Михаил осмотрелся: на тяжёлом протаявшем снегу лежали уродливые мёртвые мертвецы. Слева метрах в десяти Редькин яростно кромсал поверженного зомби.

– Эй, садист, уймись уже! – окликнул его один из мужиков. Филиппов глянул на Мякинина и, показалось, усмехнулся.

Ещё шестерых убили за машинами, остальные были далеко и не видели людей. Нарьянмарцы деловито, видно не в первый раз, открыли один из гаражей, причём железные двери на удивление открылись бесшумно, вынесли шесть двадцатилитровых канистр с бензином.

– «Апельсин» ваш бегает, – сказал Филиппов Михаилу, – его и возьмёте. Бензина до Ухты должно хватить, баки там заправлены. А там уж сами промыслите.

Мужики с грохотом забросили канистры в будку, какой-то северянин передал ключи Мякинину и похлопал его по плечу:

– Привет Москве!

– Заводи, – сказал Виталик, а Редькин добавил:

– Ты поведёшь, с тебя «косяк» за то, что ключи потерял от снегохода!

Стартер обиженно покрутил вхолостую несколько секунд и завёл мотор. По полу будки шуршали загружаемые коробки с продуктами. Филиппов, снизу глядя вверх на сидевшего в кабине Мякинина, напутствовал:

– Удачи тебе. Хоть и недолго знаю тебя, но могу сказать, что ты хороший человек, такой, что нужен в этом новом мире. И, сдаётся мне, что главных врагов ты ещё не видел. Надеюсь, ты понял?

Михаил кивнул, рядом Редькин хлопнул дверью.

– Езжайте, а то эти животные нас уже засекли и ковыляют к нам, – сказал Филиппов и сам закрыл дверь кабины. Мякинин включил передачу, мельком бросив взгляд на идущих в их сторону оживших. Он начал к ним привыкать.

– Проходите, присаживайтесь.

Приглашение войти в светлый врачебный кабинет прозвучало неожиданно не обыденно для светловолосого парня с причёской в стиле Билли Айдола. Отвыкший за месяцы зомби катастрофы от врачей и чистоты, парень застрял на пороге, осматривая белые стены, потолок с пятном вокруг крюка с люстрой, двумя ухоженными цветками в горшках, стоявшими на подоконнике.

– Проходите, не стесняйтесь, – повторил седоватый мужчина, лет сорока пяти с аккуратной небольшой бородкой. Улыбчивые глаза обрамлены сетью морщинок. По образу – настоящий киношный, располагающий к себе психолог.

Парень уселся в удобное кресло, Психолог едва заметно дёрнул щекой: обычно он предпочитал располагаться в этом кресле, сел напротив на кожаный диванчик. И диван и кресло располагались перпендикулярно окну, поэтому дневной свет не мешал смотреть друг на друга.

– Вы можете говорить о себе всё, ничего не скрывая. Прошу вас, начните сначала.

– Зовут меня Антон Уткин, родился и жил я в Самарской области в семье электрика и сельской учительницы, пока после самарского института не переехал в Москву, – начал парень, Психолог осторожно перебил его:

– Прошу рассказать с того самого начала. Ну, вы поняли, о чём я.

Антон как на экзамене приосанился, закатил вверх глаза, будто вспоминая ответ, начал рассказ:

– Работал я в Москве на Рязанском проспекте в офисе одного из банков. Я хорошо помню эти первые странные дни: оранжевое небо, на странный цвет которого почему-то никто не обращал внимания, причём этот оранжевый цвет пробивался даже сквозь тяжёлые облака. Ранний сход снега. Вы помните, чтобы к середине марта стало уже сухо? Я нет. И птицы. Они собирались в огромные стаи, носились по небу и улетали.

– Не падали? – уточнил Психолог.

– Что? Нет, зачем?

– Просто многие начало катастрофы связывают со знамениями из Библии и сами начинают верить в свои же приукрашенные факты. Неважно, продолжайте, пожалуйста.

– И запах. Многие его не чувствовали. Такой лёгкий запах… не знаю, как описать. Горелого железа, что ли? Я уже сейчас только думаю, что у меня был иммунитет, ведь многие заразились просто так, не от укусов. И все, кого я встречал живым, чувствовали этот запах, просто не обращали внимания. Я тогда подумал, что здесь что-то не так, наверное, подсознательно желая перемен в своей жизни: постоянное безденежье, нелюбимая работа по десять часов каждый день, но за которую надо держаться, откровенные издевательства работодателей-феодалов, кромешная тьма в будущем.

Сначала передавали про массовые заболевания, но не у нас, а в США и Европе. А затем, когда скрывать больных уже стало нельзя, заговорили и у нас. Как обычно, все болезни завезли в Россию от желающего нам зла Запада. Люди, страдая от нападений отдельных заражённых, всё ещё верили позитивному телевизору: у нас со всем борются, всех побеждают. Показали Европу, где царила полная анархия: разбежалась армия и полиция, на улицах свирепствовали уличные банды и заражённые. Показали наших гвардейцев, которые бодро и умело загоняли разбушевавшихся больных в карантин, бравых десантников, которые специально остались на сверхсрочку, так как Родина в опасности…

Мы как-то стояли с парнями и девчонками у офиса и курили. Шутили насчёт Апокалипсиса, со смехом строили планы в случае его наступления, подтрунивали друг над дружкой. Между тем у нас в банке уже были заболевшие. Помню, что начинались сумерки, как обычно в область стояла длинная пробка. Из БМВ Х5, полного хлопцев с Кавказа, открыв стекло задней двери высунулся парень и прокричал девчонкам что-то похабное. Ему даже никто ответить не успел, как парень убрался, а из окна высунулся ствол автомата и дал длинную очередь по нашему зданию. Зазвенели стёкла, заорали, падая на землю девчонки, а кавказцы заржали и продолжили стоять в пробке. Ни полиции, ни гвардии, никого. А дальше становилось хуже.

– Вы всё ещё работали?

– Да, ещё дня четыре точно. Про последний рабочий день я и хочу рассказать. Это как раз и было начало.

В городе начинался хаос. На людей нападали заражённые всё чаще, преступность зашкалила: прохожих грабили и избивали белым днём в людных местах. Транспорт ещё ходил, но с перебоями. Я снимал квартиру в Люблино, оттуда можно было на крайний случай до офиса дойти меньше, чем за час, для меня, как деревенского, это было несложно. А те, кто спускался в метро, рассказывали многое… Ну, я думаю, вы об этом слышали. И вот однажды на работу просто не пришло больше половины персонала.

Несколько слов о моём начальнике, для того, чтобы понять, кто я был тогда. Это был мой ровесник, тоже двадцати шести лет отроду, но рождённый, как говориться, с серебряной ложкой во рту. Папа у него был какой-то туз в холдинге, которому принадлежал наш банк, сына устроил к нам начальником нашего департамента. Не могу оценить его как профессионала, но с воспитанием у него было хуже, чем у быдла с подворотни. Звали его старинным именем Иван. Подчинённых он не считал за людей, постоянно орал, оскорблял, при этом был франтоват, всегда одет с иголки и ездил на хорошей машине. Никто не смел ему возражать, так как никто не хотел в наш постоянный российский кризис остаться без работы, в том числе и я. При нём я дорос до начальника отдела и моя зарплата стала эквивалентна тысяче евро – средняя в Москве и Восточной Европе и просто громадная в России и даже в Подмосковье. Этих денег мне хватало, чтобы отсылать родителям и снимать квартиру. Поэтому я всегда смотрел в рот моему боссу, поэтому и продолжал ходить на работу как баран, когда было ясно, что мир рушится и каждый заботится о себе.

В тот день Иван был очень возбуждён, впрочем, я никогда его не видел спокойным. Он приказал мне: «Антон, собирайся, едешь со мной!». Оказалось, что мы должны были забрать из дома его жену и двух маленьких детей. Я уселся в его большой внедорожник и мы поехали в сторону Жулебина. Дороги, в том числе и объездные, были забиты машинами, людьми со скарбом, прочь валящими из города. Гвардейцы и военные пытались навести хоть какой-то порядок на трассах. Мы пытались объехать Рязанский проспект, но в итоге вернулись на него и намертво встали в пробку. Иван нервничал, сигналил, орал в окно матом. Какой-то «жигулёнок» не пустил его в ряд, и он не вытерпел и выскочил из машины.

Стоял тёплый апрель, солнце уже неплохо пригревало для весны. Иван был в своём модном облегающем пиджаке. Из «жигулей» вышли пожилой дядька и мужик помоложе в лёгких свитерах, отец с сыном наверное, так как были очень похожи. Иван орал махал руками. В другое время те начали бы оправдываться, кланяясь статусной машине и дорогим шмоткам, но теперь начали с ним драться. Иван был рослый, занимался плаваньем и тайским боксом, но это его не спасло. Драка была секунд двадцать, Ивана свалили на землю, пару раз добавили и сели в машину. Как раз их ряд поехал, а сзади непрерывно сигналили. Чёрт! Я получил удовольствие и испытал злорадство от того, что начальнику навешали лещей!