- Доставь! Я за ней! – Кинул данмеру спикер.

Могла не сомневаться – он будет следовать, даже не в состоянии остановить, а я хотела лишь добраться туда первой. И отнюдь это было не последнее место, куда я опоздала.

Хижина Мелисандры. Она оказалась давно изъедена пламенем: на месте соломенной крыши теперь почерневшая дыра, и не было более тонкого бревенчатого забора, как и заботливо выращенного огорода больше нет и любимых ею домашних птиц, и никто ко мне не вышел. Застав пепелище еще на той самой тропке, выходившей к покосившемуся сараю, я спрыгнула в тлеющую серость, заменившую недавний мой приют и покой. Я не сразу осознала, шаркая подошвами по дорожке к двери, или тому, что от нее осталось, медлительно оглядываясь по сторонам в растерянности, ощущении одиночества и потери, пока не толкнула головешки и не увидела её за тем же столом, где были доселе даны обещания. Вот только для моих, казалось бы, идеальных планов жизнь вне бальных зал и лабораторий была слишком сложна – в доказательство их разрушение. Я спрашивала тихо обуглившиеся стены.

- Кто это сделал?

Опустилась на полуистлевший остаток сидения напротив, а на меня молчаливо смотрел мертвец. Я почувствовала опустошение, жалость и усталость, утираясь ладонями, – женщина умерла, будучи связанной, истекая кровью от истерзанной глотки. Скорее всего, её заставили смотреть, как огонь уничтожает этот дом, и только потом убили, в муках. «Ты знала убийцу», подняла я глаза, и труп будто согласился, накренившись ближе к столешнице, показывая вид обнажившихся костей, как почерк и роспись Тени. Я и так догадывалась, что она и есть девушка, с которой Винсент приходил в ведьмы обитель – не нужно быть во лбу семи пядей, вот только в жалости той увидела себя. Мелисандра стремилась жить, помогать ему, она любила его, найдя в конце концов свою гибель от рук его… «Кого?», как могла и я, не была бы столь удачлива. До сегодня.

Раскатала пергамент по столу в попытках внять древесному рисунку. Тщетно. Так же тщетно, как и все мои попытки вспомнить, зарываясь пальцами в волосы, раня ногтями собственную кожу и вытесняя болью телесной иную. Мелисандра должна была помочь и мне, и надежды разбились о её погасшее мертвецкое выражение. «Вспоминай! Почему ты не можешь вспомнить?! Ведь тебе это удавалось раньше! Хватит! Во всём виновата ты! Что ты наделала, Элеонора?!»

- Что мне делать… теперь?

- Может, смириться? – Раздалось в голове, но я не тревожилась голоса, как и последствий, обернувшись разве что на громкость в абсолютной уединенной тишине, тут же смыкая губы, и не опуская взора с уродливости смерти, как Люсьен и учил. Вспомнив вот так пугающей иллюзией наставника, я лишь насмехалась над собой.

- Он говорил, моя жизнь ценна, потому что я могу читать многие свитки! – Представляла, как хлопала по куску пергамента пальцами отрешенно под вопросительный взгляд и угрожающие шаги пустоты, ибо Мать Ночи ближе, чем мне казалось.

- И?

– Эти не могу… Я считала, мой побег оправдан, считала, что здесь я получу больше ответов, ведь все вокруг непробиваемо глупы, а оказалось с точностью до наоборот! Я понимаю! Я преступила догмат!

- И ты получишь соразмерное проступку. Позже… Любое действие имеет последствия и результат, и причину. Как и сейчас. Понимаешь, что означает эта смерть?

- То... Что Тень шла по пятам не за Кейлией…, – переводила я глаза на предрассветную замершую хмарь, вопрошая. – Она шла за нами? На балу я подумала, что она выступает в роли подельницы от нежити, с которой заключена договоренность. Однако… я не совсем понимаю тогда, почему она ждала моего появления?! Почему не забрала бумаги раньше?! Она могла убить в любой момент, ведь ей удалось убить даже Мелисандру, застав врасплох. Я чувствую, как Тень жаждет моей смерти… но почему-то она тянет с этим. Бумаги важны, но ей важно было не потерять нас из виду, а там мы бы сами вывели её на капитана…

- Не похоже на поведение главаря отродья, верно? Хах…

Тень не захотела подчиниться, не позволив обращение братьев. Она хотела убить их всех до единого, какова была цель изменника, и в резиденции его затея провалилась, но теперь им более не придется искать нас поодиночке. Что может быть хуже причастности? Быть обведенным вокруг пальца, теряться в дорогах, догадках, заблуждаться, делать неверные выводы, оказываться не там и не в то время, убивать не тех, быть обманутым, в неведении, быть управляемым другими руками.

- Похоже на засланную слежку. Она – связующее звено.

Говорят, зеленый – цвет исцеления и жизни. Для меня же та Зелёная Дорога к Бравилу ознаменовала смерть, извиваясь и ведя под зарождающейся розовой зарей далее на юг Нибенейской Долины, мимо Дурного Знаменья, мимо только сменившихся патрулей и первых городских гонцов, чьи листовки подхватило вслед за мной, разослав по ветру, и я гнала безжалостно к стенам, где начинались канализационные стоки. Где на каменном фоне возрастала щуплая фигура Слышащего, придав временное облегчение, ибо странно видеть кого-то живым, – он поднял приветственно ладонь всаднице на Тенегриве, чтобы, озираясь, уже прибавить шаг, выбегая навстречу, и я торопливо спешивалась, выводя на ходу зацепившуюся обувь, спотыкаясь, выдвигаясь к нервно-скривившемуся меру, отправляя жеребца восвояси. И мне не нравилось его лицо, выразившее сочетание паники, спешки и неудобства.

- Как хорошо, что вы, наконец, появились! – Босмер приветственно раскинул руки, не замедляясь, но недоуменно заглядывая за меня вдаль. Голос его слегка подрагивал. – Люсьен не с тобой, Дитя?!

- Он прибудет! Думаю, скоро! Я принесла недостающий свиток!

- О-о-о! – Активно и облегченно кивал Анголим неподдающемуся замку. – Чудесно!

Я еле поспевала за расторопным мером, свернувшим к решетчатым люкам, дергая головой на любой шорох, и связка ключей в его пальцах путалась и звенела. Он так быстро передвигался по тоннелям, что я даже не могла донести до него то, ради чего примчалась. Мне приходилось время от времени приостанавливаться в развилках, дабы уловить перемещения Слышащего, однако он не слушал меня, подымаясь и выбираясь на грязные бравильские улочки, ведущие к его захолустным апартаментам.

– Стойте! Я должна предупредить! – В конечном итоге выкрикнула я, но тот только, возвратившись, подталкивал меня в спину.

- Я знаю! Знаю! С…скорее! Улимар рассказал мне. Я уже послал его со свитками к Черной Руке!

- Вы уже созвали их?! Пошлите гонца! Отмените всё, пока не поздно!

- О, лучше поговорить внутри! Мне-е-е… нужно кое-что показать вам двоим!

Голова эльфа дернулась на громко зевнувшего постового. Анголим торопился, заикался, натягивая улыбку, а город еще спал, и солнце придало ему ало-золотые краски вместо пыли и грязи, среди коей умудрялись произрастать прекраснейшие из цветов, что в час предрассветный отбрасывали зловещие длинные тени. Мы уже переходили в бег, когда до дома оставались жалкие метры. Он чего-то опасался, и, как оказалось, не зря. Слышащий подскочил к двери, отпирая её дергано и проникая внутрь еще не освещенной сырой комнаты со слишком низкими непродуманными окнами в дощатых рамах, держащими помещение во мраке до полудня, как и во всех местных строениях. Я застыла на пороге в каких-то секундах брезгливости, но они позволили глазам привыкнуть, чтобы увидеть в её глубине горящие глаза, что я уже инстинктивно шагнула назад, отказываясь верить.

Благородный терпеливо ожидал свою жертву в кресле и поднялся, как только завидел меня, уже непохожий на себя, в свободе распущенных волос, небрежности одеяния, голоде, что я не была уверена и не узнала бы Винсента, если бы не этот взгляд.

- НЕТ! АНГОЛИМ, БЕГИТЕ!

И он двинулся, как только босмер ступил на раскисшие ковры, кинувшись в последний миг на схлопнувшуюся передо мною дверь из-под импульса вампирской руки. И тогда я жалела, что оторвалась от наставника, и тот не стал бы и слушать оправданий. Он единственный, кто мог помочь!