До конца недели, это три дня, он все прятался: то садился за колонну, то забирался в угол, а то раньше уходил на обед. «Так надо. Извини, дорогая, – просил он прощения. – Я виноват перед тобой! Очень виноват. Я – несносный человек. Я не знаю, как это получилось, я изменился, и – не в лучшую сторону. Прости! Нам лучше не видеться». Прошла еще одна неделя. Он уже больше не забирался в угол, не прятался за колонну. Не было в этом необходимости. «Придет – так придет, не придет – так не придет, большой беды не будет», – думал он. Откуда такое равнодушие? Но он этого добивался, хотел «умыть руки», когда писал. Получай. С рассказом все. Правда, над ним надо было еще работать и работать, доводить до ума. Но это уже мелочи. Рассказ, можно сказать, состоялся. Нечаяннные отношения электрика с блондинкой канули в лету. Он больше не отвечал за своих героев :они были неинтересны.

Непростыми оказались отношения героев рассказа. А если чувства настоящие, и все серьезно?.. Нет! Нет! А если?

На улице весь день лил дождь. Конец ноября. Завтра на работу.

Она опять будет в столовой. Было шесть часов вечера. Дождь не переставал. Он вышел пройтись. Когда что-нибудь не получалось в рассказе, были проблемы, он решал их на природе, на свежем воздухе, в движении. Сейчас он вышел просто пройтись. С рассказом все. В лесу весь лист с деревьев давно опал, почернел. Срамно было, как после блуда.

      Божий одуванчик

                                                                        Федор был худощавого телосложения, среднего роста, седой, тихая блаженная улыбка… Он рано начал седеть, к тридцати годам виски уже запорошило. Может, природа такая, гены, а может, жизнь такая… Федор пил. Уже на пенсии. Вчера Федор звонил мне, ездил к Григорьеву на дачу, парник поправляли и, как всегда, напился. Пьяный Федор плохой, ругался, кто ж пьяный хороший. Варвара, чтобы он не шумел, не мешал сидеть за столом, разговаривать, подсыпала супругу в водку снотворное. «Пойдем баиньки, баиньки», – говорила она и уводила пьяного Федора в комнату спать. Тот однажды заподозрил неладное, и Варвара призналась, что было снотворное, это безвредно, говорила она. Варвара была женщина с характером, кость широкая. «Она меня пьяного, когда я ничего не соображаю, бьет, раз ребро сломала, – как-то признался мне Федор. – Когда я не совсем пьяный, боится, я могу и сдачи дать». Варвара работала в детском садике на кухне, заработок был небольшой. Но сколько Варвара зарабатывала, Федор не знал. Варвара не говорила, ни к чему. «Да у меня пенсия в два раза больше (Федор получал восемь тысяч) – шумел Федор. – Все, хватит, буду себе оставлять на личные нужды. Три тысячи оставлю. Только прятать не куда. Везде находит. Вот ищейка!» Мне почему-то казалось, что Федор специально оставлял пьяный деньги в кармане, чтобы Варвара находила. Впрочем, я мог и ошибаться. «…как она мне неприятна! – продолжал Федор. – Я не хочу с ней жить. Я ей говорю, давай разведемся». Один Федор и дня не прожил бы. Я хорошо знаю его, вместе гоняли мяч, он был как ребенок, ничего не мог, а может, не хотел, наверно, все-таки не хотел. …одному – надо и в магазин сходить, и постирать, и прибраться… Федор никуда не ходил, если только за пивом, магазин был в двух шагах, за углом. Спал Федор в так называемой розовой комнате, были розовые обои, один: к себе в комнату Варвара его не пускала. Представляю, как Федор пьяные лезет к Варваре с любовью, ничего не получается… Варвара кричит. Да, конечно. Федору, похоже, было все равно, где спать, одному – даже лучше. Федор сделал в комнате замок и закрывался, чтобы Варвара не докучала.

Каждый год Варвара ездила к сыну в Сарапул и в этом году собиралась. Федор тоже поехал бы, если бы не эта ссора… «…ты, папа, чудной, как не в себе…» Такое сказать отцу! Федор не мог этого простить сыну. И вот уже второй год Варвара одна ездила к сыну. Неделю, больше, что Варвара была у сына, Федор пил, не просыхал. Что он этим хотел доказать? Кому сделать плохо? Я говорил с ним, пытался его остановить, чтобы он не пил, но Федор слышать ничего не хотел. Мне казалось, что он переживал, и все его эти разговоры про развод – пьяный бред. Так мне казалось. Потом, трезвого Федора я спрашивал, с какого такого горя.он пил. «…на радостях, – отвечал Федор, блаженно улыбаясь.

Варвара уже купила билеты на десятое число на поезд, говорила, что отпускные еще не получила. Может, обманывала про отпускные, чтобы Федор не оставлял себе деньги. Федор рассказывал, свежи еще были воспоминания, про первую брачную ночь, делился со мной опытом, я тогда еще не был женат. Варвара не давалась: больно! У Федора ничего не получалось. «Завтра я сделаю из нее женщину», – говорил Федор. Как потом выяснилось, у Варвары до Федора был мужчина, имелся опыт, и что «больно,» Варвара притворялась. Божий Одуванчик звал все Федора Колька Григорьев, царствие ему небесное, пьяный, был сбит машиной. Колька с Федором были большие друзья. «Божий Одуванчик…» Конечно, Варвара обманывала Федора с отпускными, что в бухгалтерии денег нет. Такого не может быть! «Божий Одуванчик…»

Федор опять мне говорил, что оставит себе три тысячи; обещал мне не пить, когда Варвара уедет.

Посмотрим, посмотрим… тем более что ждать осталось недолго, послезавтра Варвара уезжала.

День отъезда. Федор в этот день обычно на ногах не стоял, а тут – трезвый. Мне это было в диковинку. Варвара оставила Федору четыреста рублей на хлеб. В холодильнике лежали окорочка, пельмени, как потом выяснилось, наполовину с капустой, суп, яйца. …ни яблок, ни апельсинов, ни помидоров – и это в разгар лета, стоял июль. Варвара была очень уж экономная, киви и тот резала, целыми не подавала на стол. Я говорю Федору: «Жадная у тебя жена». _– «Нет, просто дура», – отвечал Федор. Защищал. Понятно, какая никакая, а жена, стирала, готовила, прибиралась.

К вечеру Федор напился. Все встало на свои места. Два дня он пил, пока деньги не кончились, с Веркой, соседкой. Верка пришла пьяная, она трезвой почти не была, предложила себя, говорит, хочу… рассказывал Федор, смакуя.

Мне иногда казалось, что Федор хитрил, специально пил, чтобы ничего не делать, никакой ответственности: с пьяного какой спрос. Удобно.

Я пришел, Федор был трезвый, ругался, Верка пьяная приходила. Надоела. Денег просит.

– Денег всем надо.

– …работал, работал, и что? – разводил сухими руками Федор. – А ничего. Денег как не было, так и нет. Сорок лет стажа.

Федор работал плотником.

– Учиться надо было.

– При чем здесь учеба, Сергей…

О работе Федор мог говорить часами, как работал по две смены, как работал один, один Федор не любил работать… Я торопился, ушел.

Неделю Федор держался, не пил. Мог ведь не пить.

– Скоро Варвара приедет. Покупай цветы.

– Какие цветы… – завелся Федор, – …сейчас, разбежался…

Я шутил.

– Что-то Верки не видно, – это Федор про соседку. – Наверно, в больнице. Так она баба ничего. Добрая. Ласковая. Только вот пьет.

– …ты, Федор, как иждивенец, ничего тебе не надо… Как на гособеспечении. Неплохо устроился, – я иронизировал.

– Я жене говорю, налей-ка мне в ванну воды, я мыться буду. Идет, наливает. Прислуга.

Опа! Барин без гроша в кармане, на телефоне денег не было. Я давал деньги, нет, не надо, Варвара приедет, положит на телефон деньги. Не надо, так не надо. Разными мы были с Федором.

Я не хотел писать: опять Федор напился.

Скорей бы Варвара приехала. А может, уже приехала.

      Борщ.

                                                                              Во сне он ел землянику – ягода была невкусной, несладкая. Вот уж вторую неделю температура воздуха не опускалась ниже двадцати восьми гадусов. На небе ни облачка. Он не был на море, слышал, читал, что небо как море, лазурное… Только он находил сравнение это не совсем удачным, и писано все было для красного словца, простаков, как он, кто море не видел: море – вода, рябь, подводное течение; небо – воздух.