным островам.

Астарт вздрогнул.

— Плохи наши дела, Ахтой.

— Плохи, — согласился египтянин, ибо слышал еще в Финикии об этих таинственных островах и о людях "одного корня с хананеями" — ликситах, которые торговали с Тиром через посредничество пунийцев, тирских купцов. Главным богатством Пурпурных островов была "драконовая кровь", выступающая на коре небольших тропических деревец. Ее подмешивали к пурпурной краске, чтобы не выгорала на солнце и не блекла в морской воде.

— Гонец гарамантов! — объявил вельможа, похожий на юродивого, столько на нем было украшений и побрякушек.

На дворцовую площадь въехал чернокожий ливиец верхом на голошеем страусе. Набросив на голову птицы колпак из плотной ткани, посол спешился и пополз на животе к трону.

Воины окружили путешественников и погнали как стадо баранов узкими улицами столицы.

"Помесь ливийской деревни и пунического городища", — отметил про себя Астарт, с интересом разглядывая постройки.

Жители толпами шли за мореходами, обзывая их по приказу визиря последними словами.

Весь экипаж разделили на три части и бросили в разные трюмные ямы. Астарт не унывал.

— Как вы отвыкли от родных обычаев! Цари, жрецы, тюрьмы — это же наши старые знакомые! Пора снова привыкать.

— Привыкай, только побыстрей, — послышался голос из вороха истлевшей соломы, — вас завтра бросят в бассейн к акулам.

— Даже тут кто-то водится, — удивился Саркатр.

Фага и Мекал разбросали солому.

— Кто такой? — с угрозой спросил повар.

— Грек.

В полутьме можно было различить светлое пятно лица.

— Это можно было понять и по тому, как ты коверкаешь слова, — угрюмо произнес Рутуб, — а почему тебя не отправили к акулам?

— Я сказал, что клад зарыл, да забыл где. Вот они и копают по всей Ливии вот уже третий год. У нас был отличный корабль с хорошим экипажем. Нам удалось узнать, что тайна пурпура — это краситель растительного происхождения и что добывают его только на Пурпурных островах. Но мы не учли, что в Ликсе хватают каждого иностранца и пытают, пока не признается в том, что ему предъявляют. Нас схватили и пытали, кто-то проговорился — и все полетели в бассейн.