– Это не в моем вкусе, – просто ответила Лиза. – Я люблю молоденьких, стройных.

– Ух ты, какая?!

– Раньше я хорошо умела зазывать, строить глазки. Сейчас – не то, – безнадежно махнула Лиза рукой.

– Ишь какая! Молодых ей подавай! Посмотри на себя… – явно хамил приятель. – Развращаешь молодежь. За это статья есть. Посадят.

– А что? Они сами лезут. Я их на веревке не тяну, – нисколько не обиделсь Лиза.

– Тебе уже скоро пятьдесят…

– И тебе будет пятьдесят, – сдержанно улыбнулась Лиза.

– Я буду всегда молодой!

– Такое невозможно, – это Лиза знала точно, был опыт.

Впервые за время разговора она как-то расстерялась, сконфузилась, но скоро оправилась и опять улыбалась. Я все хотел увидеть в глазах этой хрупкой маленькой женщины страх, отчаяние перед жизнью, но ничего не заметил, все было просто. Простая женщина.

      Братья

                                                                              Днем воздух прогревался до двадцати пяти градусов, к вечеру – резко холодало. Урал. Андрей учился в шестом классе, когда вот так же, в конце мая, пошел град. Крупный. Все стекла побило. Вид в городе был, как после бомбежки, только – без гари и руин. И осенью – то тепло, то холодно. Погода как женщина: сегодня – одна, завтра – другая. Погода – слово женского рода.

Было семь часов вечера. Андрей сидел на диване в комнате, смотрел телевизор. Выступал Коровкин, доктор экономических наук, крепкий мужчина с сердитым неприятным лицом. Говорил он об интеграции. Что за интеграция, зачем она, Андрей понятия не имел. Смотреть по телевизору было больше нечего, кино не показывали. Андрей сидел в сиреневом трико, рубашка в полоску без верхней пуговицей. Лысый. Сорок пять лет. Аккуратный, клювиком красный нос. Красным нос был от чрезмерного употребления Андреем спиртного. Роста он был чуть выше среднего, худой. Бесхитростный, простоватый взгляд. Лицо – доброе. Рубаха-парень. Пьяный, расчувствовавшись, Андрей мог последнее отдать. И трезвый он был не жадный.

Андрей не заметил, как прошли выходные. В субботу сосед приходил с бутылкой. В воскресение Андрей был в гараже, менял стартер у Гудкова на машине. Андрей работал автослесарем в автоколонне, технику знал; своей техники не было, не заработал. Гудков принес водки, закуски. Ветчина, рыба. Стол накрыл богатый. Кажется, не было ни задержек с зарплатой, ни инфляции, безработицы.

Телевизор хорошо показывал – новый. Старый, черно-белый, ламповый, месяц как сгорел. Без телевизора было плохо. На новый денег не хватало, пришлось занимать у Новиковых.

В комнате уже стало совсем темно. Жена гремела на кухне посудой. В восемь часов ужин. Андрей не хотел есть. Из кухни вышла Татьяна, жена. Среднего роста, склонная к полноте. Большие испуганные глаза. Наталья была в голубом, старом без рукавов платье.

– Ничего показывает, да? – кивнул Андрей на телевизор. – Я был у Тихонова на прошлой неделе. У него тоже цветной телевизор. Но изображение не очень… Можно было купить, конечно, и черно-белый. Дешевле.

– А… – отмахнулась Татьяна.

– …конечно, цветной лучше.

Татьяна ушла на кухню. Женщина она была немногословная, любила помолчать. Но иногда на нее как находило, она говорила и говорила… не могла остановиться. Андрей пошел в прихожую курить. Слегка побаливала голова. Мутило с похмелья. Странная какая-то оказалась водка у Гудкова, вроде как паленая. В пятницу двое в городе отравились водкой. Одного откачали, второго – не смогли. Раньше такого не было. С рынком все пришло. Раньше хоть какой-то контроль был, – сетовал Андрей. На зарплату можно было что-то купить, а сейчас…

Андрей работал с шестнадцати лет. Работы не боялся. Раньше, до перехода на рыночные отношения, к празднику всегда была премия, подарки. Первого мая – демонстрация. Собирались все вместе, было весело. Андрей Первого мая весь день просидел дома, прождал: но никто не пришел, – ни Вадим, ни Сергей. Обидно было – братья. Андрей догадывался, почему никто не пришел: с деньгами плохо. Инфляция двадцать-тридцать процентов. Каждая копейка на счету. Не до веселья. Прошло вот уж три года с развала Советского Союза, как установились рыночные отношения… А лучше не стало. Появились нищие. Нет, раньше все-таки лучше жили, был готов Андрей биться об заклад. Да, стало больше свободы, можно говорить, что хочешь. Но свобода свободой, а желудок – желудком. Сытости от свободы никакой.

Вадим уж, наверно, месяц не показывался. Раньше часто заходил. Тоже уже был не мальчик. Сорок семь лет. Женат, двое детей. Средне-техническое образование, но работал Вадим простым рабочим, а все из-за того, что любил выпить. С Сергеем Андрей виделся чаще. В неделю раз он обязательно заходил. Сергей уже был на пенсии, так, иногда подрабатывал, кому крышу починить, дверь сделать. Работал он плотником. Как работник был хороший. Трудовая книжка вся в благодарностях. Как и Вадим, Сергей тоже любил выпить. А ведь мог работать мастером. Руки золотые.

Андрей встал, хотел выключить телевизор, кто-то позвонил. Звонок был чужой. У сына два звонка. Татьяна пошла открывать. Андрей замер посередине комнаты в ожидании…

– Проходи, Валентин.

– Я на минуту. Андрей дома?

Голос был Новикова.

– Дома, дома! – прошел Андрей в прихожую.

– Здорово.

– Привет. Проходи.

– Да я на минуту, понимаешь…

Не договаривал, не проходил Валентин; чего-то выжидал…

– Ну, чего надо? – повернулся Андрей к жене. – Мужской разговор тут у нас.

– Да, собственно… ничего такого нет, – оправдывался Валентин.

Татьяна ушла. Андрей закрыл в прихожей дверь.

– Слушай, Андрей, деньги нужны, – шепотом произнес Валентин.

– А где их взять? – не мог Андрей сдержать улыбки. – Деньги всем нужны. Спроси что-нибудь попроще.

– Сколько времени будешь долг отдавать? – спросил тогда Валентин.

– Отдам. Деньги появятся, и отдам. Мы так договорились.

– Деньги нужны, понимаешь. Инфляция.

– Ну и что? – ничем Андрей помочь не мог.

– Да, дела…

Валентин ушел. Андрей закрыл дверь, прошел в комнату. Татьяна смотрела телевизор.

– Слышала? Деньги ему нужны. Вот артист! Где я ему их возьму? Где? – широко развел Андрей руки. – Воровать идти? Сам же говорил, когда будут, тогда отдашь. Инфляция… Знаю я, что инфляция. При тебе не стал говорить, – не без удовольствия отметил Андрей. – Стесняется. Ждал, когда ты выйдешь. Артист!

– Они видят, что ты каждые выходные пьяный, значит, деньги есть. На что-то ты пьешь. Ты как раз мимо их дома проходишь.

– А это их не касается! – вспылил Андрей. – Меня поят, я работаю. Вот так! Они больше меня в два раза получают, и у них денег нет. Ты, Таня, за прошлый месяц еще зарплату не получила. Что они думают, что я – миллионер? Ну артист!

– Вот ты артист и есть. Разошелся. У них трое детей.

– Ну и что, если трое детей? Не надо было делать.

– Дурак!

Татьяна пошла на кухню.

– Ладно, припомню я тебе дурака.

Андрей обиделся, осунулся, постарел.

***

Андрей не стал звонить, открыл дверь ключом.

Татьяна сидела на диване, смотрела телевизор. Шипела, захлебываясь, в туалете в трубах вода, шумно переключался на кухне холодильник. Домашней и в то же время какой-то недомашней была обстановка, Андрей не мог понять, в чем дело. Чувствовалась какая-то перемена. Андрей шумно втянул носом воздух. На ужин была жареная рыба. Татьяна вчера покупала минтай. Раздевшись, Андрей прошел на кухню, проверил, что на ужин. Так и есть: на второе жареная рыба с пюре. На первое – гороховый суп с тушенкой. Все разогрето. Все в порядке. Но все равно было что-то не то. Гнетущей какой-то была атмосфера. Ощущалась тревога… и тревога усиливалась. Все это было странно. Андрей прошел в комнату. Сегодня Савельев, механик, на работе опять побирался, просил курить. Косты его при всех отшил. Механик надулся и всю смену ни с кем не разговаривал. Случай был презабавный. Андрей хотел рассказать… Татьяна сидела, отвернувшись от телевизора, закрыв глаза руками, всхлипывала.