Может быть, поэтому у таких людей, за что бы они ни брались, все получается. Говорят, если М. Загорулько поручить руководство колхозом, он и из него сделает «конфетку». Впрочем, до колхоза дело не доходило, а вот что касается новых институтов – учебных и НИИ – это да, получалось. Явление последних лет – четыре научно-исследовательских института под крышей ВолГУ. О. Иншаков рассказывает:

– Первый был создан в 1995 году. А до того была разработана такая своеобразная модель дистантной лаборатории. Смысл проекта состоял в том, чтобы привлечь к научной деятельности специалистов по истории народного хозяйства. Так возник НИИ «Проблемы экономической истории России XX века», который ныне возглавляет первый ректор ВолГУ М. Загорулько, блестяще воплотивший идею в жизнь.

В последнее время Максим Матвеевич занимается исследованием документов военнопленных, причем, как он сам говорит, «единолично, как-то так получилось». Результаты исследований могут остаться на несколько столетий ввиду бесспорной исторической ценности самих документов. Выходит научно-популярный журнал «Стрежень». Недавно М. Загорулько издал единственную в мире «Библиографию публикаций Вольного экономического общества за 235 лет». Издана она в Москве. И это тоже останется в истории. Но не только. Еще – целая плеяда молодых ученых, дипломированных специалистов, десятки ученых степеней, научные открытия бывших учеников и традиции вуза, основанного этим ректором.

Жизнь, как известно, дорога каждому просто потому, что она жизнь. Мысль, увы, не оригинальна. Но согласитесь, не каждый умеет жить ярко, вдохновенно, со вкусом. Далеко не всем дан талант любить людей, вдохновлять их своей увлеченностью, слыть неисправимым мечтателем и в то же время уметь воплощать свои мечты в реальность. Ну как тут не вспомнить классика:

Он был исследователем не только по роду деятельности, но и по складу души.

Ему принадлежит авторство нескольких новых названий российской флоры. Его научные интересы поражают широтой диапазона: ботаник и генетик, эколог растений, сорняковед. Ученая степень доктора наук была присуждена ему без защиты диссертации. В его жизни был единственный Бог – Наука. Имя этого человека – Леонид Игнатьевич Казакевич.

Как давно это было! Еще не пробил час двадцатого столетия. Еще были никому не ведомы две страшные войны и тот беспрецедентный политический эксперимент, который так кроваво прошелся по судьбам людским.

Не обозначенное на картах сельцо Колтуновщина уютно спряталось в суровых лесах Беларуси. Местный учитель и его жена были молоды и счастливы – судьба одарила их двумя сыновьями-погодками. Бывало, шутили юные родители: разбросают на полу разные разности – ложку, молоток, книги, картинки – и пускают малышей. Один непременно схватит молоток либо линейку старую, деревянную, а другой, Ленсик, словно и не видит ничего, кроме книжек. И так каждый раз. Шутка оказалась пророческой.

Сохранился студенческий билет Леонида Казакевича – слушателя сельскохозяйственного факультета Киевского политехнического института имени императора Александра. На билете надпись: «Изображенный на припечатанной к этому фотографической карточке есть потомственный почетный гражданин православного вероисповедания Л. И. Казакевич». Сам же «почетный гражданин», словно подтверждая буквальный смысл общепринятого штампа, всю жизнь с рыцарской безупречностью служил святой идее – познанию природы. Именно она, Природа, сотворившая нас, считал он, и есть тот единственный источник радости и вдохновения, ради которого стоит жить. В эту, казалось бы, простую формулу укладывалась практически вся жизнь Казакевича – человека и ученого.

Судьбе было угодно, чтобы его исследовательская деятельность началась в разгар революционных бурь, накануне провозглашения советской власти. Но политические коллизии не увлекали молодого ученого, когда в 1916 году он, выпускник-биолог, уехал в Саратов и был направлен на Краснокутскую опытную сельскохозяйственную станцию. Здесь, в группе научных сотрудников, руководимой профессором В. С. Богданом, юный Казакевич занимался исследованием флоры засушливых районов. Одно из ярких воспоминаний той поры – приезд на станцию Н. И. Вавилова. «Прихожу как-то утром в кабинет Богдана, – вспоминал Леонид Игнатьевич, – а на столе записка от профессора о том, что он захворал и встречать Вавилова со студентами придется мне. Я взволновался: смогу ли, ведь не кто-нибудь, а сам Вавилов! Однако экскурсию провел нормально». Тогда и состоялось их знакомство, перешедшее впоследствии в искреннюю человеческую симпатию и творческое единомыслие настоящих ученых.

Более тридцати лет связывали Казакевича с Саратовом, с областной опытной станцией, преобразованной потом в НИИ сельского хозяйства юго-востока. Лаборант, затем заведующий лабораторией новых культур и сорных растений. Независимо от должности, много лет он начинал свой день на рассвете, с обхода опытных делянок.

В кепке или шляпе, светлой сорочке, с неизменной сумкой через плечо, лупой, блокнотом и карандашом, он забывал обо всем, общаясь лишь со своими растениями. Это были его ближайшие родственники и друзья. Рассматривая крохотный росточек, он разговаривал то ли с ним, то ли с самим собой, ахал от удивления или, наоборот, сокрушался, делал записи, сравнивал.

В этот период жизни, в двадцатые годы, появляются в печати первые научные работы Л. И. Казакевича: «Дикорастущие лекарственные растения юго-востока», «Корневые системы растений Нижнего Поволжья», «Карлики Нижнего Поволжья»… Перечень, разумеется, далеко не полный, но и он намекает на обозначившуюся уже тогда удивительную разносторонность ученого. Кстати, и это обстоятельство, помимо прочего, весьма роднило Казакевича с тем же Н. И. Вавиловым, у которого к началу тридцатых годов уже было несколько томов «Трудов по прикладной ботанике» – описание мировой коллекции диких и культурных видов. Развивалось и приобретало мировую известность любимое детище Вавилова, Всесоюзный институт растениеводства – научный центр с разветвленной сетью опытных станций, выросший из скромного отдела по прикладной ботанике.

Впрочем, вопреки убеждению Вавилова и его соратников о «ботанике вне политики», на небосклоне отечественной сельскохозяйственной науки как раз в это время появляется новое имя. В 1929 году вдруг приобрели широкую известность опыты с озимой пшеницей никому не известного Т. Д. Лысенко. Он объявил себя автором нового агроприема предпосевной обработки семян, который был назван яровизацией пшеницы и в первые один-два сезона действительно давал впечатляющие результаты.

Вавилов, другие ученые ВИР быстро поняли, насколько поверхностны и околонаучны подходы Лысенко. Среди ученых страны наметился раскол, который очень быстро приобрел политическую окраску. В 1931 году газета «Экономика и жизнь» писала: «Революционное задание В. И. Ленина обновить совземлю новыми растениями оказалось сейчас подмененным реакционными работами по прикладной ботанике. Под прикрытием имени Ленина окрепло и завоевывает гегемонию в нашей сельскохозяйственной науке учреждение, насквозь реакционное… Речь идет об институте растениеводства сельхозакадемии им. Ленина».

Это официальное заявление касалось непосредственно Вавилова. А сколько имен было связано с ним, сколько истинных служителей науки были и оставались его единомышленниками! Среди них Леонид Казакевич, который не понимал, что такое «совземля» и как можно «обновить ее новыми растениями», не опираясь на извечные законы генетики. Он претворял вавиловские идеи на опытных полях Саратовской станции и позже – будучи директором Поволжской зональной станции лекарственных и ароматических растений, профессором кафедры ботаники Саратовского пединститута и заместителем директора Всесоюзного института зернового хозяйства.