Появляется Сесиль и все так многозначительно замолкают, что Северусу хочется от стыда сбежать.

Он и сам замечает, что его уже не так раздражают тупоголовые ученики, особенно после вечеров, проведённых с Сесиль. Ему уже не так интересно снимать баллы и он готов закрывать глаза на то, за что раньше бы голову оторвал. А на ночные дежурства он выходит не потому, что его мучает бессонница, а потому что преподаватели обязаны шнырять по замку и Сесиль обязана тоже, а он не хочет, чтобы она ходила по темным коридорам одна.

Однажды (на дворе уже октябрь, ветер за окнами рвет разноцветные листья с деревьев), совершив ночной обход и проводив Сесиль, он видит в проеме окна фигуру. Кто-то стоит и тихо плачет. Воспоминания моментально переносят его в больничное крыло. Когда он очнулся первый раз, он видел, как кто-то плачет у окна… Сейчас он имеет возможность узнать, кто это. Он идет бесшумно, стараясь не дышать…

Нет сомнений, это — Грейнджер.

Это неправильно, она не может плакать! Она — герой войны, она… она Грейнджер!

Нет, он, конечно, понимает, что она девушка, и иногда, несмотря на свой хваленый интеллект, глупая, сумасбродная, слабая и так далее, но она не может, не должна плакать!

Он замирает, не зная, что делать, а потом делает шаг назад, еще, и еще, и неслышно уходит, успокаивая себя тем, что самой Грейнджер меньше всего бы понравилось, если бы он появился за ее спиной.

На следующий день он то и дело бросает взгляды на Грейнджер. За завтраком она вполне мило общается с Лавгуд, в коридорах, если они случайно встречаются, она тоже выглядит спокойной и собранной. И даже на уроке она ведет себя как обычно: поднимает руку, исподтишка помогает всем и каждому. И все-таки Северус видит, что что-то не так и это не то чтобы беспокоит, но мешает, как мешает соринка в глазу.

За наблюдениями проходит еще неделя и при первой же возможности, придравшись к какому-то пустяку, Северус назначает ей отработку. О! На него опять смотрят как на монстра, что тоже немного повышает настроение — есть шанс восстановить потерянную репутацию самого сурового преподавателя Хогвартса.

Грейнджер приходит в класс точно к назначенному часу. Северус не хочет ходить вокруг и около и он сразу приступает к делу:

— Я видел, как вы плакали ночью в коридоре. Примерно неделю назад.

Она поднимает голову и в немом изумлении смотрит на него, в глазах такой испуг, словно он застал её за чем-то неприличным.

— Вы ведете себя в последнее время… необычно, и я…

— А вы знаете, как я веду себя обычно? — перебивает она его.

— Да уж насмотрелся. Куда делась вся ваша энергия? Вы обращались в больничное крыло? Проверяли, нет ли на вас проклятья?

— Вы что, беспокоитесь о том, как я себя чувствую? — интересно, есть ли предел ее удивлению.

— Я обязан заботиться об учениках.

— Вы могли бы сказать о своих подозрениях декану Дебове, — замечает она, а Северусу кажется, что в этой простой фразе есть двойное дно.

— Встаньте, — командует он, — я сам проверю.

Непростые будни Пожирателя Смерти быстро приучают, что все время надо быть настороже, проверять после каждого визита к Лорду себя на самые разные проклятья и прочую гадость. Но с Грейнджер все в порядке, ни намека на следы какого-либо магического воздействия.

— Все в норме, — с неудовольствием констатирует он. — Но я вижу, что с вами однозначно что-то не так. И не уверяйте меня, что рыдать по ночам — это для вас нормально.

Она опускается на стул и смотрит в сторону.

— Я зря осталась в Хогвартсе. Я думала, у меня все под контролем, я думала, что поступаю правильно. Война кончилась, надо жить дальше, надо жить нормальной жизнью, доучиться, потом найти работу, дело по душе, но оказывается, все не так просто. И еще Рон с Гарри уехали, и мне их жутко не хватает, просто ужасно. Мне скучно, тоскливо и я не знаю, куда себя деть. И учеба уже не кажется такой увлекательной. Словно я переросла сама себя, — выдает она махом.

— Вы должны обратиться за помощью, — говорит Северус, а сам уже знает, что она ему ответит.

— Я могу обратиться за помощью к вам? — спрашивает она. — Мне действительно было легче, когда мы… ну, дружили?

Он вздыхает:

— Я преподаватель, а вы — ученица, я — мужчина, а вы, вы — девушка. Я — бывший Пожиратель с плохой репутацией, а вы — герой войны. Дружба? Не думаю.

— Еще скажите, что вы — масло, а я — вода, — говорит она с сарказмом. — Мы просто люди. Мне с вами интересно и почему-то меня перестают мучить вопросы о смысле жизни. Но я понимаю, что раздражаю вас, в этом и есть основная причина, а совсем не в том, что я ученица или еще кто-то там.

— Подумать только, какая проницательность, — он встает. — Грейнджер…

— Гермиона.

— Гермиона Грейнджер, мисс, что вам от меня надо?

— Просто общаться, как нормальные люди. И все.

— Я понятия не имею, как общаются нормальные люди. Я прожил почти всю свою жизнь здесь, я не умею… Мерлин! — взрывается он, — о чем мы вообще говорим?!

— Знаете, — она оживляется, — я сделала наброски нескольких очень интересных экспериментов. Для этого нужен микроскоп!

Вот сейчас перед ним сидит нормальная, пусть и с прибабахом, Грейнджер. Он вздыхает.

— Драккл вас побери, — смиряется он, — дополнительные занятия по зельям. Здесь, в кабинете зельеварения, по вторникам и четвергам в восемь.

Она вскакивает, а он отшатывается, с ужасом понимая, что она и на шею броситься может. Они замирают, повисает неловкое молчание. Северус отходит в сторону. Еще одно последствие его близкого общения с Сесиль: он начинает видеть в ученицах-старшекурсницах женщин. И это жизнь не упрощает, вот точно. Раньше было куда как легче, а сейчас Грейнджер, которая стоит слишком близко, будит совершенно ненужные вопросы, например, насколько у нее нежная кожа и чем пахнут ее губы.

Сесиль лежит у него на плече, закрыв глаза. Эти моменты он любит даже больше, чем секс. Хотя, надо сказать, секс теперь он тоже любит, кто бы мог подумать, столько лет отказывать себе в этом! Каким же беспробудным идиотом он был. И мог бы остаться. Он целует Сесиль в висок, вздыхает:

— Знаешь, — шепчет она сонно, — я понимаю твое желание отсюда смыться. Я уже сама начинаю считать дни до каникул. Все-таки Минерва и все эти старухи — они не просто волшебники, они… чудовища. В хорошем смысле. Это надо не иметь нервов вообще. Я так устаю, что в выходные ничего уже не хочу, совсем.

— Ты можешь уехать, если захочешь, не то, что я… — сокрушается он. — Пока идут эти чертовы суды!

— Давай уедем потом, когда все это кончится? — говорит она, явно подразумевая, что ехать они должны вместе. Северуса словно окатывает ледяной водой. Нет. Он не готов, он совершенно не готов уехать куда бы то ни было ни с ней, ни с кем другим. Он любит проводить время с Сесиль, но все равно думает о том счастливом моменте, когда все, абсолютно все оставят его в покое.

— Посмотрим, — отвечает он уклончиво. — Меня вполне могут посадить в Азкабан.

Она крепче прижимается к нему.

Сесиль никогда не остается на ночь, всегда одевается и тихонько ускользает к себе, сетуя, что каминная сеть в замке до сих пор не восстановлена. Вот и сейчас, она одевается и в ее исполнении это выглядит не менее соблазнительно, чем когда она раздевается.

— Я зайду завтра, — сообщает она.

— Я буду занят вечером. Дополнительные занятия, очень продвинутые зелья.

— Большая группа? — она поправляет воротник сорочки, крутясь перед зеркалом.

— Пока маленькая: Грейнджер, — сообщает он.

В Хогвартсе трудно хранить секреты и потом, он не видит смысла скрывать это.

— Вот как, — Сесиль разворачивается к нему и хмурит брови. — Знаешь, Северус, мне эта идея не нравится. Гермиона Грейнджер… она хорошая девочка, но ее интерес к тебе…

— Нет никакого интереса ко мне. И ты верно заметила, она еще совсем девочка.

— Ох, Северус, почему мужчины настолько наивны?