— Хорошо, — ответил Эдик.

Нужная им электричка уже была подана под посадку, даже ждать не пришлось. Они прошли через всё здание вокзала насквозь и вышли к перронам. Хлебников предложил пройти в самый дальний конец, поближе к головному вагону. Эдик не возражал. Он вообще больше ничему не возражал. Константин Николаевич рядом, так что ещё ему было нужно?

***

Поездка была нудной и долгой. Электричка довольно медленно тащилась через однообразный пейзаж. Вагон покачивался на рельсах. Облетевший лес, редкие садоводства, лента шоссе, — всё разной степени заснеженности попеременно проползало в окне, и Эдик, зевая, устроился было спать у своего окна напротив Хлебникова, но передумал. В щёку дуло от холодного стекла. Тогда он пересел к Хлебникову и прикорнул рядом с ним. Тот ничего не сказал, но и не возразил. От его молчания Эдику было тепло.

Людей в их вагоне было мало. На каждой станции люди то выходили, то заходили и садились, занимая пустые лавки. В какой-то момент Эдик открыл глаза на очередной остановке и понял, что они остались в вагоне вдвоём. Он лежал на лавке, прижимаясь к Хлебникову, головой на его бедре. Сам Хлебников, видимо, устав смотреть в окно, сложил руки на груди и клевал носом.

— А мы не проспали? — спросил Эдик.

— Нет. Ещё три остановки. Спи пока, — ответил Хлебников и положил руку ему на голову.

Эдик прикрыл глаза, но сон уже пропал. Оставшиеся остановки он просто лежал, притворяясь, будто спит.

***

— Вертелево, — прочитал Эдик название на криво висящей железяке на перроне. — А что здесь?

— Пара садоводств и посёлок. И больше ничего, — Хлебников посмотрел на него, будто прицениваясь.

Может, ожидал, что Эдик начнёт ныть о скуке? Да вот ещё. Какая скука? У него с собой был учебник по клинической диагностике собак и кошек. Эдик улыбнулся.

Они отправились в сторону посёлка.

Наступало обеденное время. Снег хрустел под ногами. Ощутимо холодало. Эдиковы зимние кроссовки, такие тёплые и удобные в городе, здесь с морозом не справлялись.

— Да, не жарко тут, — пожаловался Эдик, застёгивая воротник пуховика под самое горло.

— Скоро придём, согреешься, — пообещал Хлебников. — Вот только печку растопим… Да ещё и баню можно сделать. — Он обернулся и окинул Эдика внимательным взглядом. — Сильно замёрз?

— Да нет, — ответил он, выдыхая облако пара в холодный воздух. — Просто…

— Пойдём побыстрее.

— А у меня с собой мамин салат, — гордо сообщил Эдик, нагоняя Хлебникова.

— Это хорошо, — ответил тот.

Они шли по кривой тропке, вытоптанной в сугробах кем-то, кто прошёл здесь до них. Зимнее солнце окончательно скрылось за седыми тучами, с неба начал сыпать снег, мелкий, похожий на крупу. Тропинка свернула в перелесок и расширилась до узкой дорожки. Кругом стояли заснеженные ели, высоченные, дремучие и разлапистые. Еловыми иголками был усыпан снег на дорожке. Изредка попадались длинные еловые шишки, вышелушенные белками.

Хлебников поднял воротник своего пальто. Тоже, видать, замёрз.

Посёлок начался, как только они вышли из перелеска и перешли пустынное шоссе. Ёлки ещё какое-то время закрывали от шоссе дома, но потом уступили место кустам вдоль дороги и заборов. Сирень, а может, черноплодная рябина, а может, ивняк — по зиме среди сугробов определить, что это за кусты, было сложно.

Хлебников, кажется, вознамерился пройти посёлок насквозь. Нигде ни души, ни звука. Только иногда лай собак издали. Вот снова показался вдалеке лес, словно тёмное пятно на горизонте. Хлебников прошёл мимо очередного заснеженного куста и свернул к калитке. Забор здесь был не покосившийся, с высокими приметными столбами по краям. Не выбираясь из будки, залаяла дворовая псина, стоило Эдику вслед за Хлебниковым пройти во двор. Хлопнула дверь, на низенькое крыльцо деревянного дома вышла женщина.

— Костя! — крикнула она и всплеснула руками. — Приехал всё-таки.

Она пошла к нему, ступая в снег прямо в домашней обуви. На вид женщине можно было дать лет пятьдесят-шестьдесят, но всё же казалось, что она старше, гораздо старше. На первый взгляд, фигура у неё была, как у молоденькой девушки, но морщины на шее и старческие пигментные пятна на руках выдавали её истинный возраст.

— Я на этот раз не один, — сказал Хлебников и тоже шагнул вперёд. — Здравствуйте, баба Зина.

— Какая ещё «баба Зина»? — сварливо поправила его та. — Зинаида Филимоновна тогда уж! — она успела и Эдика разглядеть, и на собаку шикнуть, и Хлебникова расцеловать.

— Как вырос-то… — всё приговаривала она.

— Ба… Зинаида Филимоновна, да я уже давно не расту, — со смехом ответил Хлебников.

— Врёшь ты всё. Вон как изменился. Ну а ты? Иди сюда! — обратилась баба Зина к Эдику.

Он неловко прошёл мимо подбежавшей псины к женщине. Зинаида Филимоновна заставила его наклониться и чмокнула в щёку. Эдик опешил и отодвинулся. Он ничем не заслужил такого приветствия. Хлебников подошёл сзади и хлопнул его по плечу.

— Зинаида Филимоновна, я как обычно с городскими гостинцами, — сказал он. — Много времени не отниму. Как вы тут?

— Ой, да как. Всё по-прежнему, как же ещё. Да вы проходите в дом, мальчишки. У меня как раз суп на обед сварен. Как чувствовала, много наварила, мне одной не съесть.

— Да мы не хотим объедать… — затянул было Хлебников, но бойкая старушка дёрнула его за руку и потащила за собой.

— Какое объедать? — фыркнула она, крутанувшись к крыльцу. — Праздник вообще-то. Положено в праздник угощаться!

Хлебников переглянулся с Эдиком. На его лице было такое растерянное выражение, что Эдик чуть не рассмеялся.

Гостинцами оказались бутылка финской водки, свиное сало и ещё конверт, который Хлебников передал бабе Зине со словами «спасибо, что за домом следите». Она фыркнула, будто возмутилась, но конверт взяла.

— Бессовестный вырос. Как будто я забесплатно отказалась бы, — проворчала она, развязывая платок, который покрывал её голову. У бабы Зины была коса, скрученная в кичку на затылке. Длинная прядь, выпущенная из причёски, свивалась локоном. — Да это самое меньшее, что я могу для Вениамина сделать. Он же как ушёл, как ушёл…

Эдик потупился и отвернулся.

Жила баба Зина, похоже, одна, хотя на столе лежали свежие газеты, а с книжных полок смотрели цветные фотографии каких-то улыбающихся людей. Наверное, родственники. Двое мужчин, женщина, пара ребятишек.

— Ну, мальчишки, давайте руки мыть и за стол! — баба Зина хлопнула в ладоши и захлопотала у русской печки.

— Давайте помогу, — дёрнулся Хлебников.

— У себя сам будешь хозяйничать, а ко мне не лезь, — она выставила вперёд поварёшку, будто меч. — Садись за стол.

Эдик на них смотрел и посмеивался.

Щи из кислой капусты были вкусные, наваристые. К ним баба Зина нарезала ломтями ржаного хлеба, сала и открыла банку маринованных опят. Хотела ещё водку открыть, но Хлебников воспротивился.

— Баба Зина, нам ещё порядок наводить, ну какое спиртное сейчас может быть.

Можно сказать, что Эдик никогда не видел Хлебникова по-настоящему пьяным. Свадьба Широкова и Марины не в счёт, тогда они выпили чисто символически и уехали чуть ли не раньше молодожёнов. Иногда Эдик жалел, что расслабиться и выпить им не позволяет бешеный темп жизни. Быть может, тогда они с Хлебниковым наконец-то смогли бы… Нет. Мысли о сексе ещё никогда не казались ему настолько неуместными, как сейчас.

После обеда Хлебников распрощался с Зинаидой Филимоновной, и они с Эдиком отправились дальше. После жарко натопленного дома на улицу выходить было неуютно. Эдик обругал себя за лень. Всего-то сытно поел, а делать уже ничего не хочется.

— У меня, конечно, не так уютно, — сказал Хлебников, подходя к калитке соседнего дома. — Да и по-простому всё. Дед один жил, у него не было хозяйки… — он замолчал, возясь с замком. Ключ провернулся в скважине легко, а вот петли, похоже, намертво заржавели.

— Давай помогу, — дёрнулся Эдик.

— Да не нужно, — Хлебников посильнее толкнул калитку от себя, и та наконец поддалась, отодвинулась вместе со здоровенным пластом снега, что насыпало с зимы.