– Спасибо за разъяснение, мастер, – саркастично отозвалась Ингрид. – Это была очень полезная информация.
Развернувшись, она утопала к себе на второй этаж, чтобы нормально одеться и причесаться.
Оставшись наедине с собой и зеркалом, Ингрид спохватилась. И что это на нее нашло? Кричит с утра пораньше, грозится, требует и вообще ведет себя не по закону божьему. Как некрасиво получилось. Нельзя так. Надо было мягко поговорить с Юхрой. Может быть, предложить замену: вон у нее целый ящик теплых зимних чулок, могла бы их отдать. Так нет же, устроила скандал. А еще мнит себя человеком божиим.
Ингрид вздохнула. Ей стало стыдно.
Когда она спустилась в столовую, Юхры там уже не было. Зато был накрыт стол, за которым в одиночестве завтракал мастер Лёкинель, глядя на жиденькую кашу такими глазами, будто в ней утопилась его матушка.
– А где Тео? – спросила Ингрид, оглядевшись и нигде не обнаружив целителя.
– Дома, – коротко пояснил эльф. – Перед женой извиняется, что всю ночь где-то шлялся. Это надолго.
Ингрид снова покраснела. Ну вот, еще один пострадавший по ее милости. Что ей стоило вчера растолкать его и отправить домой? Так нет же, ушла к себе, бросив коллег в гостиной, на твердых стульях и холодном полу. Оставалось только надеяться, что никто хотя бы не простудился.
– Присоединяйтесь, – Лёкинель кивнул на ее пустой стул и уже налитую кашу.
– Спасибо, – робко кивнула Ингрид, подошла к своему месту и со вздохом села. Точнее, ухнула на пол под треск ломающейся мебели.
– Вы не ушиблись? – навис над ней растерянный эльф, протягивая руку и помогая подняться.
– Немного, – поморщилась Ингрид, вставая. Потом оглянулась на свой стул. Точнее, гору щепочек – таких тонких, что не оставалось никаких сомнений в неестественной поломке мебели.
– Ну, Юхра! – Ингрид скрипнула зубами и сжала кулаки, но тут же опомнилась. Лёкинель же ее предупреждал, а она стояла на своем. И ладно бы что доброе защищала, так нет же – презренные вещички. Вот и получила по заслугам.
– Будем надеяться, что на этом он успокоится, – сочувственно сказал Лёкинель, ногой отодвигая подальше гору щепок и ставя на ее место другой стул. И прежде чем сесть на него, Ингрид в этот раз проверила предмет на прочность.
После завтрака в Оппля явился Тео. Вид у него был помятый, пристыженный. А еще он подозрительно похрамывал и временами хватался за ягодицу, как будто у него там было не опасное, но болезненное ранение. Например, звериный укус. Но спрашивать, что случилось, было некогда: Ингрид нужно было отвезти документы в канцелярию, а она совершенно не помнила, куда их вчера положила по пьяной лавочке.
Пока она заглядывала во все щели и ящики, ползая из угла в угол, в Оппля явился посетитель. Из обрывков беседы и слезных причитаний болезного Ингрид мимоходом заключила, что беднягу прокляли в кои-то веки нестандартным образом, пожелав не каких-нибудь «Бед сто лет» или «Чтоб ты сдох», а нечто оригинальное, попахивающее одновременно детской страшилкой и жутковатыми сводками из газеты «Вести короны».
– Да говорю же вам, она не шутила! – причитал смазливый юноша в дорогих одеждах. – Я проклят. А вы обязаны мне помочь! Вы на службе Ее Величества.
– Во-первых, мы – благотворительная организация, а не государственный институт, – просвещал его целитель. – Во-вторых, мы работаем по факту проклятья. Предъявите проблему или освободите помещение, мне пора на обход, к настоящим пострадавшим.
– Но когда проклятье свершится, будет уже поздно! – картинно падая на колени и хватая целителя за полы лекарской мантии, увещевал его посетитель. – Моя мужская честь будет навеки опозорена, а я сам попаду в плен к наимерзейшему народу и никогда больше не увижу света белого!
– Бабаи, между прочим – очень культурные и просвещенные люди, – заметил Тео, безуспешно пытаясь отцепить прилипалу. – К тому же мнение о том, что они отвратительны на вид – это досужие домыслы. И вера их не идет вразрез с нашей, так что не вижу ничего ужасного в том, чтобы стать частью их семьи.
– Но моя мужская честь… – снова подал голос посетитель.
– Останется при вас, учитывая, что никакого факта проклятья не было, – уже всерьез разозлился Тео, дергая мантию. Ингрид пару секунд понаблюдала за их бесполезной борьбой и со вздохом покачала головой. Вот затеяли же какую-то дурь. Лучше б с поисками помогли: шеф ее живьем съест, если прямо сейчас она не отправится во дворец.
– Было! – уверенно сказал молодой человек. – Бекки громко сказала: «Чтоб тебя бабайка забрал!» и хлопнула дверью! Громко хлопнула, прям как будто молния и гром. Разве это не признак стихийного проклятья? Нет, она, разумеется, не ведьма. Но так невинна, что боги наверняка прислушались к ее словам и исполнили просьбу.
– Но ведь никто за вами ночью не явился, верно? – возразил Тео, устав бороться с настойчивым посетителем и садясь на стул в ожидании, когда парень сдастся. – И даже если явится, я не знаю, как вам помочь, ведь по соглашению с княжеством бабаев это не запрещено. Успокойтесь и отпустите меня, пожалуйста, меня ждут с «чумой на оба дома», и я опасаюсь, как бы болезнь не вырвалась за пределы.
– Мужчина, подите вон, – вмешалась, наконец, Ингрид, не на шутку рассерженная тем, что бумаги все никак не найдутся, и она уже битый час ползает по помещению, некультурно выставляя зад, и никто не спешит ей помочь. – Нашему целителю пора заняться делом.
– Но мне тоже требуется помощь! – возмутился молодой человек, отпуская-таки Тео. Тот, обрадованный свободой, тут же устремился к выходу, не забыв ухватить по пути лекарский чемоданчик. На освободившемся стуле Ингрид, к своему неописуемому облегчению, обнаружила искомые бумаги.
– Вот когда вас бабай заберет, тогда и обращайтесь – поможем, чем сможем, – сказала она, бережно, как ребенка, прижимая к груди перевязанную ленточкой стопку отчетов. – А пока не отвлекайте работников ОППЛя от важных дел: мы платим им зарплату не за болтовню, а за помощь проклятым. Между прочим, час работы лекаря стоит двенадцать монет!
Взгляд Ингрид как раз упал на верхний лист, на котором были подведены итоги по выплате жалования работникам ОППЛя. В строчке с ее именем пока значился прочерк.
– Что значат эти гроши, когда на кону – честь благородного человека? – не сдавался посетитель. – Что вы за люди такие, что перед лицом беды берете в руки счеты?
– Мы – финансово ответственные лица, – непреклонно ответила ему Ингрид, имея в виду, в основном, себя: со следующего месяца честь высчитывать зарплаты возлагалась на нее. – И сейчас едем в королевскую канцелярию. Всего вам доброго. А для профилактики проклятий рекомендую сходить в церковь, покаяться в грехах и совершить какое-нибудь доброе дело: всем известен факт, что истинно верующего человека нельзя проклясть.
Она гордо вскинула голову и уверенно прошествовала мимо молодого человека.
Уже сев в карету и велев кучеру гнать как можно быстрее, девушка почувствовала укол совести. Разве она не затем сюда приехала, чтобы помогать страждущим? Да, разумеется, приказы шефа важны, а отчетность за прошлый месяц «горит», но что значат эти презренные бумажки перед лицом настоящей беды? Может, молодой человек хотел жениться, и теперь боится, что сам станет «женой» бабая и никогда больше не увидит любимую? Что, если его прокляла любимая – случайно, в пылу ссоры – и она тоже будет страдать?
Ингрид больно прикусила губу. Вот ведь умудрилась выбрать между деньгами и чужой бедой! И добро бы, деньги были свои – так ведь пожертвованные ведь, Опплевские! Ну, подумаешь, вытерпела бы серию унизительных оправдательных речей и показательное увольнение. Главное, что помогла бы хорошему человеку, а так… Эх. Ну, ладно, что случилось, то случилось. Остается только надеяться, что проклятья действительно не было, а только бранные слова, вырвавшиеся у кого-то. И что завтра в «Вестях короны» не появится очередная статья о том, что такой-то такой-то обрел семейное счастье в доме бабаев в виде крайне недовольной этим фактом «невесты»: церковь пришла к выводу, что бабаи, хоть и ночные жители, но молятся светлым богам, а потому их традиции должны соблюдаться жителями Короны так же свято, как и местные.