На третьи сутки я не сдержался и накричал на него, когда он в очередной раз разбудил меня. После этого он стал еще тише, но просыпаться не прекратил.

Мне было жаль его, только совсем немного. Я знаю, каково это оказаться в этом дрянном месте, когда у тебя были совсем иные планы на жизнь. Но я уже привык, и думал, что он привык тоже.

— В чем дело, Томлинсон, — прошипел я, когда двухъярусная кровать стала ходить ходуном, от его шевелений.

— Ни в чем, — ядовито буркнул он в ответ, но снова продолжил копошиться и что-то шептать. Я не выдержал, встал с постели и залез на второй ярус, придавливая его запястья к подушке и склоняясь над ним слишком близко.

— Тогда заткнись нахрен.

Он замер, и я увидел, что на лбу у него были капли пота, а глаза испуганно расширились.

— Попробуй заставить, — он выплюнул это, и я снова ощутил прилив уснувшего интереса к нему. Может, мне стоило заткнуть его другим способом, может, мне стоило просто ударить его, но в итоге я снова поцеловал его, как в тот раз, в душевой, и в итоге, он снова ответил мне. Это был странный поцелуй задушенной боли, поцелуй невысказанных слов и отчаяния. И я забрался на его постель окончательно, сжимая пальцами его тонкую шею и притягивая ближе.

========== Часть 3 ==========

«Пусть будет, что будет» — говорил я себе всякий раз, когда Ник меня во что-то втягивал. Новая поза в сексе? Да, отлично. Отношения? Почему бы и нет. Совместный дом, домашнее животное, тусовки, воскресные обеды с общими друзьями? Пожалуйста.

На этот раз я такого себе не позволял. Я был осторожным, словно параноик, потому что я не хотел оттирать уже две татуировки. Но Луи действовал на меня слишком странно.

Все его действия шли в разрез с тем, что я чувствовал. В один миг мне казалось, что он принадлежит мне, что он дается мне в руки. Доходило до того, что я лихорадочно рассматривал его тело. Я не знал, на что я надеялся. Но я почему-то надеялся.

А потом я видел его сжатые губы и напряженность в теле. Его отсутствие желания ко мне, и мне будто давали разрядом по позвоночнику. Я сжимался от какой-то неведомой мне боли и хотел просто понять причину.

Все стало, как и прежде, только каким-то излишне театрализированым. Мы везде были вместе, я целовал его в угоду публике, позволял сидеть на моих коленях или укладывать на них голову, чтобы он мог полежать. Мне нравилось, как кривились лица заключенных, когда я терзал шею Луи, пока ржавая вода обливала нас сверху.

И все же я не знал, где проходит тонкая грань наших отношений. Что считать действительностью, а что лишь устоявшейся игрой для подобного места.

***

Нам не всегда выдавались такие свободные часы, но сегодня кто-то опять устроил драку и всех разогнали по камерам раньше обычного, а это не самое приятное, потому что все, что тут можно делать — это убивать время.

Обычно он никогда не проявлял активности, изредка целовал меня первым, изредка клал руку мне на колено, хотя отвечал на мои действия всегда безропотно и с готовностью. Но тогда он был, видимо, слишком вдохновлен, что даже забрался мне на колени и наслаждался моими быстрыми и глубокими поцелуями.

Нужно понять правильно, да, это было в неком смысле болезненно — то, что он не испытывал ко мне желания, но я оставил попытки его возбудить лишь по одной причине — я не хотел доставлять ему дискомфорта. Я не знал, почему его тело не реагировало на меня так, как мое на него, возможно, он не испытывал влечения к парням, или конкретно ко мне, а сейчас лишь делал то, что ему приходилось делать. У меня не было верного ответа на этот счет, потому что мы никогда это не обсуждали, и я просто оставил этот вопрос.

Но иногда он бывал слишком отдающимся, таким, словно действительно желал, но просто не мог это проявить через своё тело. И в тот день было именно так.

Его бедра соприкасались с моими, и я был уже наполовину тверд, потому что я твердел слишком сильно всякий раз, когда инициатива шла с его стороны. Он кусал мочку моего уха, теплое дыхание щекотало мою кожу, и я старался быть осторожным и желающим, просто чтобы понять, удастся ли мне заставить его хотеть меня в этот раз.

Луи терся об меня, немного остервенело, его взгляд казался поплывшим, но было ровно также как и всегда. Я сжимал его задницу в руках, а он смотрел на меня сверху вниз из-под опущенных ресниц и падающих на лицо волос.

Я стал замечать его мелкие привлекательные детали, например, то, что цвет его волос был немного карамельным, или то, что его голубые глаза иногда блестели, когда я его целовал. Я знал, что он всегда сжимался, когда я прикасался губами к его шее, хотя щекотки он не боялся. Но когда я отстранялся, он мог иногда запутаться пальцами в мои волосы и прижать меня обратно.

Он был очень странным, и это сводило с ума еще больше.

Иногда Луи мог прошептать какую-то безумную вещь, вроде сексуальной просьбы или то, как ему хорошо. Я не понимал, зачем он говорил что-то подобное, если я чувствовал, насколько сильно ему это не нравится.

Это было настолько дерьмово, что я знал все эти вещи и держал в своей голове, чтобы позже проматывать их как заезженную пленку, думая и думая об этом всё время.

А потом он сделал это.

Он склонился надо мной, медленно и глубоко поцеловал меня, и прошептал:

— Сегодня много времени, да? Трахни меня.

Это был первый раз, когда он сам попросил меня сделать это.

***

Обычно наш секс проходил довольно быстро. Я бы даже назвал это перепихами.

Во-первых, всегда была вероятность того, что нас застукают надзиратели, а они этого не жалуют.

Во-вторых, я всегда боялся, что это превратится во что-то запутанное.

В-третьих, согласитесь, я выглядел бы как маньяк-извращенец, насилующий парня, который даже этого не хочет. Ладно, в самом начале была разовая акция, когда я изнасиловал его в душевой, но теперь…

А теперь он сам просил меня сделать это. Обычно всегда.

С каждым разом все происходило как-то дольше, тщательнее, желаннее. Я целовал его, и он отвечал мне, я входил в него, и он просил продолжать.

Иногда он седлал мои бедра, насаживался на мой член сам, цеплялся своими пальцами мне за плечи и так часто и загнанно дышал, будто ставит рекорд.

Я не мог насытиться этим. Я стал ждать тех мгновений, когда он сам начнет незаметно ластиться ко мне, желая прикосновений и ласк. Самыми лучшими были моменты, когда он отвлекал меня от какого-то занятия и занимал собой.

— Так… ты импотент, да?

Я не выдержал уже к весне. Это было сильнее меня, потому что с каждым разом, когда он отдавался мне, я чувствовал неприятную боль под кожей. Я просто должен был покончить с этим раз и навсегда.

Его взгляд остановился на строчке книги, которую он читал. Луи посмотрел на меня, и молчание между нами казалось мне вечностью, пока он не отложил её в сторону и еле слышно прошептал:

— Да.

— Как давно?

— Я не… не знаю. Наверное, всегда.

Его голос был не слишком грустным, скорее это был голос смирившегося человека.

— Поэтому у тебя нет тату? Дело в этом.

Он горько усмехнулся, будто я произнес вполне очевидную вещь.

— Да, Гарри. А почему же еще, как ты думаешь?

— Просто… Это ведь не причина, чтобы не влюбляться в кого-то.

— Я знаю, но просто… Зачем мне было влюбляться, если я всё равно ничего не мог дать этому человеку?

— Неужели ты думаешь, что люди любят только ради секса?

— Конечно нет, но… Хочешь сказать тебе приятно трахать безучастную куклу? Только не говори, что да, я же вижу, тебе всегда отвратительно после.

Он замолчал, и я молчал тоже. Все было не так, как он говорил, но я просто не знал, что мог сказать.

— Я даже не пытался сблизиться хоть с кем-то, — продолжил он. — Рано или поздно он или она узнали бы это, и что тогда? У меня осталась бы в итоге татуировка на память о разбитом сердце, прямо как…

«Прямо как у тебя» — хотел сказать он.

— Прости.

Я кивнул.