— Укусите меня сейчас? — спросил он, с любопытством смотря на мои губы. Я усмехнулся.
— Как тебе будет угодно, — ответил я, но сразу же после сказанной фразы задумался, осматривая парня. — Ты давно ел?
— Что?
— Когда ты ел? — повторил я. До него дошел смысл фразы, и он выдал понимающее «Оу».
— Может, днем или часов в пять. Не помню.
— Давно. Тебе стоит поесть.
— Какое это имеет значение? — удивленно спросил он, и я улыбнулся его глупому вопросу.
— От потери крови тебе станет плохо. Будет кружиться голова, немного тошнить, а учитывая, что ты так поздно ел, ты ослабеешь и свалишься в обморок. Хочешь этого? — парень фыркнул. — Я закажу тебе поесть.
Я встал из своего полусидящего положения и направился на кухню, чтобы достать из кухонного ящика стопку разных рекламных буклетов каких-то ресторанов, где я мог заказать еду для Брендона. Парень прошел на кухню за мной, внимательно наблюдая за моими действиями. Я заказал ему две пиццы и сок.
Еду доставили быстро, и вот уже Брендон сидит на полу моей гостиной с набитым ртом и смотрит какую-то глупую передачу по телевизору, пока я вновь и вновь перелистываю страницы его злосчастной папки.
— Вы всегда жили в Питтсбурге? — в перерыве между пережевыванием пищи спросил он. Я оторвал свой взгляд от страниц и посмотрел на него.
— Нет, не всегда. Только после того, как стал вампиром.
— А до этого? Я видел фото цирка. Вы жили там?
Я выдохнул и перелистнул на страницу, где было то самое фото, о котором он говорил. Черно-белое, оно было отсканированной копией настоящего. Конечно, на нем трудно было разглядеть людей, но я сразу почему-то бросался в глаза.
Мы сделали это фото, как только прибыли в Питтсбург. Я и цирковая труппа, в которой я тогда числился. Я осмотрел каждое лицо на снимке и улыбнулся воспоминаниям, ведь цирк — это, наверное, единственное место, где я был счастлив. Там почти не было плохих моментов, только хорошие.
Я провел пальцами по изображению, очерчивая контуры своих друзей, и обратил внимание на маленькую девочку в левом краю фото. Она прижалась ко мне очень близко, а я положил руку на ее плечо.
— Я попал в цирк, когда мне было тринадцать, — оторвав взгляд от фото, произнес я. — Вернее, сбежал туда. Мне надоело дома, я хотел свободы.
— Почему цирк? — спросил парень, откусив очередной кусок пиццы.
— Я всегда любил цирки, — просто объяснил я. Я не лгал, так и было на самом деле. — Родители иногда водили меня на шоу, и я часто представлял, что я один из артистов этого бродячего цирка. И вот в один день я решил, что пора прекратить представлять и стать одним из них.
— Так, значит, Вы были в бродячем цирке, пока не приехали сюда?
Я улыбнулся.
— Да. Когда я приехал сюда, то… встретил кое-кого.
— Вампиров, — догадался Брендон.
— Вампиров, — повторил за ним я.
— Я все еще не понимаю, что за система у вас работает. То есть что это, если не гнездо?
— Мы называем это «культ».
— «Культ»?
— Да. Ты действительно хочешь знать об этом? — он кивнул в знак согласия и принял сосредоточенный вид, ожидая продолжения моего рассказа. — Сложно точно описать, что это такое. Что-то вроде государства для вампиров. Есть власть, есть подчиненные ей.
— Но разве «культ» — это не поклонение чему-либо? Идолу там, ну, Вы понимайте.
Я пожал плечами. Но не успел я хоть что-нибудь сказать Брендон снова начал задавать вопросы.
— Как много вампиров в Питтсбурге?
— Я не уверен. Может, несколько сотен. Не все оседают на одном месте, некоторые любят путешествовать. Ты доел? — спросил я, посмотрев на то, что парень управился уже с половиной одной пиццы и больше не ел. Он покачал головой, и я взял его тарелку и остатки пиццы, чтобы унести это обратно на кухню.
Когда я вернулся, Брендон с ногами забрался на мой диван, и я хотел прямо зарычать на него, потому что, черт, он действительно наглый. Но мне пришлось выдохнуть и нацепить безразличное выражение лица, потому что я вроде как гостеприимный хозяин сейчас.
Я подошел ближе, и он сразу убрал ноги с дивана, давая мне место сесть рядом с ним. Он выглядел задумчивым сейчас: ему, наверное, было что осмыслить после сказанного мной.
Я присел возле него, и парень едва вздрогнул, а после придвинулся ко мне ближе и положил голову мне на колени. Он зажмурился и провел рукой по своей шее, убирая с нее волосы.
— Что ты делаешь? — спросил я.
— Жду, когда Вы сделайте это, — ответил он, все так же не открывая глаз. Даже сквозь ткань брюк я чувствовал, насколько температура его тела выше моей. Он был очень теплым. Нет, он был горячим. Обжигающе горячим, как и все люди для меня.
— Встань с меня, — он, наконец, открыл глаза и поднял голову с моих коленей. Его взгляд был удивленным.
Я схватил его за руку и притянул к себе запястье. Брендон сразу встрепенулся, но даже не успел ничего сказать, как я вонзил зубы в его руку (мои клыки уже почти полностью вышли, поэтому я легко прокусил нежную плоть). Парень зашипел от боли, но мне было плевать. Голод был слишком сильным, что бы я ждал дальше.
Боже, не знаю, может быть, дело все же в том, что я очень давно не ел, но он так быстро стал сладким. Обычно сначала рецепторы вампиров ощущают настоящий вкус крови. Соленый, немного металлический, а после, уже спустя некоторое время, он становится сладким и приятным. Но тут горячая жидкость сразу была такой пьяняще приятной, что я еле удержал стон, как и парень, только он стонал явно не от удовольствия. Я еще крепче вцепился в его руку и сильнее разорвал кожу, что бы получить больше крови. Брендон стал вырываться, я почувствовал запах страха, исходящий от него.
— Блядь, — сдавленно прошипел он, когда я оторвался от него. Он сразу резко отдернул свою руку и посмотрел на рану, что бы оценить размеры ущерба. — Кровь все еще идет.
Я снова взял его за руку, только на этот раз осторожно и медленно поднес к своему лицу. Он хотел вырвать ее, но успокоился, заметив, как я аккуратно провел языком по его ране, слизывая капли крови. Она перестала идти спустя пару секунд, потому что в слюне вампира есть гемостатические средства, помогающие свертыванию крови.
Брендон заметил, что его рана уже немного затянулась, и хмыкнул.
— Почему за руку? — спросил он.
— Что-то не так? Могу укусить сюда, — я усмехнулся и положил руку на внутреннюю часть его бедра, и он вздрогнул и резко отскочил от меня на несколько сантиметров. Он смутился, потому что парня возбудило мое прикосновение, я чувствовал это, я видел это.
— Что за черт, — воскликнул он.
— Это хорошее место для укуса, а в шею нельзя кусать, — спокойно ответил я на его предыдущий вопрос и расслабленно откинулся на спинку дивана, зато мальчишка все еще был напряжен после моего прикосновения.
— Нельзя? — удивился он.
— В «культе» есть закон: нельзя кусать смертных в шею. Просто это заметно, и если кто-то увидит такой укус на человеке, то могут возникнуть проблемы.
— Она так… так быстро затянулась, — не отрывая взгляд от своей руки, задумчиво произнес Брендон. Мою последнюю фразу он, похоже, пропустил мимо ушей, так как уж больно заворожено наблюдал за своим запястьем, где уже почти ничего не осталось, кроме рубцов.
— Да-да, — равнодушно бросил я.
— Но… если моя рана на руке так быстро зажила, то и на шее может так же, разве нет? — он оторвался от рассматривания своей руки и обратился ко мне.
— Да, но закон есть закон, — парень хмыкнул на мой ответ.
— Какие еще существуют законы?
— Их много, так же, как и у людей, но самый важный тот, согласно которому никто не должен знать о «культе», кроме членов «культа». Это карается смертью. Теперь ты понимаешь, как подставляешь меня?
— Я никого не подставлял! Это сделка, и если Вы все выполните, то никто об этом не узнает. Торжественно клянусь, — вдохновенно и с толикой сарказма произнес он, кладя руку себе на сердце.
— Зачем тебе все это? — задал вопрос я, сбивая им Брендона с толку. Он непонимающе посмотрел на меня и немного замялся с ответом. — Это ведь не просто интерес. Люди не настолько любопытны, чтобы рисковать жизнью. Хотя, может, ты просто глуп? Но я в это не верю. Что ты скрываешь, мальчик?