Голос Снейпа звучал сухо и жёстко; он вскочил на ноги и шагнул к сцене, скрестив руки за спиной. Когда Гарри наконец разглядел его лицо, то ужаснулся: на нем застыла неприкрытая ярость.
— Хм… Кто у нас дальше? Далида. Женщина, катастрофически несчастная в любви: трое её мужчин покончили с собой. Как, впрочем, и она сама немногим позже. Безрадостная картина, не так ли, мистер Поттер?
Гарри молчал, но Снейп вряд ли ждал ответа.
— И наконец, Лара Фабиан. Сама по себе экстраординарно талантливая певица, у которой отношений было больше, чем у вас, Поттер, мозгов в голове. Она потеряла близкого друга и пережила немало лишений.
— Простите, сэр, но к чему вы всё это рассказываете? — не выдержала Гермиона, прерывая пламенную речь Снейпа, и тем самым принимая огонь на себя. Мисс Делакур рядом с профессором хмурилась, глядя на него неодобрительно.
— Что ж, я разъясню, раз вы не в состоянии понять очевидное. Все эти выдающиеся талантливые люди исполняли «Je Suis Malade», понимая и чувствуя ту боль, которая в ней заложена. Что же вы, мистер Поттер, восемнадцатилетний юнец, можете нам предложить? С чего вы взяли, что способны достичь подобного градуса на сцене? Что хоть немного понимаете, о чём эта песня?!
— Северус, прекратите, — воскликнула мисс Делакур, тоже поднимаясь со своего места. — Вы несправедливы к Гарри, и, честно говоря, я не понимаю вашей чрезмерной реакции.
Снейп вдруг расхохотался, едва ли не сгибаясь пополам и заставляя Невилла подпрыгнуть в кресле от неожиданности.
— Не понимаете? О, так мне плевать, понимаете вы или нет, Флёр. Я пытаюсь научить этих детей хоть чему-то, а вы только и делаете, что поливаете их сладким сиропом.
— Потому что они — замечательные! — мисс Делакур выпрямилась и поджала губы, становясь похожей на профессора Макгонагалл. — Они талантливые и уникальные, и только слепой не заметил бы этого! Гарри, ты выступил прекрасно, — она повернулась к нему. — Профессор Снейп ошибается. В тебе есть боль. Признаться, меня даже пугает её интенсивность. Но с чем бы тебе ни довелось столкнуться в прошлом, ты всё делаешь правильно. Продолжай переплавлять свои чувства в чистую творческую энергию на сцене.
Гарри едва кивнул ей и взял в руки микрофон. Странное дело: внутри него застыл лёд, а кожа полыхала, точно обожжённая.
— Спасибо, мисс Делакур. Я бы хотел ответить на вопрос профессора Снейпа, — собственный голос казался ему чужим и далёким. — С чего я решил, что могу спеть эту песню… Может, я и не пережил того, что другие её исполнители, но я пережил достаточно. Я не помню своих родителей: они погибли, когда мне едва исполнился год. Семья, в которой я рос, ненавидела меня. До Хогвартса я вообще не знал, что такое дружба, но даже здесь остался изгоем. Особенно с тех пор, как…
Гарри прислушался к себе и понял, что совсем не чувствует ни волнения, ни страха.
— …С тех пор, как выяснилось, что я гей, — закончил он. — Не уверен, знаю ли я, что такое любовь, но то, что я чувствую сейчас, профессор Снейп — это чертовски больно.
— Как трогательно, Поттер, — хрипло произнёс Снейп после паузы. — Хочешь, чтобы я пожалел тебя?
Гарри холодно улыбнулся в ответ.
— Я никогда не хотел вашей жалости, профессор. Но надеялся на понимание. Думал, может, из всех людей именно вы… а, к чёрту!
Он вернул микрофон на стойку и слепо огляделся в поисках выхода. Жаль, нельзя было выйти из зала и оказаться на другом конце света. Желательно, вообще оказаться кем-то другим.
Вдруг Джинни выпрямилась во весь рост и громко сказала:
— Гарри, мы с тобой. Мы тебя любим.
Вслед за ней поочерёдно встали Рон, Гермиона, Невилл, Луна, Лаванда и Парвати. Через пару секунд к ним присоединились Симус и Дин. Последними, сохраняя скучающее выражение лица, поднялись Малфой и Забини.
— Мы с тобой, — звонко повторила Гермиона, и весь зал согласно загудел. Мисс Делакур рядом широко улыбалась.
— Будешь петь соло на отборочных, дружище, — торжественно провозгласил Рон, и одобрительный гул усилился. Малфой демонстративно закатил глаза, улыбаясь краешком губ.
Снейп молча оглядел своих учеников и, развернувшись, так же молча покинул актовый зал. В груди у Гарри что-то тихонько оборвалось, но робкая радость, зарождающаяся внутри, и глубокая благодарность к своей новой семье оказались слишком прекрасными чувствами, чтобы обращать внимание на всё остальное.
***
— Вы хотели меня видеть, директор?
— А, Северус, — Дамблдор оторвался от кипы бумаг и приглашающе махнул рукой. — Ты как раз вовремя. Кто-то должен был отвлечь меня от всей этой скучной документации, пока я не сошёл с ума.
Директор позвонил в старомодный колокольчик, и в кабинет вплыла его секретарша Анджелина Джонсон, держа внушительный поднос с чайником и чашками. Снейп мысленно застонал. Очевидно, разговор будет долгим и неприятным.
Улыбнувшись секретарше, Дамблдор самолично разлил по чашкам дымящийся Эрл Грей (в самом деле, будто в природе не существует других сортов чая) и пристально уставился на Снейпа поверх очков-половинок.
— На тебя поступила жалоба, Северус, — наконец сообщил он, извлекая из-под стола блюдце с печеньем.
— Неужели? — процедил Снейп, слегка удивившись. Несмотря на его специфические методы преподавания, жалобы от учеников и их родителей поступали редко. Ещё бы, ведь результаты, как правило, были блестящими.
— От мисс Делакур, — продолжил директор. — Она поведала мне об инциденте, произошедшем на последней репетиции хорового кружка.
— Глупая девчонка! — воскликнул Снейп, хотя на языке вертелись куда более жестокие слова. Дамблдор нахмурился.
— Не выражайся, Северус. Несмотря на молодость, мисс Делакур отличается здравыми суждениями и неплохим чутьем, поэтому я склонен к ней прислушаться. Что у тебя за проблемы с юным Гарри?
— У меня нет никаких проблем с Поттером, директор. Я отношусь к нему точно так же, как и ко всем остальным ученикам. У мальчишки есть способности, и я стараюсь помочь ему направить их в правильное русло.
— В таком случае, чем же был вызван твой гнев? Тем, что мальчик выбрал неподходящую композицию или, наоборот, слишком подходящую?
— Простите? — процедил Снейп. Дамблдор тонко улыбнулся. Очки сверкнули в свете настольной лампы в форме каменной чаши с причудливой вязью символов по ободку.
— Возможно, пение Гарри и его переживания растрогали тебя так сильно, что ты предпочёл выместить на нём гнев вместо того, чтобы показать свои истинные чувства?
— Чепуха! — возмутился Снейп. — Может, перестанете делать вид, что знаете меня как свои пять пальцев?
— О, я смею думать, что знаю тебя очень хорошо, Северус. И знаю, что ты куда больше привязан к мальчику, чем хочешь показать.
Снейп сжал зубы и уставился на картину за спиной Дамблдора. На ней мифическая птица феникс взмывала в небо, окружённая языками пламени.
— Уж не полагаете ли вы, что я мог… — он не закончил предложение, но директор понял. Он всегда понимал.
— О, нет, мой мальчик, конечно нет. Гарри — твой студент, хотя и взрослый молодой человек. Но то, что ты подумал об этом в первую очередь, не кажется мне случайным совпадением.
Снейп не нашёлся с ответом: все оправдания под изучающим взглядом директора вдруг показались донельзя нелепыми и бессмысленными. Они молча пили чай, не нуждаясь в том, чтобы разбивать тишину пустыми словами, как и бывает у людей, по-настоящему близких друг другу.
— Я беспокоюсь, Северус, — наконец, произнёс Дамблдор, извлекая очередное печенье из порядком опустевшей вазочки.
— Не стоит, Альбус. Мои ребята хорошо подготовлены. Уверен, у нас есть все шансы победить.
— Не за отборочные. Я беспокоюсь за тебя, мой мальчик. Ты так долго был один, что совсем разучился доверять людям.
Если бы на месте Дамблдора был кто-то другой, Снейп наверняка сделал бы с ним что-нибудь страшное. Теперь же он только презрительно фыркнул и громыхнул чашкой о блюдце.
— Я всё время спрашиваю себя, почему вы стали директором школы, а не психологом.