Он смотрит на четкий профиль Луи возле него и повторяет милые слова приветствия, прежде чем его рука тянется к руке Томлинсона на его бедре, и он переплетает их пальцы. Присутствующие в студии напряженно наблюдают за ними, вызывая внутри знакомое Гарри чувство трепета.

Первый вопрос отрезвляет слишком резко. Как ваши дела? Отлично, это просто. Гарри очаровательно наклоняет голову и отвечает, что все отлично. Луи дополняет его слова кивком.

— Хорошо ребята, не будем тянуть, да? Мы все знаем, зачем собрались, и о чем будем говорить, так что, я не хочу начинать издалека. Скажите мне, что вы чувствуете сейчас, после того как весь мир узнал о ваших отношениях. Гарри?

Он не ожидал, что это случится так быстро и сходу. Ник не тянет резину, и в итоге Гарри решает, что это хорошо. Так всё намного быстрее закончится.

— Эм. Ну, небольшое волнение, это точно. Я думаю, сейчас это уже не такая впечатляющая новость, но то, как наша история была преподнесена, это немного шокирует. И меня тоже, на самом деле.

Он знает, что запинается, когда говорит, но в итоге все звучит не так плохо. Большой палец Луи поглаживает его кисть неизвестно зачем, чтобы сбить Гарри с толку еще больше или чтобы показать нежный жест на публику?

— Это ничего, честно говоря, многие в восторге от этого. Выглядит очень романтично, — усмехается мужчина. — Луи, что насчет тебя? Что ты чувствовал, когда запись попала в интернет?

Гарри переводит взгляд на Томлинсона, который поджимает губы, будто находится в напряжении, а потом его кристально голубые глаза становятся ясными и чистыми, но он выглядит задумчивым, когда мимолетно взглянув на Гарри, обращает внимание на Ника.

— Облегчение. — выдыхает он. — Я думаю, это было облегчение.

— Неужели? — Ник прижимает указательный палец к губам, и Луи просто кивает.

— Когда это случилось, я испугался. Но это длилось буквально секунду, а потом я чувствовал, что наконец-то мне не нужно прятаться… нам не нужно прятаться. Все стало намного проще, потому что наши отношения и так были непростыми, а то, что мы скрывались, и то, что я скрывал свою ориентацию, создавало большую путаницу.

— Но многие фанаты были недовольны этой новостью, — продолжает Ник.

— Это всего лишь моя личная жизнь, — пожимает плечами Томлинсон, — если люди любят моё творчество, они будут принимать его, не связывая с моей личностью. Просто… если у них есть какие-то проблемы с тем, что мы с Гарри вместе, это их право, я не могу заставить кого-то любить меня.

— Верно, Луи, — Ник одобрительно улыбается ему, — Хорошо. Тогда я хочу знать самый важный вопрос, который беспокоит всех. Как вы, ребята, познакомились? И как вообще получилось, что вы вместе?

— Я думаю это Гарри первый, кто сделал шаг навстречу…

Когда он слышит это, то рука сжимается сама собой. Короткие ногти впиваются в кожу Томлинсона, потому что «чего?». Согласно их плану, Луи был первый, кто обратил внимание на Гарри, потому что по виду Стайлса трудно сказать, что он мог быть инициатором отношений.

Блять, все очень плохо.

Луи путает карты, и Гарри чувствует, как начинает нервничать, особенно после того, как слышит:

— Он пытался флиртовать, это было забавно. Особенно его нелепые шуточки из разряда «Тук-тук. Кто там? Банан». Но это было мило.

— Оу, Гарри, — поддерживает Ник.

Стайлс пытается побороть смущение, которое расползается по его лицу красными пятнами. В его голове уже рождается миллион идей, как можно убить Томлинсона без свидетелей, или по крайне мере сделать так, что он больше никогда не запоет своим скримом. Только фальцетом.

Тук-тук-кто-там-банан? Серьезно? Это уже переходит границы.

— На самом деле я умею шутить, — наконец встревает Гарри. Его голос похож на шипение ядовитой змеи, но Луи сам напросился.

— Да ну, — улыбается Томлинсон.

— Да. Я просто пытался хоть как-то его расшевелить. Ну, знаете, он всегда такой хмурый. А его улыбки так тяжело добиться.

— В любом случае, Гарри, у тебя, похоже, получилось, — одобряюще кивает Ник.

— Еще бы. Он без ума от меня.

Стайлс с удовольствием замечает, как напряженно выглядит улыбка Луи.

— Только, если совсем чуть-чуть, — сладко отвечает Томлинсон.

***

Раньше он думал, что внимание — это то, к чему он сможет без труда привыкнуть, но как же сильно он ошибался. Очевидно, Гарри из тех людей, кого смущает слава, кто хочет быть открытым, но не хочет жить, словно под микроскопом. Так часто бывает, люди, привыкшие выступать перед небольшим кругом лиц, от прицелов тысяч глаз теряют всю свою уверенность и обнаруживают боязнь большой сцены.

Их пригласили выступить на каком-то фестивале, да и то не в качестве хедлайнеров, да и то, всего лишь с парочкой песен. Но, черт возьми, Гарри не думал, что именно на их выступление придет так много людей.

Когда он сжимает в руках микрофон, то вдруг обнаруживает, что его ладони вспотели, а сердце стучит так загнанно, будто он лошадь на ипподроме. И он абсолютно точно не представляет, как выйти на сцену и показаться всем этим людям. Найл наготове и подмигивает ему, толпа машет и свистит, но Гарри ничего из этого не воспринимает.

— Эй, ты как? — Энди мягко касается его плеча. В его руках барабанные палочки, готовые вот-вот пуститься в дело, но Гарри не может сдвинуться с места.

— Я не знаю. Все эти люди пришли поглазеть на меня. Как на клоуна, понимаешь? — шепчет он.

— Гарри, это люди здесь, потому что хотят услышать, как ты поешь.

— Нет, они здесь из-за Луи, из-за… —

— Хватит, Гарри. Забудь о Луи. Его здесь нет, здесь только ты, и эти люди хотят тебя. Нас всех. Ну же…

— Я не уверен, что смогу.

— Ты делал это тысячу раз.

— Да, но… не перед столькими людьми.

Его оправдание звучит глупо, особенно в тот момент, когда он смотрит на ожидающую толпу и на растерянное выражение лица Энди. Это то, что он ощущает в тот момент — обязанность петь, несмотря на внутренние противоречия.

Прожектора загораются над их головой, и Гарри делает Найлу знак начинать.

***

— Неужели он действительно не понравился тебе с первого взгляда?

— О боже, Зейн! Ты можешь просто забить на это?

Луи стонет, пихая ногой развалившегося на ковре Зейна, жующего его вчерашний ужин и переключающего на «стоп» запись недавнего интервью.

— Очевидно, что нет, Луи, — морщится Малик. — Твой публичный каминг-аут с этим парнем в топе новостей, не делай вид, что не имеешь к этому отношения.

— Ты мог хотя бы делать это не в моем присутствии?

— Я видел, как ты блюешь, трахаешься и справляешь нужду, неужели ты думаешь, что это меня смутит?

— Тебя — нет, меня — да.

Он падает на диван, обессилено замечая, что запись продолжается.

— Разве он не милый? А? Как щенок, который может очаровать кого угодно.

Противный смех Гримшоу раздается на всю гостиную. Томлинсон морщится, вспоминая довольную физиономию этого интервьюера.

— Да, но… Не знаю. Он был абсолютно не в моем вкусе. К тому же, он был таким настойчивым и даже немного раздражительным.

— И даже несмотря на это…

— Точно, несмотря на это я просто… Да. Очевидно, я должен был рано или поздно сдаться.

Его рука шарит по мягкой поверхности дивана в поисках пульта от телевизора, который он включает всего трижды в год, и то, лишь тогда, когда к нему приходят парни сыграть в старую приставку и провести вечер за тупыми разговорами и едой. Но сейчас… сейчас нужно хоть что-то, заглушающее весь этот позор, разлетающийся по ютубу.

— Я останусь на ночь, да?

Мимолетом спрашивает Зейн, под аккомпанемент натуженных смешков Гарри Стайлса и Ника Гримшоу.

— Да, конечно. Как всегда.

Луи пожимает плечами, не понимая смысла вопроса. Зейн живет здесь, когда пожелает, или когда в его квартире нет очередной девушки, с которой он предпочитает проводить время, считая, что эти отношения продержатся дольше, чем двухмесячный перерыв группы от туров.