Олдскульную кровать, разборную с деревянными спинками, поставили в зале пока посередине, рассчитывая сделать перестановку, когда вернётся Бетке с Фархадом. В одной из комнат кто-то вскрикнул. Попов с Михаилом ринулись туда.

В комнате с покойником в соседнем углу стоял, будто наказанный, Лапшунов. Около кровати с Олегом – Редькин, поставив ногу для удобства прямо на эту кровать рядом с локтём Инженера. Худенькие церковные свечи слабо освещали комнату, и Мякинин, приближающийся к Лёхе, слишком поздно увидел дуло беткинского карабина, нацеленного ему в грудь – уже нельзя было нырнуть обратно в коридор в спасительную тьму, а хватать за ствол было себе дороже.

– Что за хрень тут происходит? – прозвучал прямо над ухом Михаила голос Доктора, следовавшего за ним.

– У нас есть для вас новости, – произнёс Витёк, перекрывший сзади проход в коридор и легко без волнения, поигрывающий в руке редькинским мачете.

– Проходите, присаживайтесь.

Спортивный крупный, и вместе с тем поджарый мужчина, лет пятидесяти, с густой проседью, по светлым волосам, зачёсанным назад, с хрустом сел в кожаное кресло. Строгий взгяд цепко оценивающе пробежался по Психологу.

– Меня зовут Вячеслав Яковлевич Морозов, – представился мужчина. И повелительно предложил:

– Спрашивайте.

Психолог выдержал короткую паузу, приручая собеседника, не улыбаясь, заглянул в глаза ему не менее строго, чем тот пытался смотреть полминуты назад.

– Я хочу услышать вашу историю лаконично и с самого начала.

Морозов кивнул, принимая правила игры, начал рассказ:

– Я бизнесмен. Крупный бизнесмен. У меня доли в компаниях, принадлежащих, точнее принадлежавших, первым лицам нашей лапотной страны. Официально у меня крупнейшая сеть дорогих ресторанов класса «люкс» «Капитан Грант». Я продюсер, благотворитель и ещё чёрт знает кто, забываю, кем там меня обзывают мои креативные менеджеры, которым я плачу, точнее платил, огромные деньги.

В тот самый день утром я заехал в кофейню со своей подругой, топ-моделью и участницей музыкальной поп-группы «Герберки» Стасей. После завтрака она ушла первой, я – минут через пятнадцать. Мы всегда так делали, когда проводили ночь вдвоём. Соблюдали, так сказать, конспирацию ради приличия. Папарацци? В лучшем случае они получили бы инвалидность, если б они сделали хоть одну фотографию. Это же Россия, и я принадлежал к касте неприкасаемых. Итак, вернёмся к началу.

Я вообще не слушаю новости и не смотрю за политикой, для меня это другой мир, в котором меня нет. Я жил другими принципами, мерами, понятиями, не знаю даже как ещё назвать. В общем, с этим миром я и столкнулся, выходя из дешёвой для меня, и как оказалось, дорогой для черни кофейни. На парковке на мой тюнингованный «Гелендваген» ссал прямо на водительскую дверь какой-то подвыпивший маргинал, два других существа, стояли чуть позади с бутылками пива в руках и веселились. Я так обалдел от такой наглости, что просто замёрз на месте. Это мне, с которым первыми бегут здороваться бывши воры в законе, а ныне известные успешные бизнесмены, для которых приказать убить человека, что пыль с вазы протереть, мочатся на машину! Мне, которому сам Президент вручал Орден Мужества… Стоп! Или «За заслуги перед Отечеством»? Блин, не помню. Ну, в общем, наглость была просто несусветная. Я им сделал замечание. Если опустить мат и крик, я сказал им что-то вроде: «Что ж вы, люди добрые делаете?». Тачка, дорогой костюм, властный голос, обычно ставят человека на место, но не в этот раз, не в дни Апокалипсиса.

– А личная охрана? – поинтересовался Психолог.

– Эти быки только мешались мне. Моя охрана – само государство, причём в буквальном смысле, а не в аморфном, в котором его представляют обычные граждане. Стоит кому-либо на меня косо посмотреть, так сам Гарант Конституции вступится за меня. А у него в подчинении такие орки, что за собой оставят выжженную пустыню.

– Однако это не помогло ни ему, ни кому-либо ещё.

– Ну, об этом спрашивайте не меня. Я продолжу свою историю. Мы остановились на том, что я сделал замечание. Ближний ко мне пьянчуга запустил в мою голову бутылкой. Было больно и обидно. Второй бросился под ноги, пытаясь свалить. Короче, свалили, пинали, причём явно не с целью убить, а унизить, вывалять в пыли. Не взяли ничего: ни ключей от машины, ни один из трёх дорогих телефонов, ни бумажника и ушли задорно гогоча. Господи, у меня давно такого не было, когда ярость перевешивает любую физическую боль. Я попробовал дозвониться начальнику ГУВД Москвы, его замам, в Московскую прокуратуру и – ничего! Кто-то сбрасывал, кто-то не отвечал, кто-то был недоступен. Тогда я начал догадываться, что произошло что-то из ряда вон выходящее. Я позвонил своему помощнику, тот должен был быть в центральном офисе, но он был в больнице, сказал, что заразился эпидемией, от которой все становятся сумасшедшими. Я ему предоставил выбор: брать пилюли, которые ему там выпишут эскулапы и ехать в офис, или искать другого работодателя. Поехал он туда или нет, я так и не узнал, потому что дальше событий стали развиваться с бешеной скоростью.

Я решил съездить домой, проверить как там и что, сходить в бассейн, пообедать, а потом уже поехать в офис. Жене специально не стал звонить, потому что она уже несколько дней подряд талдычила про какую-то эпидемию и слушать её панические возгласы лишний раз мне не хотелось. Живу я на Николиной Горе, что на Рублёвском шоссе, где обитают лучшие люди нашего многострадального царства. Навигатор рисовал мощную пробку на МКАДе, зато центр Москвы был почему-то почти свободен. Оказалось, центр был перекрыт гвардейцами, я сверкнул удостоверением полковника ФСО и проехал без проблем. А вот дальше начались пробки…

– Полковника ФСО? – переспросил Психолог.

– У меня ещё есть удостоверения полковников центральных аппаратов МВД и ФСБ, – похвастался Морозов и продолжил:

– Объезжая по улице, кажется, Герасима Курина, я почти не влетел в бок перегородившей дорогу «Газели». Два молодых качка в футболках грузили в машину какие-то ящики из магазина с развороченной входной дверью. Мне было до лампочки их мародёрство, но грузовик с моего пути им надо было убрать. Я попросил их это сделать.

– Так же, как попросили тех писунов не поливать вашу дверь? – С улыбкой спросил Психолог.

– Да. Но, выйдя из машины, я предусмотрительно вытащил «Глок» из «бардачка» и, когда качки снисходительно послали меня на три буквы, не остановив свою работу, я его достал.

Я не собирался убивать этих двух оболтусов, выстрелил по «Газели», услышал стук пули по металлическому кузову. Качки тут же дружно нырнули за машину и побежали прочь. Ха! Настроение у меня поднялось, хоть кого-то я сегодня утоптал. Но слишком поздно я понял, что испугались они не меня.

За спиной я услышал довольно странный звук, как будто с десяток пьяниц одновременно начали блевать – то ли урчание, то ли рычание со вздохом. Я обернулся и увидел этих самых заражённых эпидемией. Они толпились около машины, двое с интересом заглядывали на водительское сидение, дверь была открыта. Семь или восемь направились в мою сторону, за машиной я увидел ещё идущих ко мне. Они были похожи на нарядившихся в зомби фриков: зубастые, с синяками под глазами, одетые в какое-то грязное тряпьё.

Я сказал себе: ну всё, хватит придурков на сегодня! Стрельнул у них над головой – никакого толку. Первому я выстрелил в ногу, тот остановился только на секунду и то из-за инерции пули, следующую пустил ему в грудь, снова без толку, лишь тёмный фонтанчик крови. В «Глоке» семнадцать патронов и стреляю я неплохо, так как регулярно хожу в тир, но до меня им оставалось несколько шагов, я чувствовал их паршивый запах, включивший во мне инстинкт самосохранение быстрее, чем их странный вид. Я бросился бежать вниз по улице, обогнув «Газель».

Я отмахал полтора километра и, запыхавшись, выбежал на Рублёвское шоссе, по которому катился неспешный, постоянно застревающий поток автомобилей. Между ними ходили эти самые больные, колотили по стёклам руками, рычали. Почти непрерывно визжали клаксоны, крики и матершина водителей. И ни одного полицейского, ни одного военного! Кого-то выскочившего из машины с бейсбольной битой против этих зомби, сами же зомби свалили и, нагнувшись, начали что-то с ним делать. Никто даже не остановился спасти мужика. Я тоже со своим пистолетом в руке стоял, разинув рот.