— Есть какая-то причина, почему ты… почему это происходит?

— Это что-то психологическое. Мать говорила, меня пытались изнасиловать в детстве. Конкуренты отца. Просто, чтобы запугать. Я не помню, я был слишком маленьким. Но, она сказала, я ходил к психологу, и все было нормальным вроде бы, а потом, не знаю… я обнаружил это.

Его лицо исказилось при словах о матери, и я просто не мог не спросить этого.

— Ты действительно её убил?

И он покачал головой в знак отрицания.

— Отец. Это он. Он всегда был немного нервным, а в тот вечер они напились и поссорились.

— Ты сдался вместо него? Зачем?

— Разве не очевидно? — его глаза злобно сверкнули. — Кто бы тогда заботился о сёстрах? У них хорошая жизнь — школа, друзья, первые тусовки. Они сидят в ожидании своих первых татуировок, и… как я мог забрать у них это? Если бы отца посадили, я бы не смог заниматься его делами, платить за дом и… — он нервно усмехнулся, и по щеке его скатилась горькая слеза. — Меня всегда считали странным. Из-за проблемы и еще потому, что я был таким социофобным придурком. Так что… никто даже не удивился.

Я не помню, как оказался рядом с ним, я помню лишь то, как он положил голову мне на плечо и запах шампуня его волос.

***

В больничное крыло я попадал редко — и то только в начале моего пребывания. Но теперь, это стало для меня чем-то обычным. Это я был тем, кто заставил Луи обратиться к врачу. Он убеждал, что находился на лечении у лучших врачей (конечно же, ему надо было выпендриться тем, насколько богата его семья), но я не хотел этого принимать.

— Вам следует перенестись во времена вашего детства. Вспомнить, что с вами произошло и избавиться от этого.

Это то, что говорила ему врач каждый раз, когда мы оказывались в медицинском кабинете. Луи был упрям, он отвечал, что «не помнит абсолютно ничего» и еще тысячи возражений.

Но я не мог так просто отказать от этого. Это было в его голове, и мне просто нужно было вытащить оттуда все дерьмо, потому что… потому что мне просто было это необходимо.

— Зачем тебе это, Гарри? — спрашивал он. — Ты можешь трахать меня и без этого, в чем проблема?

Эта тема всегда его бесила, поэтому мы старались касаться её максмально редко.

— Вот именно. Трахать. Хочу успеть заняться с тобой сексом до того, как кончится мой срок.

Я усмехнулся тогда, но он резко уставился на меня, и я понял — мы ни разу не обсуждали то, на сколько каждый из нас осужден и сколько уже отсидел.

— Сколько тебе осталось?

Он спросил это осторожно, будто не хотел знать ответа и хотел одновременно.

— Полтора года. Если срок не сократят.

Он кивнул, и больше мы об этом не говорили.

Чуть позже я узнал, что Луи был осужден на восемь лет, из которых отсидел лишь год.

***

Мы установили правило — каждый третий раз во время нашего секса я делаю что-то, что могло бы заставить его возбудиться. На самом деле, я пытался делать это каждый раз, потому что теперь я всё знал.

Я пробовал различные виды секса, как и в самом начале наших «отношений», но только теперь я каждый раз пытался устанавливать ответный контакт. Врач сказала, что между партнерами должно быть полное доверие и взаимодействие, чтобы проблема Луи исчезла. Так что каждый раз я пытался быть с ним как можно ближе, как можно чувственнее… Но я не знал, на кого из нас это влияло сильнее.

Все закончилось тем, что я стоял перед ним, и мой язык вылизывал его задницу, пока он тихо постанывал и сжимался. Обычно я использовал ободряющие сексуальные слова вроде «детка» или «малыш». Я пытался установить между нами связь, потому что Луи это нравилось.

И ему определенно нравился римминг. Каждый раз я узнавал от него, что бы он хотел и что ему нравится, потому что это было для меня какой-то задачей, которую я должен был решить, и я не мог найти покоя, пока не разобрался бы с этим.

Мне нравился вкус его кожи, нравилось, как мой язык беспрепятственно проникает в него, и как приятно ему от этого становится.

Он сжал ноги и вцепился кулаками в простыню моей постели, которая в последнее время стала практически нашей общей.

Я продолжал упорно вылизывать его, сжимая в руках его ягодицы и говоря ободряющие слова удовольствия. И я не пытался сделать это, черт, это не было в моих планах, это не было тем, что собирался сделать, но в итоге, где-то между словами «да, детка, так хорошо, ты потрясающий. Восхитительный на вкус» я выпалил:

— Любимый.

И всё.

Кожа Луи будто стала покалывать под моими пальцами, или, вероятно, это была моя кожа. Я в ужасе остановился, надеясь, что он ничего не услышал, но он обернулся и в глазах его был тот же испуг.

— Что?

— Ничего.

Ничего.

***

Я был в ужасе. Зеркало напротив меня казалось мне врагом, и сам себе я казался врагом. Я провел пальцами по груди, где растекались свежие чернила, и я знал, от этого мне уже будет не отмыться.

Две летящие друг к другу птицы, горящие на моей коже будто очередное клеймо.

Когда я успел пропустить тот момент, как влюбился в него?

Как так вышло, что я это допустил?

Я заметил стальную губку, спрятанную мною за зеркалом, и вспомнил, что уже около месяца не оттирал свою кожу. Вот в какой момент я должен был понять, что что-то не так. Но я не понял. Я был слишком занят тем, что целовал его, прижимал во сне и пытался разрушить любые барьеры в его голове. Но стены рухнули лишь в моей.

Зубами я вцепился в пальцы на руке, когда упал на пол и почувствовал подкатившие в глазам слезы. Проблема в том, что вероятно его тело и сердце так и останется навсегда чистым, в то время как мое будет истекать чернилами, и ни один пятновыводитель этого уже не смоет.

Потом я услышал шаги заключенных, что шли к душевым и поспешил натянуть на себя оранжевую рубашку.

***

Луи мало разговаривал со мной с тех пор, а я с ним и того меньше. Мы держали между нами невидимую дистанцию, и я ненавидел это. Я блять так сильно хотел быть как можно ближе к нему, и каждый раз я надеялся, что он скинет одеяло, спустится со своей верхней койки ко мне, как это делал обычно, и прижмется. А утром я обнаружу на его теле новую татуировку. Она не обязательно должна быть большой. Господи, ну что угодно. Пусть даже что-то маленькое и еле заметное, где-нибудь на ноге или внутренней стороне бедра. Не имеет значения, главное, чтобы она была.

Но я знал, что её не было.

Это пожирало меня изнутри. Пальцы сводило от недостатка прикосновений, и я просто скучал по звукам его голоса.

Иногда он говорил мне «доброе утро» или «спокойной ночи» или «зовут на обед», но это стало слышаться совершенно иначе.

А потом объявился Ник-чёртов-Гримшоу.

Я не видел его с того дня на суде и готов был не видеть еще дольше, но утром, в день для посетителей, ко мне пришёл Зейн и сказал, чтобы я поднимал свою задницу, так как ко мне гости.

— Что? Ко мне не ходят посетители. Это Найл? — спросил я с надеждой.

— Нет, твой любовничек, — скорчился он, и я заметил как напрягся от его слов Луи, да и я сам.

Когда наша камера сменилась на комнату для посетителей, я нервно поджал губы. Ник сидел передо мной за стеклянной перегородкой, прижимая к уху телефон. Он не изменился, хотя, может, мне так казалось.

Я снял трубку и прислонил к уху.

— Привет, — тихо произнес он.

Я кивнул.

— Гарри, у нас не так много времени, я…-

— Что тебе нужно?

Он казался неуверенным, даже смущенным.

— Я здесь по поводу твоего освобождения, малыш, — на губах его растянулась улыбка, которую мне в тот же момент захотелось стереть.

— Малыш? Не знал, что меня теперь так зовут.

— Гарри, пожалуйста… Послушай, мне очень жаль.

— Да, мне тоже, Ник. Очень жаль, что ты оказался самым паршивым куском дерьма.

— Гарри, я знаю, ты зол. Но я здесь, чтобы помочь. Послушай, я хотел тебя предупредить, но все случилось слишком быстро, и я не успел. Я собирался вытащить тебя, но это дело нужно было закрыть, и ты…