Санаксарский дуб Дуб словно овеян задумчивым небом, Под ним монастырским питаются хлебом Паломники, голуби, кошек семья, Вся живность кипучая – до муравья. И, слыша знакомой молитвы шептанье, Уходим под лиственный свод послушанья. На длинной столешнице режем ножами Кто – лук, кто – впитавшие синь баклажаны, До ночи, до едкой звезды в небесах, В молитвы вплетая свои голоса. Изящных стихов затемненную суть Под дубом, увидевшим вечность, – забудь! Поэт – ты безумец с гордыней в крови, Когда воспеваешь восторги любви, О мелочных чувствах твердишь без конца, Поскольку не знаешь сиянья венца. Служенье Отечеству слишком сурово, Чтоб в виршах погасло сверкнувшее слово. Молитвенный дух отступившего века Таит монастырская библиотека, Хранят его воина мощи святые, Мелеющей Мокшей луга залитые И вышитый звездами дуб санаксарский, Надевший на праздник мундир адмиральский. Веками готовый к любой непогоде, Он носит все то, что сегодня не в моде: Потертую горечь о жизни былой, Омытую в битвах морскою водой, И тёплую святость родимой земли… Он носит всё то, что отнять не смогли. Развеянный гром Ушаковских побед, На Корфу травой зарастающий след, Из Крыма в Россию бегущие тропы, Застывший в величье былом Севастополь. Есть в августе день, окропленный дождем, Он стал Прославления памятным днем. А дуб тихо шепчет: «Вы глупые, что ли, Господь наделил вас свободою воли, Свободою выбора, ищущей свет, И выше свободы, поверьте мне, нет! Вам грезить бы только покоем и волей Обителью дальней, завидною долей…» Так вот он какой, санаксарский подвижник! Приют для паломников дальних и ближних, Познавший небесную силу распева, Слоистую память впитавшее древо. Так помнят свой крест оскверненные главы, Так помнят нетленную славу Державы!!! Дивеевская канавка
Идешь тропою бытия И, Богородицу читая, Поймешь, как тщетна жизнь твоя, С молитвой ищущая рая. Его под нашим солнцем нет. Цветы молчат о том, что знают, И красота, и Божий свет Путь по канавке окружают. И в покаянном том кольце Крыжовник свет небесный жалит, Он, как терновник на венце, Предвечный час твой приближает. Крыжовник – зрелость летних дней, И в мыслях помнится украдкой: Уколы дерзкие ветвей Всегда мучительны и сладки. Так повелось с былых времен – Лишь тот, не каясь, ненавидит, Кто весь душою очернен, А на себе пятна не видит. И вот приходит Божий страх, Что нелегка дорога к раю. «Благословенна ты в женах…» – Смиренным сердцем повторяю. Рахиль К часовне матушки Рахили Бредем через ночную тьму, Надеясь здесь набраться силы, Дать пищу сердцу и уму. Сухой лучиной древесина Так греет робкую ладонь, Что кажется неугасимым Небесный ласковый огонь. По вере праведной Рахили Особый свет нисходит к нам: Почти неслышный плач России По здесь погибшим сыновьям. Смиренной старицы моленья Услышаны… И каждый год В день Бородинского сраженья Пред ней виденье предстаёт. В сияющих, как снег, одеждах, Всю павшую в сраженье рать Рахили старческие вежды Могли с восторгом созерцать. Моли в часовенке Рахили, Душою грешною скорбя, Здоровье матушке-России И крепость веры для себя. Пребудем с верою живучей! Она прозрачна, как янтарь. В ней – сердца жертвенная участь И в ней – Отечества алтарь! Посвящение декабрю Однажды на кухне пришлось нам втроем Прощаться с продрогшим насквозь декабрем. Его перед тем на пустой остановке Жег смешанный градус мороза и водки. В осеннем пальтишке, в разношенных чуньках На рыбьем меху, на березовых бруньках, Он следом бежал, торопясь, а потом К стеклу прижимался застуженным лбом. В оконные трещины дуло при этом – Внутри отстоялся аквариум света, Там раму оплел, повторяя изгибы, Кукан из тропических лампочек-рыбок. Стряхнув с себя изморозь улиц продутых, Мы пловом согрелись из морепродуктов, Прозрачную правду открыли в вине И в чае горячем на сахарном дне. Я помню вас, старые календари, Там вольно гуляют свои декабри, По рекам и долам, средь пляжей и гор… Там есть полуостров по кличке Тибор, И мыс его влажный неведом матросам, Он чует Россию обветренным носом, Как чует простор ее круглые сутки Любая дворняга в заснеженной будке. Декабрь уходит в свое новогодье, Вчера уходил и уходит сегодня, Приемля болезненный свет белизны, И тяжесть утраты, и свежесть вины, Пока ещё вечность в лицо нас не знает, И только луны хлебный шарик катает, Пока еще властвуют в славе и силе, Как Промысел Божий, морозы России. |
