— А что с ним? — удивленно вскидывает брови Зейн.

— Ну, он… Он будто два Найла! И с каких пор у него бреккеты?

— Они были всегда, Луи… что… Почему ты вдруг стал их оскорблять?

— Это не они! Это не мой Гарри. Мой Гарри не выглядит как чертово пугало!

Зейн пялится на него долгие секунды, будто что-то соображая в своей голове, пока его глаза не вспыхивают этим самодовольным блеском.

— Точно! Я знал, что ты не просто так стал странным. Ты видел все по-другому или как?

— Я не знаю, о чем ты?

— Каким ты помнишь Гарри?

— Ну… он. Он красивый. У него дурацкие шмотки, но он милый. У него нежная идеальная кожа, ровные зубы, такие большие и яркие губы, и еще он безумно сексуальный.

— А Найл?

— Ну, Найл красавчик. Он был весь такой стройный, мне даже в зал захотелось пойти. И у него были такие красивые густые волосы, и прямо голливудская улыбка.

— Но сейчас они не такие, да?

— Да, Зейн! А я о чем?

— Но ведь это они, ты понимаешь, да?

Луи хмурится.

— Это не розыгрыш, ты клянешься?

— Луи… ты думаешь, я такой человек?

— Нет, но… Но вы ведь с Лиамом и все, кого я знаю, вы остались прежними.

— Я не знаю… У меня нет предположений, Лу. Может, ты просто и так нас знаешь? А Найл и Гарри, ты видел их такими, я не знаю, какие они внутри?

Луи в ужасе оглядывается на своё отражение в зеркале.

— Боже! Что за хрень? Я не… что мне теперь делать? Человек, которого я люблю, просто отвратительный!

— Луи! — оскорблено восклицает Зейн. — Я поверить не могу, что ты сейчас это сказал! Ты же сам говорил, что любишь Гарри, несмотря ни на что, и будешь любить всегда. М? Не твои ли слова!

— Но тогда я не знал!

— Тогда ты просто пиздел, вот и всё!

Зейн устало закатывает глаза.

— Поверить не могу, что мы снова к этому вернулись. Я знал, что ты никогда не сможешь измениться.

Он оставляет Луи один на один со всем шоком, ужасом и растерянностью, один на один со своим уродливым отражением в зеркале.

***

Луи говорит Гарри, что ему плохо, и он отправится домой. На самом деле он бродит по улицам с пустым стаканчиком кофе и переполненной мыслями головой. Он не может просто выкинуть воспоминания о Гарри, его голосе, его глазах, его шутках, обо всём. Он помнит, как тот выглядел раньше, но изображение перестает быть четким, словно выстирывается, как старая вещь. Теперь он помнит каждый изъян, каждую уродливую деталь на теле Стайлса. Он боится, что тот прекрасный образ сменится на этот кошмар. Но он уже практически сменился.

Луи думает о словах Зейна, он думает, почему не задумался сразу, когда друзья странно реагировали на его внезапную влюбленность. Конечно, почему! Теперь многие вещи стали очевидными, но…

Луи не может просто перестать думать о том, что он любит Гарри. Он полюбил его за это глупое лягушачье выражение лица, за его доброе сердце, за то, как он наступает ему на ногу, а потом неловко извиняется.

В баре «Лонг Роуд» он заказывает себе две пинты пива, но в итоге не может прикончить даже одну, его мутит, когда он думает обо всем этом, и еще о том, как холодно отшил Гарри днем.

Девушка за баром весь вечер мило улыбается ему, её веснушки кажутся очень знакомыми, но угловатое лицо с большим носом и кривоватыми губами он вспомнить не может.

— Ты сегодня, надеюсь, не будешь пить до смерти? В этот раз я могу не дотащить тебя до дома, — усмехается она.

— Мы знакомы? — хмурится он.

— Ну да, я эм… Лесли… ты ночевал у меня, а потом мы позавтракали…

— Да, точно, Лесли, — улыбается Луи, припоминая вкусную еду и розовую девчачью комнату. — Как твои дела?

Лесли рассказывает о том, как она провела выходные со своей семьей и собирается в скором времени пойти на вторую работу, чтобы оплатить обучение своей младшей сестре.

Луи выслушивает каждую деталь её рассказа, а потом благодарно обнимает, прежде чем выскочить из бара в холодную темноту города.

***

Гарри спит чуть ли не до обеда. У него под глазами большие мешки, будто он бодрствовал целую ночь или плакал, и Луи надеется, что это не второе. Он хочет коснуться рукой спутанных и примявшихся кудрей на его голове, но вовремя одергивает себя, боясь потревожить чужой сон.

Луи чувствует, как горит его сердце — жестоким, безжалостным огнем, как его губы немеют, стоит ему попытаться что-то сказать. Гарри всё тот же, он не изменился до неузнаваемости, просто Луи… это всё какой-то ненужный хлам в его голове. Это он кричит ему всматриваться в какие-то мелкие неровные мазки, не замечая всего великолепия картины.

Веки Гарри вздрагивают, и он осматривается, замечая лежащего Луи возле себя.

— Я не разрешал тебе входить, — тихим хриплым голосом произносит он.

— Я взял запасной ключ… Мне очень нужно было тебя увидеть.

— Не надо, Луи, — вздыхает Стайлс. — Я знаю, зачем ты здесь. Зейн все рассказал.

Луи тянется к нему, наконец касаясь рукой нежной, пусть и не идеальной кожи на щеке Гарри.

— Не надо, — грустно тянет тот. — Я знаю, что теперь ты видишь меня… не так. Так что давай без жалости.

Томлинсон мягко обнимает его, как делал это всегда, его нос еле касается носа Гарри.

— Сахарочек, — целует он подбородок парня. — Теперь, когда ты знаешь, какой я, а я знаю, какой ты…

— Что?

— Мы сможем полюбить друг друга снова?

Гарри хватается за него взглядом как за первый луч солнца. Первый и единственный. И так будет до тех пор, пока солнце не перестанет светить.