========== Часть 1 ==========

Красота, говорят, понятие субъективное. Солнце — это красиво; цветы — это красиво; облака, звёзды, ядерный взрыв, карамель, прилипшая к пальцам. Люди могут увидеть красоту в чем угодно, и Луи, если честно, восхищался таланту некоторых приукрашивать всё вокруг. Например, Зейн и Лиам, хоть и были его единственными настоящими друзьями, но понятие прекрасного у них было весьма странным — кто бы еще в здравом уме восхищался работами Кирхнера? Для Луи на вид это была мазня его трехлетней сестры, а что насчёт бывшей подружки Лиама — кажется, Даниэль, — без макияжа её, конечно, надо было видеть. Луи думал, что Пейн прикалывается, потому что… ну серьезно. Он бы ни за что не встречался с кем-то вроде неё, у него ещё пока глаза на месте, только вот замечают они не так уж и много.

— Ну, и в итоге эта сучка поставила мне C за «поверхностную оценку героев», что это, блять, еще должно значить? Я просто написал о том, что эта главная героиня была не такой уж распрекрасной, чтобы по ней убиваться. Ну, в самом деле, он же сам описывал её как «неприглядную».

— Лу, но это и означает судить поверхностно.

— Ты хочешь сказать, что я поверхностный, Лиам? Я очень глубокий, ясно вам, и я всегда вижу внутренний мир героев… и людей тоже!

Лиам лишь закатывает глаза на реплику друга. В конце концов, он знает, что спорить с Луи, приводя весомые доводы — бесполезно.

— Неужели, Луи, — наконец подключается к ним Зейн. Обычно он не вступает в перепалки, где главный агрессор — это логика Томлинсона, потому что этот враг непобедим, так как никому до конца не понятен. Но сегодня он решил пропустить эту традицию и развеять их типичные университетские будни.

— О чем ты, Зейн?

— Были ли у тебя хоть когда-нибудь по-настоящему близкие отношения?

— При чем тут это, — фыркает Томлинсон.

— Ладно, давай так, как у вас там с… э-э, Деби? — спрашивает Зейн Луи, искоса поглядывая на друга, попивающего кофе.

— С Дани, — исправляет он Малика и скучающе зевает, разглядывая разношерстных посетителей кафетерия. Двигающиеся по инерции, переходящие из аудитории в аудиторию старшекурсники и перепуганные первокурсники вызывали у него лишь снисходительную улыбку. Зрелище жалкое, но с этими людьми он учится под одной крышей вот уже третий год.

— Допустим, с Дани, — соглашается Малик, улыбаясь. — Ну, так что?

— А ничего, — закатывает глаза Луи. — Я бросил её наконец-то. Клянусь, глупее девушки я ещё не встречал. А ещё она адски скучная, не умеет шутить, и сиськи у неё так себе. А ещё нос, ну, знаешь, вот такой.

Луи проводит рукой над своим лицом, встречаясь взглядом со скривившимся в отвращении Зейном. Лиам отпивает кофе и откровенно ухмыляется.

— Вот мы все и выяснили, Луи, — устало вздыхает он. — Грудь маленькая, нос не угодил и так далее. Не знаю, правда, чего ты к интеллекту прицепился, ты же сам таких выбираешь. Тебе не нужна начитанная, тебе нужна фигура и прелестное личико. И это и к парням относится, позволь мне напомнить о твоей ориентации.

Луи закатывает глаза, снова выслушивая нотации. У всех в жизни бывает «та самая вечеринка», на которой вы либо лишаетесь девственности, либо залетаете, либо напиваетесь, либо накидываетесь, либо обнаруживаете, что у мальчиков задницы тоже ничего, а потом трахаете их. И зря Луи сказал об этом Лиаму.

— И что, мне искать «ту самую» в библиотеке? — язвит он. Лиам только пожимает плечами.

— Ты даже не знаешь, как выглядит библиотека, Луи, — усмехается Зейн. Томлинсон отвечает ему тем, что приводит в негодность идеальную прическу друга, ероша блестящие чёрные волосы.

— Луи!

— Оу, Зейни, теперь ты не такой красавчик, — улюлюкает он. Зейн лишь закатывает глаза и демонстрирует ему средний палец, коротко означающий «этого слишком мало, чтобы я перестал быть здесь самым привлекательным».

— Вы просто смешны, — бубнит Лиам.

— Лиам обижен, потому что он тут номер три, — фыркает Луи.

— Что? Почему это я номер три?

— Потому что моя задница компенсирует все недостатки и вырывается вперед, — словно диктор отвечает он.

— Ты слишком помешан на ней.

— Все помешаны на ней, — самодовольно ухмыляется Томлинсон. — А я в данный момент помешан на том, чтобы свалить с пар, отоспаться, а ночью провести время куда интереснее, чем с вами.

Друзья беззлобно посылают его и усмехаются, когда Луи выползает из-за их обеденного стола и высокомерно, словно по подиуму, идет по университетской столовой к выходу, когда вдруг…

— Что за блядство?!

Он чувствует на новой рубашке мокрое пятно, а потом видит, что по белой ткани расползается апельсиновый сок. Луи стискивает зубы и переводит взгляд на виновника происшествия. Перед ним, сжавшись в маленький комочек, стоит парень, возможно, на год-два младше, с огромными несуразными очками на носу, с прилизанными волосами, в дурацкой вязаной жилетке, и, стойте-ка, это подтяжки? Худое личико бледнеет от страха, а глаза в испуге расширяются до невероятных размеров. Мальчик закрывается от Луи подносом, как щитом, и его одежда выглядит не лучше, но одно дело, когда это рубашка за сто фунтов, а другое — жилетка из бабушкиного сундука.

— Ты что, совсем слепой? — огрызается Луи, оттягивая грязную рубашку. — Очки протри, урод!

Мальчик скукоживается под грозным взглядом серых глаз и, заикаясь, пытается извиниться:

— П-прости, я не хотел…

— Да мне побоку, чучело. Чтоб на глаза мне больше не попадался, ясно?

Мальчик испуганно кивает, словно болванчик, и Луи, оттолкнув его, выходит из столовой, все ещё скорбя по рубашке и покрывая урода на чем свет стоит.

***

— Мистер Томлинсон, я уже сказала вам, что оценку исправлять не собираюсь.

Луи сжимает челюсть, чтобы удержать себя и не наговорить этой престарелой выскочке лишнего, а сказать у него есть что, это точно.

— Но я ведь все переписал, сами посмотрите, глубокий анализ персонажей и все такое.

Профессорша снисходительно смотрит на него сквозь свои старомодные очки, которые купила явно на барахолке. И ладно, может, Луи и погорячился, когда мысленно назвал её престарелой, в конце концов, она одного возраста с его матерью. Но, ей-богу, придирается она как мерзкая старуха.

— Мистер Томлинсон, этот доклад написали вы?

— Разумеется, — возмущается он.

— Тогда не вижу смысла его читать. Сомневаюсь, что такой человек как вы, Луи, способен действительно оценить произведение и понять героев. Научитесь видеть других людей. Видеть не только глазами, но и сердцем.

Папка с листами А4 в его руке сворачивается в трубочку и демонстративно отправляется в мусорное ведро.

Что возомнила о себе эта ведьма? Луи отлично умеет видеть и глазами, и сердцем. И даже если Зейн, Лиам и профессор Вестман так не считают. Просто он не хочет зацикливаться на этом. По крайней мере, не сейчас. Он видит в людях ровно столько, сколько хочет видеть. И, если ему достаточно милого лица и третьего размера груди, это только его дело, не надо учить его жизни.

Он хмыкает на неодобрительный взгляд преподавательницы и покидает её кабинет без лишних слов.

***

Утром Луи просыпается позже обычного, да еще и не в своей квартире. Вчера ночью он отвязно повеселился, но он даже не помнит, с кем. Собственно, именно это он и называет «отвязно». Ему требуется несколько минут, чтобы прийти в себя и осознать, что он безвозвратно опоздал на первую пару. Еще минуту он дает себе, чтобы осмотреться. Чья-то комната выглядит довольно мило и по-девчачьи. Уютная обстановка, нежные тона, а с кухни до него доносится ароматный запах сладких блинчиков.

Он потягивается и рыщет на полу в поисках штанов, но ничего не находит, ровно до того момента, пока не смотрит на тумбочку, где вся, мать его, одежда лежит ровной стопочкой и похоже даже благоухает лавандой.

С жуткой головной болью он выплывает из комнаты, уже предварительно одевшись, чтобы побыстрее свалить, но натыкается на очаровательную маленькую блондинку, сервирующую стол. Она неловко вздрагивает, когда видит его, и ставит на стол две чашки кофе.