- Я мог давно-о убить тебя за твою дерзость, твоё… неподчинение, – протянул Люсьен, для удобства переминаясь, еще сильно придавливая и внимательно рассматривая меня. – Проигнорировать желание Матери, отправить тебя к Отцу Ужаса, как делал и буду делать это со многими. Ты спрашиваешь, кто ты? И сейчас я в последний раз предлагаю тебе выбор. Выбирай, кому ты служишь: своему страху или тому, кто питается им. И прежде я повторю тебе то же, что в последний раз сказал Антуаннете-Мари в тот праздничный вечер. Каждому отведено своё место. Займи, наконец, своё, Элеонора, данное тебе Матерью ещё до рождения, или умри.
Я столько раз спрашивала себя об этом, и каждый раз забывала, что на самом деле нахожусь здесь именно потому, что расплачиваюсь за поступок Ирены, из-за того, что по неведомой причине не была убита еще во младенчестве. Такова была моя дорога. Он открыл мне глаза и мог еще многое показать, помочь пройти до конца этот путь, ради которого погиб Габриэль, отец, Карон, и многие еще погибнут. «Ты же так рвалась быть именно на этом месте. Мари таки приняла решение. Прими и ты.» Рука потянулась к моему поясу, касаясь там, где ранее притягивала для ласки, обезоруживая ножны, приставляя черный клинок к горлу вместо удушающего захвата. Слишком гуманный вариант смерти от человека его положения. Люсьен склонился надо мной, а я не знала, какая Элеонора тогда победит: слабая изнеженная дочь или… душитель.
- Выбирай.
И я произнесла, чуть дыша, глотая и чувствуя кожей ледяное острие. Со смирением. Желая знать.
– Почему же ты всё-таки не убил меня?
«Просто скажи, что я нужна тебе»? Как наивно, Элеонора. Он никогда бы не сказал подобное, и только больше приблизился, чтобы ответить.
- Потому что иначе. Не могло. Быть.
Когда я обхватила рукоять кинжала, принимая судьбу и место рядом с ним, Люсьен улыбнулся мне довольной и торжествующей улыбкой.
Яблоки убивали мгновенно. Отравленные уведомителем усовершенствованным «лживым богом», как акт признания, комплимент, что должен быть мне приятен. Я несла их с собой в сумке, куковала с ними на скале у города, созерцая, как вечереет, и воздух пах костром. Меня бросало то в печаль, то в панику, то в желание убежать, то в отчаянное честолюбие. Пара плодов даже были неосторожно выброшены в порывах. А они ничего не подозревали, и Чейдинхол встретил меня стрекотней насекомых, и заброшенный дом – тишиной, и Черная Дверь пропустила.
Семья ждала меня с новостями, будто надеялись услышать, что Мари чудесным образом восстала из могилы, а предательства были раскрыты и прекращены. Не все, а лишь те, кто остался и приветствовал в темной наэлектризованной комнате. С трудом заставила я себя пройти и выдавить подобие улыбки, какая в итоге только усилила безнадежность общего настроения. «Тейнава, Гогрон, М’Радж», назвала их я.
- А где… Очива и… Тел?
- Они тоже ждали тебя, – отозвался аргонианин, глянув в сторону кабинета хозяйки. – Но… с-сама видишь. Телиндрил ушла в лес, а Очива… с-скоро вернетс-ся.
- Очива заперлась в купальнях, – буркнул каджит. – Картина маслом «Глава семьи в кризис».
- Я всегда с-с уважением относился к тебе, брат, но с-советую прихлопнуть с-сейчас свою мохнатую….
Орк на нарастающую перепалку почесал голову и по-тихому скрылся в тренировочной. «Вот как» Очива переживает смерть сестры или боится чего-то? Но это уже не имело никакого значения. А я не могла собраться с силами, упав в кресло в читальном уголке, где обычно сидел Винсент, и всё напоминало о нём, и даже ругань, раздающаяся эхом, отзывалась в сердце болезненной теплотой, и я напрасно думала с закрытыми глазами, что будет, если я их не убью. Сначала Люсьен устранит меня, а затем уничтожит и их, вот только я так и не узнаю, что случилось с моим другом. А с другом ли? Злоба и обида заставили меня начать.
Гогрон-Гро-Болмог
Гогрон Гро-Болмог значительную часть времени проводил в тренировках, размахивая мечом до поры, пока не голодал. Не блещущий эрудицией, не вникающий, особо не разговаривающий со мной, ибо просто не находилось темы, какую можно было бы обсудить с «хлипкой человечкой». Но даже его убийство далось мне нелегко вопреки отсутствию каких-либо приятельских отношений. Орк самозабвенно разгонял меч в манекен для битья, заметив присутствие сестры, прошедшей за лавочку, что некогда просиживалась Мари. Рядом – её сундук, раскрыв который можно было обнаружить различного вида короткое и практичное оружие, что я и сделала, заняв часть её сидушки из сентиментальных побуждений. Она прожила здесь пять лет, и гибель её объединяла нас.
- Хехе… Я всегда говорил, что кинжальчик не спасёт тебя от желающих убить или поживиться твоей плотью, – орк хрипло посмеялся, даже несколько разочаровано, с выражением «я же говорил», под стук бревенчатой имитации противника. – То ли дело добрый меч или секира, – отирая пот с крепкого оба, он взгромоздился на противоположном конце, неловко склонив лавку подо мной. – Послушай опытного крушителя черепов, сестра, не повторяй её ошибок.
- Потому что Ситис… ошибок не прощает? – Печально усмехнулась я.
- Я не знаю, что там прощает этот «Ситис», но знаю одно – я тут, – постучал орк кулаком по дереву. – На этой лавке. А она – там.
- Скажи, Гогрон, что ты прятал тогда в лесу?
- Хехе… А вот это не твоё дело, – упираясь в колени он улыбчиво поднялся, разминаясь. – Что бы там ни было-о, того уже нет. Пора хорошенько набить желудок…
«Лови», сказала я, кивая, подкинув токсичный плод, на что орк глупо с протяжным звуком натянул лыбу, с роковым весельем решив не прерывать свои занятия. Думал, что продолжит, до тех пор, пока кончик языка не коснулся мертвых соков. И для меня пути назад с того момента уже не было. «Тебе не стоило доверять мне», опустилась я возле тела громилы, пройдя на грохот доспеха за небольшой колонной, раздавшийся незадолго после его возвращения на площадку.
М’Радж Дар
Вторым был М’Радж Дар, язвительный и ворчливый торговец, солидарно невзлюбивший меня вместе с Антуаннетой-Мари в первый же день. От вида трупа орка меня колотило. Если бы хоть кто-то заметил его, павшего рядом с темной сестрой, под землей могла начаться настоящая бойня, где я была бы в разительном проигрыше. Каджита я встретила по коридору в жилища, стремясь покинуть скорее место убийства. «Уйди. Уйди из моей головы», твердила я ликующей пустоте. Он мог скривиться, мог начать тираду о моей бездарности, и мне было бы проще, однако я ожидала чего угодно, только не того, что М’Радж внезапно остановит меня, неловко запинаясь.
- Постой-ка, – отвел он меня в сторону под удивленным взглядом. – Знаешь… Я тут хотел извиниться за свое предвзятое отношение и всё такое…
- Чего? – Переспросила я в мутной разбитости.
- Аргх… Не перебивай. Это и так тяжело, – выдохнул каджит с шумом. – Я тут увидел, точнее давно уже, что ты полезный член семьи … Я поменял свое мнение, но ты тоже пойми – новичок приходит после очередных предательств… И потом уведомитель похоже не зря вверяет тебе контракты…
Он говорил долго и много, разрывая мою душу. Помимо прочего та Элеонора всегда хотела признания, и, наконец, получила его, должная провести зверский обряд очищения.
- В общем, Давай забудем о всех наших недопониманиях. Я буду рад вновь с тобой сотрудничать, сестра.
Он дружественно раскинул руки, и выражение его постепенно менялось с виновато-любезного до стыдливого, сконфуженного, ибо на лицо сестры упали тени, и брови её сдвинулись в страдании. Её губы дрогнули в попытке приподнять уголки, опустив их ещё ниже, и она смотрела куда-то на ящики в кладовой, но приблизилась, принимая поздние извинения.
- Спасибо…, – тихо сказала я с наливающимися глазами, обнимая напоследок смущенного, отнекивающегося, кряхтящего темного брата, крепко удерживая голову, закрывая пасть, не давая вырваться, чтобы клинок мог до основания погрузиться в шею без встречи с его наполненным ужасом взглядом.