Она уже шла домой, проходила больницу. На углу, у «Родильного отделения» стоял Паньков, хирург, звонил по мобильнику. Он был в своем коронном, до пят, сером плаще. Высокий. Паньков говорил громко, кричал в телефон:
– Пьяный был! Если бы трезвый был, не разбился! Не справился с управлением!
«Это он! Иномарка», – сразу догадалась она. Не справился с управлением. Вылетел на полосу встречного движения. Значит, разбился… Она же ждала повестки в суд. Водитель иномарки мог записать номер машины. Но теперь какая повестка. Разбился… Как это все нелепо: жил, жил человек, и –раз, как выключить свет, включить, человека не стало.
«Пьяный был. Если бы трезвый был, не разбился. Не справился с управлением. Пьяный был. Если бы трезвый был, не разбился», – мысленно повторяла она за хирургом.
Конечно, пьяный за рулем – это опасно… это чрезмерная возбудимость, замедленная реакция… Пьяному лучше не садиться за руль. Но он же тебя, дура, спасал, отвернувши в сторону. Спасал… «Не справился с управлением». Если бы она раньше заметила эти ямки… Если бы… И все началось сначала: виновата, не виновата…
Придя домой, она накапала себе валерьянки, чтобы как-то успокоиться, а ведь она никогда не пила ее. Она хотела бы все рассказать Андрею, с трудом сдерживалась. После ужина, за телевизором, сын был у себя в комнате, она все-таки заговорила о ДТП, а не хотела:
– Устала я с этой дорогой, – начала она издалека. – Дорога плохая. Ямы. Еду я обратно. Подъезжаю к городу, и тут машина сзади меня вылетает на полосу встречного движения…
О ямках, как она затормозила, не стала рассказывать… Андрей не раз говорил, предупреждал, чтобы она резко не тормозила. Она пропускала его замечание мимо ушей.
– Я не остановилась. Разбился.
– Почему ты думаешь, что разбился? – начал Андрей допытываться.
«Началось. Как следователь, – подумала она. – Раньше не был таким любопытным. С годами, что ли, это?»
– Я не говорю, что разбился. Я уехала. Не видела, – начала она сердиться.
Она жалела, что призналась Андрею в ДТП. Собственно, она ничего такого не сказала. Все – общие фразы. А что машина вылетела на полосу встречного движения, – так сколько их разбивается, гибнут люди. Она больше ничего не стала говорить Андрею о ДТП. Вечером опять пила валерьянку. И на следующий день тоже. Она стала уже забываться, не хотела больше думать о ДТП. Все, вроде как, прошло. Не могла же она всю жизнь терзаться: виновата, не виновата. Каторга, а не жизнь! А она хотела жить. Может, ничего и не было. Она все придумала о ДТП. И хирург говорил по телефону совсем о другой машине. Но нет, все было. Краска сзади у машины была содрана, она вчера была в гараже, смотрела. Иномарка, вероятно, зеркалом задела. Так была близко. А может, она где-нибудь сама поцарапала, не заметила.
Она варила обед. Было около часу. Она подошла к окну. У первого подъезда у дома напротив толпились, собрались люди. Стояла скорая помощь. Все чего-то ждали. Она не сразу догадалась, что в доме напротив покойник, хотела уже отойти от окна. Среди собравшихся был и хирург в своем плаще-балахоне. Стояла Медведева, медсестра, длинная, тонкая, как жердь. Еще медперсонал. Похоже, покойник был из медицинских работников. Уж не о нем ли говорил хирург по телефону. Все совпадало. Ровно три дня прошло с ДТП. Это был он, его машина вылетела на полосу встречного движения. Почему именно он? Может, кто другой? Может быть. У подъезда были венки. Пришел отец Дмитрий из церкви. Солидный мужчина, в черной шапочке.
Она варила обед и смотрела в окно, пряталась за занавеской, точно преступник. Она считала и не считала себя им. Она никого не убивала. Можно было и словом убить. Женщина вынесла на улицу табуретки для гроба. И вот в дверях показался гроб. Покойник был не старый, тридцать с небольшим, ну, сорок лет будет. Из подъезда вышла молодая женщина в черном платке. Жена? Сестра? Стали прощаться, подходили к гробу. Все спокойно, чинно, без крика, рыданий. После прощания с покойником гроб поставили на машину. …и машина, люди – все пришло в движение. На кладбище. Кто он, человек в этой жизни – хозяин, гость, посторонний, сорная трава? Будь он хозяин, гость… конец один – кладбище.
По четвергам в районной газете близкие, родные покойного выражали благодарность организациям, частным лицам в проведении похорон. Были и фотографии покойного. Она смотрела в четверг газету: был покойник с завода, два покойника с АТП, из больницы – никого.Только в следующий четверг она нашла то, что искала: «Выражаем сердечную благодарность Тимофееву Алексею Петровичу, главрачу районной больницы, Серафимовичу, терапевту, Суховой и многим другим в организации похорон мужа, отца – Лямина Леонида Петровича». Он, не он? Фотографии не было.
Рогоносец
Говорили мне, что ты делаешь, не женись, она тебе не пара…
Мария была из неблагополучной семьи, мать совсем спивалась…
Итак, все по порядку. Мы познакомились, Марии было восемнадцать лет; мне двадцать четыре. Она была чуть выше среднего роста. Брюнетка. В очках. Глаза с хитринкой. Кроткое выражение лица. Симпатичная. Я влюбился. Мария, как потом призналась, совсем меня не любила, смеялась надо мной. Я догадывался, она говорила мне, чтобы я больше не ходил. Но как не ходить, когда ноги сами идут и «…и сердце бьется в упоенье…» Раз я пришел, Мария не ждала меня. На столе бутылка водки, какой-то парень… Мария быстро выпроводила парня и расплакалась: «Я люблю тебя, – говорила она, – но нам не быть вместе. Я-плохая…» Мне бы уйти. Я стал утешать: ты хорошая, добрая. Лучше всех. Я, наверно, выдавал желаемое за действительное. Мне бы больше не ходить, а я все ходил. Мы ссорились, расходились, опять сходились. И как долго это будет продолжаться, никто из нас не знал.
Это было весной, я хорошо помню. Я пришел, Мария пила чай. Мы пошли в комнату. «Знаешь что, знаешь что,– начала Мария, – я –беременна». К тому все шло, я не удивился.Мария обиделась.
Свадьба было делом решенным. Мария говорила, чтобы я засылал сватов. «Да, да, конечно», – соглашался я. Потом мы опять поссорились, я уже не помню, из-за чего, Мария предупредила меня, чтобы завтра я пришел в шесть часов, если не приду, то все, я ее больше не увижу. В шесть часов у меня не получилось, я пришел десять минут седьмого. Марии не оказалось дома. Как объяснила мне ее полупьяная мать, она уехала с каким-то молодым человеком на машине. Я себе места не находил, не знал, что и делать. И адрес Мария не оставила. Через неделю она объявилась, мы помирились, я простил ее.
И вот мы сыграли свадьбу, скромно, были только свои. Скоро Мария родила мне сына. Мы снимали комнату, потом перебрались к моим родителям, жилплощадь позволяла, у нас с Марией была своя комната. Мария работала страхагентом, я технологом на заводе. Она стала мне выговаривать, что я ее, дескать, не люблю, что все время занят… Да, на заводе шла реконструкция, я задерживался, приходил домой в восемь, девятом часу. Но в выходные у меня находилось время, можно было куда-нибудь сходить. На работе у Марии какой-то Скворцов провожал, встречал свою жену с работы. Мария тоже хотела бы так. Я ухожу на работу рано. Как я могу провожать? Блажь какая-то! Скучно ей, видите ли. Возьми книгу, почитай или сходи куда-нибудь с сыном; а то сходи в фитнес-клуб, животик вон растет, некрасиво. Это после беременности, отвечала Мария.
В выходные она все к Ленке, подруге, ходила, засиживалась допоздна. Ну ладно, раз, два можно сходить, но ведь не каждые выходные. Если бы я вот так вечерами уходил… Наверно, не понравилось бы. Заставить Марию не ходить я не мог, она не послушалась бы меня. …но сама должна понимать, не маленькая, замужняя женщина.
Мария стала задерживаться на работе, приходила невеселе. Нехорошо все это было. Я не хотел ссориться, как-то само собой все получалось. Потом мы, потные, после страстного интима долго лежали, отдыхали. И скоро вошло в привычку мириться подобным образом,через интим. Редкий день проходил без скандала. Тут утром приходил какой-то мужчина, спрашивал Марию, отец рассказывал, я был на работе. Опять ссора. Марина набросилась на меня с кулаками. Я оделся, вышел, обидно было: она ни в чем не нуждалась, каждый год обновка… а то, что я занят, не встречаю ее с работы, порой невнимателен, так сколько ни говори о любви, она сильнее не станет.
