Таньке не было еще тридцати, а он уж разменял пятый десяток. «Ей бы хорошего парня, а она вон связалась с мужиком. Нехорошо все это. Неправильно, – думал он. – По пьянке чего не бывает?» Трезвой Танька не заходила. Давай разбежимся, чего народ смешить, не раз он предлагал. Но Танька и слышать не хотела, чтобы разойтись; говорила про любовь. Он не очень верил в ее любовь. Будь Танька постарше, тогда можно было бы до чего-нибудь договориться, а так – детский лепет. У нее была от Германа дочь, пять лет. Вот уж два года прошло, как Танька с Германом не жила. Они даже зарегистрированы не были, как муж и жена: так, жили по обоюдному согласию. …и вот однажды разбежались. Танька даже на алименты не стала подавать. Она уж год ходила с Виктором. Через неделю у них свадьба.
Трезвая Танька все больше отмалчивалась, скромничала, зато пьяная – трещала без умолку. Ей нравилось быть веселой, этакой разбитной. Может, она поэтому и пила, чтобы быть веселой. Танька не была красавицей,но мужчины на нее засматривались. Она была чуть выше среднего роста, не полная и не худая. Правильные черты лица. Волосы огненно-рыжие. Главное – ей не было еще тридцати. Молодая. Танька жила с матерью. Была старшая сестра, Надежда. Пили все – мать, Надежда, Танька. Она все хотела бросить пить. Друзья ее один за другим спивались, уходили из этого мира: кто по болезни, кому жить надоело. Танька собиралась лечиться. «Хорошо бы пошла», – хотел он Таньке добра. Она была инвалид второй группы по зрению. Нигде не работала, жила на пенсию. Мать ей помогала. Летом окна Танькиной квартиры не закрывались… музыка, пьяные голоса… весело проводила Танька время .
Не думал он, что с Танькой так все получится, будет любовницей. Вот уж, поистине, господние пути неисповедимы. А все началось с того, что он стоял на перроне на станции Игорная и ждал электрички. В двенадцать часов пришла электричка из Долматова, и из последнего вагона вывалилась Танька с подругой, пьяные и – сразу в туалет. Танька была в красной футболке, джинсовая юбка… голенастая, с распущенными волосами. Он глаз не мог отвести. «Хороша! Хороша!» – повторял он все.
Прошло года два, а может, три с той шокирующей встречи с Танькой на вокзале; он шел от сестры, у нее было день рождения, навеселе, и навстречу Танька. Трезвый он бы не подошел, а пьяному все равно. Он пригласил Таньку на кофе. Вечером приду, обещала Танька. Она куда-то торопилась. Танька сдержала слово и вечером пришла. Напилась. Ничего не помнила. И она стала заходить, он уже не приглашал. Пьяная она все рассказывала, у кого была, с кем спала. В четырнадцать лет ее пьяную изнасиловал знакомый… Танька не знала меры, пила много. Возможно, она была алкоголичка. Она могла прийти ночью, утром, вечером – ей было без разницы. Она приходила выпить, занять денег и «поиметь с мужчиной», как она выражалась.
И вот уж три года она так ходила. И когда ее долго не было, он начинал уже переживать.
Он жил один, был разведен.Женился поздно, в тридцать три года. Жене, Лизе, было двадцатт лет. Она, как и Танька, любила выпить, погулять: в этом отношении они была сестрами. Он еще до свадьбы знал о пристрастии Лизы к спиртному, о ее легком поведении, но думал, одумается, не девочка, замужняя женщина. Два месяца после свадьбы Лиза в рот спиртного не брала, держалась, потом запила. Она нигде долго не работала,увольнялась, потом опять устраивалась на работу. Он понимал, что алкоголизм это – болезнь: человек не хочет, а пьет. Надо лечиться. Все ничего, но когда Лиза стала допоздна задерживаться на работе, и у нее появились провожатые мужчины… это уже слишком. Были скандалы. Лиза в открытую уже изменяла. Раз он нашел у нее в кармане любовную записку, писал некий Владимир из поселка Лунки. Владимир сранивал Лизу с Венерой, называл «моя госпожа». Помимо Владимира, у Лизы еще были любовники. Зачем так делать? Он не понимал. Неужели нельзя по-хорошему разойтись? Как это можно при живом муже крутить любовь? Оказывается, можно, да еще как! И, что обидно, Лиза понимала, что делала плохо и пакостила. «Как ты со мной после всего этого живешь?» – спрашивала она. Он и сам не знал. Он чего-то еще ждал, на что-то надеялся. А чего? Простить он жену не мог. Раз он сильно поругался с ней, ушел из дома, всю ночь провел на вокзале; а утром не мог попасть домой, дверь была закрыта на защелку. У Лизы был Сергей Долгих, его голос звучал за дверью.
Танька захрапела. Он хотел ее разбудить, но не стал: все равно скоро вставать. Он хорошо знал Долгих, работал с ним некоторое время в леспромхозе. Парень вроде ничего. Зачем путаться с замужней женщиной? Нашел бы себе хорошую девку, женился. Лиза, он в этом не сомневался, все рассказывала Сергею, как – Танька. Гуляю, а он все со мной живет, говорила она. Вот зануда. Зануда – это было ее любимое слово.Они потешались.
Танька, может, болтала, а может, правда – собиралась жениться. Николай, жених ее, работал шофером. Танька познакомилась с ним у сестры. У Николая были темные вьющиеся волосы. Он играл в футбол, по утрам бегал. Родители Николая хотели, чтобы свадьба была в кафе «Аметист».
…он тогда хотел дождаться Долгих, поговорить с ним по-мужски; а потом подумал: если бы Лиза не захотела, Сергей бы не пришел. Было, что Лиза сутками не появлялась дома. Она уже крутила роман с Логиновым, мастером «Теплосетей». Он боялся показаться на люди. Кажется, весь город знал о жене-потаскухе и бедолаге-муже. Все только говорили об этом, тыкали пальцем. Смотри! Смотри! Вон мужик идет… Жена у него гуляет, а ему все равно. Она своих любовников домой приводит. А он? Ничего. Нравится ему, видимо. Как он терпит? Вот дурак!
Танька девка была ласковая.
С Лизой все было кончено. Он не мог и не хотел с ней больше жить после всего, что было; и подал на развод. Неужели Лиза мне больше не жена; и я ей – не муж? Мне все равно, с кем она ходит, кто любовники. Оставшись один после суда, он долго не мог поверить, что все это уже в прошлом –любовники, скандалы… Как дурной сон.
И вот он теперь сам любовник. «Пора вставать, – вроде как приказывал он себе. – Еще пять минут можно полежать, но – только пять минут, не больше. Если бы можно было остановить время, тогда не надо было бы вставать и Танька была бы всегда под боком. Но увы! Надо вставать. Время не остановить». Он осторожно, чтобы не разбудить Таньку, слез с кровати, оделся, пошел на кухню, поставил чайник. Он уже позавтракал, когда Танька проснулась.
Она стояла в прихожей в юбке, в лифчике, расчесывала волосы перед зеркалом.
– Полежала бы еще. Чего встала? – спросил он, любуясь крепким женским телом.
– Мне надо идти. Я Николаю сказала, что я у подруги.
– Ну, ну.
– На свадьбу приходи. Свидетелем будешь или тамадой.
Памятник
…дерево, разветленное, – точно раздвинутые ноги… закрытый кинотеатр «Рассвет» в Пойше… Это был сон и не сон, уж больно все живо и ярко, как наяву. Не могло быть так во сне. Но тем неменее, это был сон, я проснулась. Я спала. Значит, все-таки это был сон. …это развлетвленное дерево что-то мне говорило, на что-то намекало, я не поняла. Одно я поняла, – это были мои друзья, они хотели мне добра. Но что может быть у меня общего с деревом? И какая тут может быть дружба? Это же дерево, а кинотеатр – камень. …ни поговорить, ничего… если только вот так, во сне они могли мне предлагать дружбу. Я не досмотрела сон, проснулась. Я долго лежала, восстанавливая в памяти отдельные интересные моменты этого непростого, даже, может быть, вещего сна. Что же хотело сказать мне дерево? Предупреждало ли о чем? Не просто все тут… Возможно, была какая-то тайна.
Да, такое развлетвленное дерево-урод было в городе. Я даже знала где: по улице Маяковского или на площади, в сквере. Найти не трудно. …кинотеатр «Рассвет» был в Пойше, час езды на электричке. В Пойше был хороший базар, цены приемлемые. В восемь утра шла электричка на Пойшу, в четыре – обратно. Я была девчонкой, мы часто с Альбертом, знакомым, ездил в Пойшу на базар за шмотками, да и – так просто, прокатиться. И каждый раз мы ходили в кино, в кинотеатр «Рассвет». После кино – сразу на вокзал, через полчаса –электричка. Удобно. Кинотеатр походил на как крепость – этакий монолит из бетона, три маленьких окошка сбоку. В крепости этой было тепло, светло, уютно. Бегали дети.Утренние сеансы были, преимуществоенно, детские. Мы сидели с Альбертом на последнем ряду. Альберт щупался, лез рукой мне под платье, целовал. Это было здорово – целоваться в кино. Потом мы ездили с Альбертом в Пойшу как муж и жена. В кинотеатре был буфет, пожалуйста, – кофе,чай. Выпечка, пирожное. Скоро в вестибюле поставили игровые автоматы. У нас с Альбертом уже был ребенок. Мы ездили в Пойшу уже втроем, пили кофе, играли на автомате. Я объедалась пирожным. И вот однажды все это кончилось. Мы с Альбертом больше не ездили в Пойшу, я не объедалась пирожным: мы с ним ругались, целыми днями выясняли отношения. Я подала на развод. Тут перестройка. Переход на рыночные отношения. Все закрутилось, завертелось… Одно за другим закрывались предприятия. Закрылся и кинотеатр в Пойше: стало не до кино. И вот уже прошел дефолт, а кинотеатр «Рассвет» так и не открылся. Неухоженный, мрачный, кирпично-банного цвета, он, как человек деградировал, опускался все ниже и ниже в своем падении. Стоял как памятник.