Стив, тяжело дыша, упал Баки на грудь, слепо ткнулся губами в подбородок, щёку, нос.

— Я люблю тебя, Бак.

Брок аккуратно освободил измазанную семенем, зажатую между Стивом и Баки руку и вытянулся на постели рядом.

— Красивые вы, — сказал он.

Баки же гладил и гладил Стива по спине, по шее, ерошил отросшие волосы на затылке — и молчал. Не было у него слов. Только слёзы радости катились из глаз по вискам, запутываясь в волосах.

— Дай отдышаться, прекрасный, — с улыбкой прошептал Стив, ещё сильнее вжимаясь в Баки. — И я поласкаю тебя.

Вот только прийти в себя было очень сложно. Сердце бухало в груди, разгоняя кровь по венам, хотелось смеяться, валять дурака, потому что Стив впервые за очень-очень долгое время был действительно целым, без выщерблинок и трещин, без зияющей в груди дыры от потери любимого. Был самим собой.

========== 8. ==========

— Я, Марк Рамлоу по прозвищу Брок, обещаю быть верным и преданным мужем, дарить заботу и поддержку, любить и почитать Джеймса Барнса и Стивена Роджерса. Да будет Солнце свидетелем моей клятвы! — громко произнёс Брок, держа Стива и Баки за руки.

— Я, Джеймс Барнс по прозвищу Баки, обещаю быть преданным и верным мужем, заботиться и защищать, любить до конца моей жизни Марка Рамлоу и Стивена Роджерса. Да будет Солнце свидетелем моей клятвы! — уверенно сказал Баки.

— Я, Стивен Роджерс, обещаю быть верным и преданным мужем, любить, уважать и прислушиваться к вам, идти рука об руку, ценить превыше всего на свете Джеймса Барнса и Марка Рамлоу. Да будет Солнце свидетелем моей клятвы! — нисколько не кривя душой, закончил Стив, сжал ладони своих супругов, и восток окрасился первыми в этом году солнечными лучами, выпуская из снежных чертогов оранжево-алый шар.

Браслеты вспыхнули на их запястьях, на мгновение меняя свой цвет, подражая дневному светилу, и с тихим щелчком закрылись, объединяя три жизни в одну.

— Идёмте, мои драгоценные, — хрипло сказал Брок. — Пора подтвердить брак. Да и я вот-вот… — он притянул к своей шее обоих мужей. — Чуете?

Он тут же был стиснут с двух сторон в объятия. Стив и Баки уткнулись носом в шею супруга, втянули ставший особенно ярким аромат морской соли и луговых трав. Вот как омега, всю жизнь проживший в снегах севера, может пахнуть лугом? Но было не до вопросов, вообще ни до чего было.

В этот раз его на руки подхватил Баки, очень бережно, словно самую главную драгоценность, прижал к груди и поскакал в дом.

Брок довольно улыбался. Конечно, слишком рано для очередной течки, а всё равно хорошо. И что, что его супруги не альфы? Они сильнее любого альфы, и Броку будет не по силам их вымотать. А ещё у них не бывает гона и они сохраняют здравый рассудок во всякое время.

Хотя прошлую течку Стив провёл вместе с Броком, в этот раз всё было словно впервые. Они с Баки в четыре руки раздели своего супруга, обласкали, разложили на свежепостеленном белье.

— Самый лучший, — прошептал Стив, чувствуя, как его утягивает в водоворот желания, а мир вокруг становится красным.

— Самый лучший, — с другого бока прижавшись, сказал Баки и накрыл живой ладонью аккуратный, истекающий прозрачными капельками член омеги.

— Баки первый, — сказал Брок, становясь на четвереньки и выгибая спину. Его промежность поблёскивала от естественной смазки. — Сначала его хочу.

Баки выдохнул сквозь плотно сжатые зубы, бросил немного растерянный взгляд на Стива, словно не знал, что нужно делать и можно ли ему, и, получив кивок, с тихим стоном прижался губами к припухлым краям входа, обвёл его языком, собирая капли смазки, зажмурился и вздрогнул, когда на плечо легла тяжёлая рука.

— Ты не сделаешь ему ничего плохого, Бак. Ты его любишь.

Этих слов оказалось достаточно, чтобы Баки взял себя в руки, двумя пальцами проник в Брока.

— Какой нежный.

Брок прогнулся ещё сильнее, подставляясь.

— Давай, Баки, — позвал он. — Я сейчас для тебя.

— Мой, — проговорил Баки, погладил левую ягодицу Брока кончиками пальцев железной руки и толкнулся, входя одним длинным сладким движением, и его прорвало. Он рассказывал, какой Брок красивый, как ему нравится смотреть на него, спящего на плече у Стива, какой желанный, родной, близкий. Каждое слово, каждый толчок полнился таким любованием, что у Стива сердце сжалось.

У Брока кружилась голова от этих слов и от того, как сладко, правильно, протяжно, сильно Баки его ебал. Не был Брок красивым, и знал это, но красота ведь в глазах смотрящего, а оба мужа Брока считали его красивым.

— Стив, — выстонал Брок. — Иди ко мне. Дай мне…

Стив откликнулся тут же, хотя у него всё горело от тихих искренних слов молчаливого Баки, его эмоций, силы любви. Он перебрался на постели поближе к Броку, встал на коленях так, чтобы тот легко мог дотянуться губами до его члена.

— Прекрасный наш, — прошептал Стив, провёл головкой члена по губам омеги.

Брок открыл рот и жадно принял член Стива. Вот так, любимый своими мужьями, он чувствовал себя и прекрасным, и желанным, и красивым.

Они любили Брока, ласкали, вылизывали с ног до головы, передавали жаждущего ласки омегу с члена на член, не уставая, накачивали спермой так, что, казалось, к исходу третьего дня она у него даже из ушей литься должна была, выматывали, позволяя засыпать на члене, и стоило ему только открыть глаза, застонать просительно, как марафон возобновлялся.

— Бак, — едва слышно прошептал Стив, когда омега, выдохнув: «Всё!», провалился в сон на долгие часы. — Оставайся с ним, а я пока баней займусь. — Погладил Баки по щеке, поцеловал и укрыл их обоих тёплыми одеялами, которые за все трое предыдущих суток им так ни разу и не понадобились.

— Еды потом сделай, — так же тихо отозвался Баки. — Брок голодным проснётся. Мы-то потерпим.

Стив вышел во двор, едва надев брюки и впрыгнув в ботинки, потянулся, радуясь новому дню, взялся за топор. Надо было наколоть дров побольше, растопить баню, воды натаскать, в доме печку развести и приготовить что-нибудь вкусное для их супруга.

— Так рано и уже за работой? — повиснув на заборе, присвистнул Уилсон, облизывая Стива голодным взглядом, но стоило ему увидеть парные браслеты на его руках, посерел, попятился, осеняя себя отводящими морок знамениями. — Духи не могут давать клятвы.

— А подкатывать к духам можно? — взвесив в руке топор, усмехнулся Стив и отвернулся, потеряв всякий интерес к засеменившему обратно к своему дому Уилсону.

Что ему чужие суеверия? Уж кому, как не ему, знать, что они с Баки реальнее любых духов?

Над баней бодро поднимался дым, когда Стив вернулся с дровами для печи в дом. Брок всё ещё спал, Баки не было видно — он растапливал баню. Они со Стивом были с ног до головы в поту, сперме и омежьей смазке и притягательно пахли морем и лугом.

Поставив кашу со шкварками в печь, Стив заглянул в спальню, улыбнулся, глядя на трогательно свернувшегося клубочком под одеялами омегу, и пошёл искать Баки.

— Бак, — обнаружив искомого в бане, Стив обнял его со спины. — Как хорошо ты пахнешь им и собой, с ума схожу от этого запаха.

— И ты Броком пахнешь, — сказал Баки. — Люблю вас обоих.

Стив потёрся носом о его плечо.

— Давай завтра за варанами сходим? — предложил он. — В Сварту вроде караванщики с товаром прибудут скоро, через две недели обратно пойдут, как раз успеем подготовиться и с ними выйти. Что думаешь?

— Давай, — согласился Баки. — У меня ещё три гранаты остались, маленьких таких. А караванщики за варанов, может, и побольше Фьюри дадут. Но сейчас — мыться.

Сами они вымылись быстро, перешучиваясь, как в старые добрые времена, толкаясь локтями, попеременно целуясь, словно и не прошло без малого семьдесят лет. Стив с хохотом вылил на Баки таз холодной воды и ломанулся от праведного гнева супруга на улицу, едва-едва уворачиваясь от загребущих рук.

Баки захлопнул дверь бани и не пускал Стива обратно, пока тот не взмолился о пощаде. Стив колотил в дверь, приплясывая от холода на месте и одновременно радуясь тому, что кузница стояла на отшибе и он не светил сейчас задницей на всю Сварту.