Но она его само собой не слушает и притаскивает через пару дней целую корзину цветов с нежными, почти прозрачными лепестками, благоухающих талым снегом. К нему возвращается желание придушить ее голыми руками, за то, что не послушалась, за то, что слушаться не собирается и за то, что ему не наплевать на ее прогулки по Запретному лесу.
— Вы собрали — вам их и заготавливать, — заявляет он и уходит, вежливо прикрыв за собой дверь.
Он идет к Сесиль, хотя эти визиты доставляют ему все меньше и меньше удовольствия. Секс, оказывается, может наскучить. Стоит новизне: «Вот оно как бывает!» пропасть, как пропадает и вся прелесть этого занятия. Но Северус продолжает навещать Сесиль, и она продолжает пускать его, хотя и с ее стороны он видит охлаждение. Они похожи на пару, которая продолжает по инерции танцевать, когда музыка давным-давно смолкла.
Завтрак в воскресенье всегда немного отличается от завтраков любого другого дня. В зале царит какая-то особенно расслабленная атмосфера. Никто не спешит, а некоторые, как Сесиль, не спускаются к завтраку вовсе. Флитвик позволяет себе развернуть «Пророк» прямо за столом (чего в другие дни не делает) и читать его, не торопясь, потягивая кофе чашку за чашкой.
— Подумать только, — восклицает он. — Наш коллега сбежал! — «коллега» он произносит таким тоном, словно это самое грязное из всех непристойных ругательств.
— Кто? — тут же нервно вскидывается Поппи.
— Амикус Кэрроу, — отвечает Флитвик и добавляет, — вчера вечером. И куда смотрят наши бравые авроры? Он же ненормальный!
Северус допивает чай и деланно спокойно ставит чашку обратно на блюдце. «Ненормальный»! Это слабо сказано. Такое сочетание тупости, изворотливости и садизма Северус не встречал больше никогда.
— Подастся в бега и ищи-свищи его, — подает голос Спраут. — Как он выбрался из Азкабана?
— Его привезли в министерство для дачи каких-то важных показаний, — сообщает Флитвик. — Он воспользовался суматохой, пишут, что, возможно, ему помогали.
— Только этого нам не хватало, — тихо говорит Минерва и смотрит на Северуса. — С этого… с него станется начать сводить счеты.
Северус не боится, но ему ужасно не хочется разбираться еще и с этим. У него и так ни на что время не хватает: в редкие свободные минуты он пытается найти хоть намек на ритуал или на что-то похожее, чтобы снять с себя директорские обязанности. А еще у него не доделана аналитическая часть совместного эксперимента с Грейнджер и эта малявка позволяет себе пенять ему, что из-за него стоит работа! Сесиль недовольна, что он редко находит время на нее, а непроверенные работы студентов скоро обгонят по высоте Монблан. И как будто мало этого: так еще думать о Кэрроу. Но Северус знает, на что способен последний: выслеживать, таиться, напасть со спины, сделать гадость, долго мучить жертву… Кэрроу ничего не стоит поймать ученика и…
Кажется, МакГонагалл думает о том же:
— Надо запретить хотя бы временно отлучки из замка, объяснить доходчиво все ученикам.
— Они попытаются его поймать сами, — возражает Северус. Он обводит взглядом зал. Грейнджер, которая только что сидела и болтала с младшей Уизли, уже куда-то пропала. — Прости, Минерва, я должен…
Он идет по залу, подходит к Джинни Уизли и велит следовать за ним. Она пожимает плечами, но подчиняется. Пожалуй, только эта девочка из всех Уизли не вызывает у Северуса раздражения.
— Где мисс Грейнджер?— спрашивает он, как только они отходят от Большого зала.
— Понятия не имею, — она пожимает плечами и складывает руки на груди. В глаза у нее мерцают огоньки и у Северуса складывается ощущение, что она знает что-то очень важное, и не только о перемещениях Грейнджер. На всякий случай он хмурит брови:
— Я надеюсь на ваше благоразумие, мисс. Кэрроу, Амикус Кэрроу сбежал из-под стражи.
— Мерлиновы штаны! Сучий сын! — выплевывает она, не в силах сдержаться. — Жаль, что его не прибили в день битвы.
— Выбирайте выражения, — холодно осаживает ее Северус. — Сегодня выйдет предписание не покидать замок. Итак, где мисс Грейнджер?
— В Запретном лесу, она сказала, что ей нужны еще цветы, что тех, что она собрала…
Он, не дослушав ее, бежит к выходу, даже не подумав спуститься за теплой мантией. К чертям! На улице солнце пригревает и если не заходить в чащу — не замерзнешь, особенно если несешься, как испуганный кентавр. Он сам не может понять до конца, чего так переполошился, но воображение подсовывает картины одна другой хлеще и он заверяет себя, что лучше перестраховаться, чем потом сожалеть.
Он влетает в лес, пытаясь припомнить, где росли вороньи подснежники, бежит почти наугад и вдруг слышит вскрик. «Грейнджер!» — орет он. Она что-то кричит, но ветер не дает разобрать — что. Судя по звуку — она достаточно далеко, Северус снова пытается бежать и проваливается в снег чуть ли не по колено — в низинах еще хватает сугробов.
Он ненавидит летать, терпеть не может, но, пробормотав заклинание и взмахнув палочкой, взмывает и летит туда, откуда слышался крик.
Грейнджер с невозмутимым видом сидит в какой-то яме и спокойно рассматривает свою ногу.
— Грейнджер, — шипит он, опускаясь рядом и покачиваясь — после этих долбаных полетов его мутит, хуже, чем после парной аппарации.
— Оу, вы прилетели? — спрашивает она.
— Странно, — язвит он, — не может быть. Что вы там делаете и почему орете на весь лес? Я решил, что вас убивают!
— Я думала, тут земля, а тут был снег, но не оказалось дна, и я упала. Но лодыжка в порядке, — бодро рапортует она.
— Знаете, Грейнджер, — он протягивает ей руку, — я вас однажды прибью сам, чтобы сэкономить нервные клетки!
— Но сегодня отличный день, я же не ночью пошла. Что со мной могло случиться? В самую чащу я не лезла… — заявляет она и ему нечего ей ответить.
— Давайте руку, живей!
Она протягивает ему руку, цепляется за него, он выдёргивает ее из ямы слишком резко, они качаются и чуть не падают: он вынужден — конечно же вынужден! — обнять ее и прижать ее голову к своему плечу. Он знает, знает, что должен тут же отпустить ее, еще раз отругать и отконвоировать в замок, запретить из него выходить — она студентка и обязана слушаться, но… но вместо этого прижимает ее к себе еще сильнее. Она что-то бурчит.
— Что? — спрашивает он раздраженно, чуть отстраняясь.
— Вы меня придушите, — она смотрит на него с улыбкой и не пытается отодвинуться, даже когда он размыкает объятия и его руки повисают, она стоит и обнимает его за талию.
— У меня еще нога болит, мне кажется, я переоценила себя, — объясняет она свое возмутительное поведение.
— Если вы скажете, что не сможете идти… мне придется… вас левитировать. Не думаю, что вам это будет по душе, — говорит он и не узнает свой голос.
Она цепляется за него одной рукой, наклоняется, трет лодыжку, с трудом балансируя и рискуя снова свалиться. А заодно свалить его.
— Грейнджер, с вами столько хлопот! А я думал — с Поттером тяжело, наивный. Садитесь! — он трансфигурирует маленький пенечек в пень побольше, она хмыкает и он смотрит на нее красноречиво: пусть только попробует хоть что-то сказать — он и сам знает, что в трансфигурации не ас.
— Давайте уже вашу ногу! — он встает перед ней на колени, помогает снять башмак, который больше подошел бы суровому аврору, чем молодой девушке.
— Это берцы, очень удобны для таких прогулок, — она считает нужным просветить его.
— Лишняя информация, — огрызается он, — меня не волнует ваша обувь, — он осматривает ногу. — Так больно? — она морщится, но терпит. — Это не перелом, вывих. Сейчас… — он немного поворачивает и дергает ногу, Грейнджер вопит так, что с соседней елки падает несколько шишек, а где-то вдали смолкает рев гиппогрифа.
— Вы не предупредили! — на глазах Грейнджер слезы.
— Зато через пять минут будет легче, и вы сможете ковылять.
— В больничное крыло не пойду, там можно умереть со скуки, — она напяливает свои ужасные «берцы», встает и делает пару шагов… — Тем более уже ничего не болит. Спасибо!
