А какое длинное название Ставки употребил наш штабной стратег, в последующих изданиях, что, не то, что запомнить, — с трудом можно выговорить. Мог бы, заодно, и «ССР» расшифровать от усердия. Еще большей солидности прибавилось бы в названии. Однако закончим «глубокую» мысль Александра Михайловича о новообразованной Ставке.

«Я сказал бы, что она носила несколько демократический характер, так как во главе ее был не главнокомандующий, а председатель — нарком обороны Маршал Советского Союза С.К. Тимошенко».

Товарищ Василевский, несколько запутался в терминологии о понятиях демократии, по причине частого общения с Хрущевым. Придется его поправить. Правильнее звучало бы — «демократичный характер».

Хотя, дело-то не в должности и звании руководящего лица (Ставки), а в форме отношений: начальник — подчиненный. Вообще говоря, армия — это, конечно, не та, среда обитания, где правит бал демократия. Но, тем, не менее, если командир прислушивается к голосу подчиненных, то это, есть признак разумного демократичного руководства. Если же командир, есть деспот в погонах, самодур и держиморда, то даже, если он будет в должности председателя, например, той же Ставки, — вряд ли та изменится по сути, а будет носить, по Василевскому, «демократический (?) характер».

Теперь вернемся к существу дела, ради которого и привел выдержки из данных мемуаров. Василевский, выгораживая Жукова и его подельников по тем, начальным дням войны, сам, невольно, попадает впросак. Понятно, что Александр Михайлович латает образовавшуюся брешь — 22 июня. По его утверждению, в этот день Красной Армией руководил Главный военный совет. Правда, он почему-то не упомянул, что данный орган входил в состав Наркомата обороны, а не функционировал самостоятельно, сам по себе.

Что еще вызывает, и удивление, и недоумение одновременно? По Василевскому выходит, что в случае нападения Германии войсками сначала немного покомандует Главный военный совет, а когда Жуков принесет документы по Ставке на подпись Сталину, то, после их утверждения, к делу подключатся товарищи, вошедшие в состав данного новообразования.

Ему бы холодный компресс на голову, чтобы не писал подобное, а он еще рассказывает своим читателям о демократическом характере образованной, якобы, 23-го июня, Ставке.

Так как наше высшее военное руководство все время говорит неправду, то происходит непрерывная путаница по событиям. Очень сложно при вранье прийти к общему знаменателю. Вот и в данном случае Василевский невольно подставляет Жукова, уверяя, что Тимошенко был не Главнокомандующим, а только Председателем Ставки. Вот и разберись с нашими маршалами: кто из них, менее лжив в своих мемуарах? И это, заметьте, с разнообразной помощью при написании своих опусов. Включая целый штат всевозможных редакторов, консультантов и рецензентов от различных институтов по военной, и прочей, Историям. Вдобавок ко всему, еще и в обнимку с архивами. И всё, оказывается, не впрок, когда заранее пишешь неправду!

В чем еще состоит промах товарища Василевского? Как бы коряво он не убеждал читателя, кто именно, руководил войсками в первый день войны, ему ли не знать, что в приведенной Жуковым Директиве № 1 отсутствовала подпись третьего лица, коли привел Главный военный совет?

Александр Михайлович, видимо, пытался убедить читателей, что данная Директива вышла из недр Наркомата обороны, не приводя, однако сведения о том, что упомянутый им безымянный Главный военный совет относился, именно, к данному ведомству. Об этом, товарищ Василевский благоразумно промолчал, чтобы не разрушить выдуманную им же, хрупкую конструкцию, якобы, управления Красной Армией по первому дню. Знал он, конечно, что лукавит в данном случае, но что поделаешь? — партийная дисциплина — выше совести.

Наш товарищ Василевский, спаситель «чести» маршалов, являясь на тот момент, первым заместителем Оперативного управления Генерального штаба, конечно же, знал, что по Положению о введение в действие плана прикрытия (а это и есть, условно говоря, данная Директива № 1), в ней должна была стоять подпись члена Главного Военного совета при Наркомате обороны. В приведенной Директиве, как все знают, ее не было. Кроме того, особенность данной подписи состояла в том, что лицо, ее представляющее, относилось к партийной власти страны. А она, с октября 1917 года и до самого последнего дня падения Советского Союза, и являлась основной властью страны. И никакие военные не могли и шагу ступить, чтобы проявлять самостоятельность в принятии важных государственных решений, без партийного благословения. Разумеется, в плане обороны страны.

А как раз, незадолго перед войной был введен в действие приказ Наркома обороны Тимошенко об изменении состава Главного Военного Совета на основании Постановления ЦК ВКП(б). Об этом мы говорили в главе о Ставке. Повторяться обо всем составе не имеет смысла, поэтому поведем речь только о лицах, относящихся к высшему партийному руководству страны. Их в списке, как помните, было всего трое: Жданов, Маленков и Мехлис (Это как раз те, лица от партии, которые, якобы, фигурировали в Постановлении Политбюро от 21 июня о создании Ставки). Кто-то из них, в зависимости от ситуации и нахождения в Москве, должен был подписать эту, якобы, злосчастную Директиву № 1. Но, увы! Никто из них не обмакнул перо в чернильницу. Ставка была «липовой», с точки зрения этих лиц, поэтому для них она не являлась легитимным органом. Возможно, что один из них и поставил подпись под настоящим документом, подготовленным на Главном Военном совете Наркомата обороны. Вопрос тогда прозвучит так: «А был ли дан ход этому документу?»

Разумеется, был. Помните, выше упомянутый приказ Наркома обороны из исследований 60-х годов «О развертывании войск в соответствии с планом прикрытия мобилизации и стратегического сосредоточения».

Скорее всего, данный документ и был отправлен в войска 18 июня. Он приводил Красную Армию и Военно-морской флот в состояние полной боевой готовности. Осталось только ждать кодового сигнала боевой тревоги.

Как известно, впоследствии, произошла отмена полной боевой готовности и, как итог происходящего, накануне нападения Германии в западные округа пришла Директива № 1 Тимошенко-Жукова. Что она представляла собою в действительности, остается только догадываться, так как на данный момент читающей публике представлен, увы! — препарированный документ. Одним словом — фальшивка! Но, то, что этим документов стреноживали командование округов — не подлежит сомнению.

А тот факт, что в приведенной «Директиве» отсутствует подпись члена Главного Военного Совета от партии, лишь усугубляет существо дела. Кроме того, отсутствие третьей подписи, скорее всего, указывает на то, обстоятельство, что сей документ, вышел на белый свет не из Наркомата обороны, а из Ставки, еще первого довоенного созыва. Следовательно, на 22 июня она, уже, существовала, в пику Жукову. И он, как впрочем, и Василевский, прекрасно об этом знали. Но врали! Значит, было что скрывать!

В советских газетах того времени о событиях на фронтах по первому дню войны было сказано так:

«Сводка Главного Командования Красной Армии

за 22.VI-1941 года.

С рассветом 22 июня 1941 года регулярные войска германский армии атаковали наши пограничные части на фронте от Балтийского до Черного моря и в течении первой половины дня сдерживались ими.

Со второй половины дня германские войска встретились с передовыми частями полевых войск Красной Армии. После ожесточенных боев противник был отбит с большими потерями. Только в Гродненском и Крыстынопольском направлениях противнику удалось достичь незначительных тактических успехов и занять местечки Кальвария, Стянув и Цехановец, первые два в 15 км, и последнее в 10 км, от границы.

Авиация противника атаковала ряд наших аэродромов и населенных пунктов, но всюду встречала решительный отпор наших истребителей и зенитной артиллерии, наносящих большие потери противнику. Нами обито 65 самолетов противника».