— А ты… — выдыхает он, не представляя даже, что придумать, потому что все его мысли заняты пальцами Зейна и его рукой на члене, ну в конце концов. Найл вдруг громко ахает, когда чуть ниже его поясницы пронзает тягучая и сладкая боль. — … ты… тупой… бедный… грязный… с-сука, еще раз… и еще ты тупица…

— Ты уже говорил, — усмехается Зейн. — Давай малыш, придумай что-нибудь оригинальное, мне нравится.

— Перестань болтать и трахни уже меня, — взмаливается Найл, и в его руки тут же прилетает маленький яркий пакетик.

— Открой презерватив, — выдыхает Зейн, чуть сдвигая худощавое тело со своих ног. Найл вдруг замечает, что его руки немного его не слушаются, так что разорвать упаковку у него получается не сразу, но как только он это делает, из его груди вырывается приглушенный радостный смешок.

— Побыстрее там, — кидает он парню позади него. Зейн быстро расправляется с задачей и уже спустя пару секунд он снова притягивает Найла ближе, одной рукой хватая его за горло, словно собираясь придушить, и Хоран от этого действия возбуждается лишь сильнее.

Найл приподнимается, позволяя чему-то теплому и скользкому коснуться его задницы. Зейн вдруг резко и горячо выдыхает его куда-то в шею и дергает бедрами вверх. И прежде, чем Найл успевает в полной мере ощутить боль проникновения, он пронзительно кричит. Зейн крепко держит его за бедра, не давая отстраниться, и Найл медленно и осторожно пытается извернуться, чтобы хоть как-то облегчить боль.

— В чем дело, солнышко? — хрипло шепчет Зейн.

— А то ты, блять, не знаешь! Господи, как больно! — яростно шипит Найл, но в итоге просто сдается и хнычет, когда член Зейна продвигается в нем все глубже. Он знает, что тому наверняка приятнее чем ему, потому что его задницу не разрывают будто тысячи ножей, поэтому в отместку он вцепляется ногтями в бедро парня и его руку, сильно сжимая, но Малику, похоже, нет до этого никакого дела. Он продолжает медленно двигать бедрами, не давая Найлу соскользнуть с его члена, и проникает все дальше, пока, наконец, не оказывается в парне полностью.

Хоран рвано выдыхает, пытаясь привыкнуть к режущим ощущениям, но тут Зейн дергается в сторону и Найл снова скулит, ощущая прикосновение к простате. И может это и приятно, но уж точно не помогает забыть о том, что огромный член буквально разрывает тебя изнутри. Он немного смещается вверх и снова опускается, чтобы его простаты коснулись вновь. И Зейн принимает это за сигнал к действию, начиная постепенно раскачивать бедрами. Хорана выбешивают стоны в его ухо, ему-то не так приятно все это, хотя должны быть в точности наоборот. К тому же его руки уже затекли находиться в такой позе, а на коленке, должно быть, образовался синяк, из-за частого столкновения с боком переднего сидения.

— Блять, — то ли шикает, то ли стонет Найл. — Как же неудобно.

Зейн все быстрее двигает бедрами, и Хоран решает подстроиться под его ритм, желая, чтобы этот придурок побыстрее уже кончил и отсосал ему.

— Никогда больше не буду ебаться с парнем, — злобно шепчет он, но вопреки своим словам активно двигает бедрами, желая получить как можно больше трения и прикосновения к простате.

— Язва, — тихо усмехается Зейн, в перерыве между прерывистыми стонами.

Рука Найла затекает окончательно, и он перемещает её на свой ноющий член, желая освободиться, наконец, от напряжения. И он никогда не признается, но губы Зейна на его шее, и рука сжимающая его горло помогают ему достигнуть разрядки быстрее, чем член, бьющий по его простате.

— Черт возьми, блять, — всхлипывает Найл, когда чувствует, как сжимаются внутренние мышцы, и сам он кончает в свою поглаживающую член руку. Зейн все продолжает вбиваться в него, и это больно, потому что он все еще чувствительный после оргазма, а эйфория никак не притупляет боль.

— Кончай быстрее, — сквозь зубы шипит Найл, а Малик только сильнее сжимает руку на его горле, тяжелее дышит и дергает бедрами.

— Ну же, малыш, я скоро, — выдыхает он ему на ухо, и Найл облегченно закатывает глаза. Аллилуйя, ему недолго осталось терпеть. Когда толчки Зейна становятся все хаотичнее и беспорядочней, Хоран чувствует, как теплая сперма наполняет презерватив, а Малик дрожит за его спиной, прикусывая его шею.

— Ау, больно, придурок, — Найл зло тыкает его локтем под ребра и слезает с наполовину обмякшего члена, шипя от жжения. — Если ты порвал мне задницу, я тебя убью.

— Успокойся, я хорошо тебя растянул, — расслабленно сказал Зейн, открыв окно и выкинув презерватив. Он пошарил по карманам и достал из куртки мятую самокрутку. Зейн прикуривает и медленно выдыхает пряный дым. Ему тут что, кальянная? Найл пинает его по ноге.

— Не кури в салоне, мудак, обивка пропахнет.

— Хорошо, детка, — говорит Зейн, продолжая наслаждаться косяком. Его штаны все еще спущены, и обмягший член выглядит беззащитно. Будь у Найла поблизости садовые ножницы, он бы «отблагодарил» его за развернувшееся в салоне ранее действо. Хоран застегивает джинсы и разваливается на сиденьях, закинув лодыжки на колени Зейну.

— Ну, а теперь проваливай, — зевая, говорит он, и ловит насмешливый взгляд Малика. — Чего?

Брюнет выбрасывает окурок, поднимает стекло и закидывает руки на спинки сидений.

— Ночь на дворе, идиот, я никуда не пойду.

Зейн зевает и, щурясь, смотрит на Найла. Хоран только фыркает и отворачивается, подкладывая руки под голову для удобства.

— Ладно, черт с тобой, но чтобы утром я твоей пакистанской задницы тут не видел, ясно?

Малик соглашается, спускается чуть ниже и откидывает голову на мягкую обивку. Плотный запах дыма и секса, пропитывает каждый сантиметр вокруг них, усыпляя и успокаивая, и Найл даже не ожидает от себя того, что слишком быстро проваливается в сон.

Комментарий к Часть 5

Кое-кто сегодня стал мужчиной и пошел, наконец, в универ.

Света, братан, держись. Нам еще дописывать этот фик.

Всех с первым сентября, котаны. ;)

========== Часть 6 ==========

Разбитый и расклеенный, Найл возвращается домой только под утро. Зейна уже нет рядом с ним, когда он просыпается — что прекрасно, поэтому он как бродяжка кутается в свою куртку и бредет до дома с ужасным ощущением во рту и чувством бесконечной жалости к себе. Как ни странно, о Зейне он вообще не думает. После проведенной ночи этот парень не преобразился для Найла во что-то существенное, он так и остался в том же положении, в котором и был до этого — ничтожное пустое место.

Когда Найл добирается до дома, огромная подъездная дорожка и передний дворик встречают его густой темной тишиной, будто здесь никогда и никто не жил, а вчера не проходило самое светское мероприятие города.

В доме так же тихо, как и снаружи. И Найл впервые замечает то, чего не видел никогда в их доме — осколки стекол на полу, полупустые бокалы с шампанским повсюду, забившееся в стены отчаяние и раскол, — все, чего еще не успели коснуться руки горничных. Не отошедший после сна, он откидывается на огромном диване в гостиной, приторно бежевого цвета, который так любит его мать и смотрит на отвратительную фотографию его семьи в кованой рамочке над камином.

Со стороны кухни доносятся заглушенные звуки битого стекла, и Найл лениво встает и направляется туда, скидывая по дороге куртку и спотыкаясь о валяющуюся на полу разбитую вазу с цветами.

— Мам?

На кухне, посреди неприбранных тумб со вчерашней едой и сервировкой, стоит его мать, никогда не вписывающаяся в обстановку не идеальности и грязи — ту, в которой она стоит сейчас. Осколки от стакана в ее руках режут ее руки, как и ее улыбка — сердце Найла.

— О, Найл, милый, ты вернулся, — её голос такой же приветливый, как и всегда, но Найл знает, каких сил его матери стоит эта выдержка. Хотя бы по отношению к такому отвратительному сыну как он.

— Что случилось, мам? Почему ничего не прибрали? — осторожно спрашивает он, садясь на корточки перед ней, и собирая остатки разбитого хрусталя.

— А, это. Просто еще не успели. Никто пока не приходил. Ваш отец вчера всех выгнал, так что прислуга взяла выходной. Но не волнуйся, я уже позвонила в клининговую службу.