– Ништяк, пацаны, ништяк! Вовремя прямо, ух!

Передний правый повернулся к Лёхе, умным внимательным взглядом серых глаз посмотрел на Редькина:

– Блатной что ли, или просто с русским языком не дружишь?

В голосе – холод и чуть презрения, как показалось Мякинину. Лёха сообразил, что лучше не отвечать, ибо «блатным» он не был, а в полемику вступать может оказаться себе дороже, отвернулся к окну, заёрзал, устраиваясь поудобнее.

«Ховер» на довольно резвой скорости, разбрызгивая просевшие под солнцем сугробы, покатил, огибая город.

– Мы видели вас из окна, – снова заговорил мужик в кроличьей шапке и с «сайгой», – когда вы шли к улице Ленина. Хотели выйти, позвать, но вы уж больно на чокнутых были похожи: кругом разруха, а один мачете размахивал, как мексиканец, второй вообще заполярный ниндзя в чёрном тулупе и чёрной маске. Решили, что у вас либо крыша съехала на фоне последних событий, либо вы под кайфом. Сейчас я уверен, что вы вообще не в курсе.

– В курсе чего? – автоматически спросил Мякинин.

– Приедем на базу, расскажу. Давай, Олежа, вот здесь сверни, тут точно мертвяков нет, – переключив диалог на дорогу, показывая тем самым, что разговаривать он больше с гостями пока не собирается, «сайга» ткнул между приблизившихся домов пальцем.

Базой была школа, теперь бывшая, огороженная высоким забором из металлических прутьев, усиленного сгребенным с территории школы снегом. Наверху снежной стены – утоптанные площадки для часовых. Ворота, закрытые толстыми деревянными щитами с прорезанными бойницами, подпирались изнутри железными трубами. Во дворе – настоящий зимний детский пионерлагерь, играли дети, передвигались за какими-либо нуждами люди. Резкий контраст с вымершим городом. Из центрального входа входили и выходили, бросая любопытные взгляды на вылезших из машины Мякинина с Редькиным.

– Ну что, Виталь, привезли? – окликнул того самого с «сайгой» какой-то мужик в ядовитого цвета финской куртке.

– Ага, вон, в багажнике, – отозвался Виталий, – не зови никого, Серега, сами разгрузим. Давайте, гости, подсобите.

Виталий шмякнул в подставленные руки Мякинина картонный ящик с какими-то консервами, приказав:

– Топай за Серегой, он покажет, где сбросить.

В школе был полумрак, то ли экономили электрический генератор, то ли электричества здесь не было вовсе. Серега шёл уверенно, зная каждый порожек, Миша же раза два споткнулся, тихо чертыхнувшись. Разгрузились в школьной столовой, Серега стянул пуховик, бросил его на ящики.

– Жарко чего-то стало, – прокомментировал он и обратился уже к гостям:

– Пойдёмте, в физкультурную подсобку вас отведу, там у Виталика кабинет теперь. Он всё равно с вами пообщаться захочет, работа у него раньше была такая, а сейчас навыки тоже пригодились.

– Кадровик что ли? – спросил Редькин.

– Можно и так сказать…

Каморка физрука как и во всех школах тесная и без окон. Только всё лишнее как то: остатки разломанного спортинвентаря, старые плакаты и прочий хлам, были, видимо, вынесены, остался только небольшой стол, три стула, лавка со сложенными на ней какими-то тетрадями и шкаф с пылившимися на нем кубками. Серега щёлкнул выключателем, зажигая свет.

– Ух ты, сервис, и свет здесь есть! – воскликнул Лёха, усаживаясь на старый скрипучий стул.

– Здесь никто не живет и не работает, мы сюда водим народ для фильтрации, – пояснил Серега.

– Для чего? – не понял Редькин.

– Если люди заражены, они не должны соприкасаться со здоровыми и здесь их легче запереть.

– Чего?! – выкатил глаза Лёха.

– Спокойно!

В каморку по-хозяйски вошёл Виталий, Серега вышел, чтобы не тесниться. Виталий сбросил куртку на лавку, уселся на стул, внимательно пробежал глазами по напряжённым лицам гостей, сказал:

– Меня зовут Филиппов Виталий Сергеевич, я начальник нарьянмарской криминальной полиции. А теперь расскажите, кто вы, зачем и откуда приехали?

Филиппов был довольно молод, вряд ли старше Мякинина, но суровое оперативное прошлое выработало в нём жёсткую уверенность, которая исходила изо всего его облика, заставляя людей сразу воспринимать его всерьёз.

– А ты наверное здесь главный? – Поинтересовался Редькин.

– Нет, – ответил Филиппов, – я всего лишь зам. главного по безопасности.

– Вязать будешь, начальник? – попытался поёрничать Лёха, но Виталий Сергеевич ожёг его таким взглядом, что тот прикусил язык.

Мякинин посмотрел на непривычно посерьезневшего Редькина и начал рассказывать. Виталий слушал, не перебивая, после того, как Мякинин закончил, Филиппов как-то устало вздохнул (видать не впервые выслушивает подобные истории) и без всяких комментариев сказал:

– Теперь вас осмотрит врач на предмет ран, которые могут оказаться укусами. Мы не имеем права рисковать.

– Молодая врачиха? – осклабился Редькин.

– Осмотр проводит мужчина, – серьёзно ответил Филиппов.

– Вообще-то я не гомик, – хмыкнул Лёха, но видя, что его игривого настроения никто не поддерживает, спросил скривившимися губами:

– А если я не захочу?

– Значит, ты не пройдёшь фильтрацию, – пожал плечами Филиппов.

– И?

– У тебя есть мачете, будет, чем отбиться от зомби за воротами лагеря.

Лёха понимал, что качать права не получиться, а Филиппов не собирался спорить, и пока Редькин обдумывал, как бы так согласиться на медосмотр, чтобы не показать свой страх перед вымершим городом, Мякинин выдал за него:

– Мы не знаем, зачем нам проходить эту фильтрацию, мы не знаем, что нас вообще ждёт в городе, потому что мы вообще ничего не знаем. Мы пройдём этот чёртов осмотр, но с тем условием, что ты наконец нам всё расскажешь.

Некоторое время Филиппов изучающе смотрел на Мишу, то ли пытаясь понять, что за фрукт перед ним, то ли раздумывая стоят ли эти двое рассказа, или их просто выгнать.

– Ладно! – Виталий хлопнул себя по колену, встал, развернул стул и уселся на него всадником, облокотившись грудью на его спинку, левый локоть оперев на рукоять длинного ножа, мирно висевшего на поясе в ножнах.

– Началось это месяца полтора назад где-то. По телевизору поползли какие-то мутные размазанные новости про новую экзотическую эпидемию, которую то ли завезли, то ли она сама откуда-то вылезла, где консервировалась с незапамятных времен. Знаете, умные люди давно уже смотрят телек исключительно ради развлечения, а новости предпочитают читать на Интернет порталах. Нас всё время стараются отвлечь от постоянного бесконечного кризиса, то показывают бастующих греков, то сомалийских пиратов, то негров с арабами, в цивилизованных странах воюющих против белого населения, а у себя друг с другом. Тут также, началось с «загнивающего» Запада, где появилась куча психов, бросающихся на прохожих. Рассказывалось это с нескрываемым сарказмом, якобы слабые на психику американцы с европейцами пересмотрели зомби-фильмов. Когда зараза началась на российском Материке, про неё заговорили серьёзно, но опять несли какую-то чушь: типа чума, которая выкосила полмира в Средневековье, внезапно вылезла в Новое время, но Президент уже отдал кучу распоряжений и беспокоиться нам не о чем. В это время ожившие уже вовсю раздирали людей в клочья на улицах больших городов и городов поменьше. Мы так и не узнали, лишил ли кто девственности никогда не исполняемые указания Президента, как телевидение закончилось.

Всё происходило так стремительно, что происходящие на Материке, в обычное время, долго доходящее до голов и сердец, вообще никем было непринято и непонято. В это время, к нам прилетел пассажирский самолет из Москвы, полный оживших мертвецов. Уж не знаю, как и кто их туда загружал. Наверное, в Москве они сели ещё людьми, а в полёте они или часть их обратились и перекусали остальных. Может это было сразу и со всеми, как массовый психоз.

– А пилоты? – недоумённо прервал рассказ Мякинин. – А пилоты тоже были зомби?

– Нет, – покачал головой Филиппов, – пилоты были обычными гадами. Страна перестала рожать героев, они знали, что происходит на борту и, вместо того, чтобы обрушить полный самолёт оживших где-нибудь в тундре, выгрузили его в аэропорту.