Он хмыкнул, распаковывая пачку восковых полосок для лица. Достал инструкцию и перечитал на всякий случай, хотя, в принципе, порядок действий ему был известен. Умыться, протереть кожу хлоргексидином, разогреть полоски в руках, наклеить, и поехали…

Он вспоминал разговор с Вадимом в прошедший четверг и внутренне обмирал от того, до чего именно они договорились.

«Скажи, а Анна сможет прийти»? — «Откуда я знаю?» — «Но если я её попрошу?» — «Не уверен. Вообще девушки, знаешь ли, не любят, когда их вынуждают». — «Толь… Знаешь… Я ведь давно, ну…» — «Что давно?» — «Я видел её раньше. Вас обоих». — «Ну и?» — «Понимаешь… Мне не важно, кто именно. Честно. Просто пусть кто-нибудь из вас — ты или она. Пусть кто-нибудь придёт». — «Зачем? Это же обычный концерт. Да ещё и название дурацкое». — «Ой, и не говори, дурацкое!.. Так, а ну сбивай меня с мысли. Так о чём это я?.. Ну, понимаешь, Толь… Надо как-то уже начать, м? Ты так не считаешь? Или… Ты не хочешь?.. А она? Она — как?»

Толик протёр кожу над губой специальной салфеткой из набора и вспомнил, как он чуть было не ляпнул очевидное: «Не выдумывай, будто мы два разных человека, она — это и есть я». Чуть было не признался. Да и глупо делать признания, когда Вадиму и так уже всё известно.

Да, когда-то он переодевался в женщину и играл роль, так что с того? Толик посмотрел на своё лицо в зеркало и подумал, ну почему «когда-то». Всего-то чуть больше пяти лет назад, и ему это нравилось. И он иногда — изредка — продолжал переодеваться для себя. Во время отпуска. Или на выходных. И пару раз даже выходил из дома… В магазин, всего-то лишь. Но — выходил. Так что сейчас с переодеванием не возникало никаких проблем. Бесцветный лак с лёгким перламутром на ногтях уже высох, надо будет надеть туфли на танкетке — на улице довольно жарко, будто и не осень на дворе, а лето. И юбку, обязательно юбку, а не надоевшие брюки.

Мероприятие — воскресное — начнётся вечером, так что большую часть времени в дороге он проведёт, идя по улице при свете разгорающихся фонарей и в транспорте при искусственном освещении, но можно вообще сделать ход конём: вызвать такси, была не была. Когда Толик говорил голосом Анны, его голос звучал контральто, немного с хрипотцой, но — ах! Почти по-женски. Главное — стараться и не болтать лишнего. Его Анна была немногословна.

Он начал натягивать чулки на свежевыбритые ноги и заодно вспоминал, как вёл себя Вадим после их разговора. Откровенно по-дурацки он себя вёл. Зачем-то попросил научить его, как повязывать галстук. «В интернете же есть», — попытался возразить Толик. «Не понимаю я интернет. Мне понятнее вживую. Ну… пожалуйста». И он согласился — и потом, в принципе, не пожалел об этом.

С Вадимом творилось что-то странное. Он… дышал. То есть, тяжело и часто дышал, когда Толик стоял вплотную к нему, обвязывая его шею шёлковой лентой галстука. «Ты же ничего не соображаешь», — пожаловался, наконец, Толик, когда заметил его реакцию. — «Прости… Я…» — «Да что такое?» — «М-м… Я просто… Нет. Иначе решишь, что я совсем кретин», — бегающий взгляд Вадима сказал больше, чем слова. Бегающий взгляд, а ещё покрасневшие щёки и… — ох, ну надо же… — «Тебе такое нравится?» — спросил он, хотя реакции тела Вадима и так уже стали ему понятны. Толика увиденное заставило странным образом занервничать. Не убежать с криками при виде чужого стояка, а просто — взмокнуть ладонями и закусить губу. Он не понял пока, нравится ли ему, как на него реагирует другой мужик, или не нравится. Но не шокировало, точно. Возбуждало? Да или нет? Ведь Вадим наверняка реагировал не на него, Толика, а всего лишь на определённые действия. На месте Толика мог быть кто угодно. Жаль, что не Анна, уж она-то смогла бы… Нет. Не время и не место было думать о ней.

А про то, что творилось с Вадимом, Толик знал: читал на форумах про игры с дыханием. Странно было не пристрастие Вадима к удушению, а то, что он решился раскрыть свой секрет перед ним, можно сказать, показал свою слабость — конечно, при условии, что он сам в курсе своей милой слабости. Толик хмыкнул: верно, он наконец-то определился. Эту слабость он посчитал «милой».

Уставившись куда-то Вадиму в подбородок, он затянул узел галстука чуть туже, чем следовало — и услышал потрясённый рваный вздох, почти откровенный стон. Ух ты. Отзывчивость Вадима ему тоже нравилась. «Прости, — сказал он. — Мне не следовало это делать». — Пользоваться чужой слабостью — хотел сказать он, но осёкся. Вадим в курсе гораздо большей его слабости, а он перед ним тут миндальничает. Нормально вообще? Толик ощутил досаду. Развёл тут сопли, а Вадиму, между прочим, достаточно всего лишь слово сказать — и всё, он будет у него на крючке! Всё-таки, похоже, ему нравится этот тип, растрёпанный любитель лабрадоров, на него невозможно таить злобу, невозможно ожидать от него негатива.

«Ничего страшного, — ответил этот псих, разглядывая Толика таким пристальным взглядом, словно его к нему примагнитили. — Так ты придёшь в воскресение? Завтра меня не будет, у нас подготовка, но ты не думай, я буду тебя ждать». Толик ещё раз попытался взвесить все «за» и «против» и не смог решить окончательно, что он должен делать. Если категорично отказывать ему не хотелось, то почему бы… Почему бы не сказать в таком случае «да»? «У меня уже есть пригласительный, — проговорил он, осторожно выпустив ленту галстука из рук. — Кто-нибудь из нас придёт. Или я… Или Анна».

Обжигающий взгляд Вадима стоил тысячи солнц.

«Дашь мне номер своего сотового?» — «Зачем?» — «Позвоню тебе завтра. Можно?»

Мне или Анне? В какой-то момент Толик чуть не заревновал к самому себе. Минутное помутнение рассудка помешало ему мыслить здраво, и он на автомате продиктовал номер Вадиму.

Итак, на мероприятие собиралась прийти Анна, и Толик, даже понимая, какой он идиот, ничего не мог с собой поделать. В крайнем случае — совсем в крайнем — он сошлётся на то, что проиграл пари. Или на то, что в нём проснулась творческая жилка, — а что? Почему бы и нет? Допустим, на нём сказалась работа в коллективе, где каждый второй или актёр, или режиссёр, или пишет рассказы, да ещё и танцует, или вышивает крестиком в свободное от работы время, или сочиняет стихи, или даже плетёт макраме, или выпиливает серьги из персиковых косточек, а зимой принимает участие в волонтёрских забегах на лыжах… Да, на фоне всего этого балагана финт с переодеванием померкнет, определённо. Именно так он и будет говорить всем… Всем, кто его узнает, — уточнил Толик мысленно, присаживаясь перед зеркалом и открывая кофр с гримом и косметикой Анны. Совсем немного умело наложенной косметики — и он изменится.

В конце концов, он же тренировался. Его руки и глаза не забыли однажды полученной науки. Превращение в Анну шло, как по нотам, гладко и… правильно.

*

Чтобы не разговаривать с таксистом, Толик притворился, будто слушает музыку через наушники. Он даже прикрыл глаза, откинувшись затылком на подголовник, сделав вид, словно задремал. Но он не спал, он вспоминал телефонный разговор.

«Так ты придёшь в воскресенье»? — спросил Вадим, когда Толик поднял трубку. Время было обеденное, но Вадима на рабочем месте не было — и не должно было быть до самого вечера. Художественный руководитель устраивал своим подопечным последний прогон на сцене, генеральную репетицию.

«Если приду, то пришлю тебе смс. Не убирай далеко телефон», — ответил Толик. Он знал непреложное правило: никаких телефонов на сцене, но почему бы не поставить Вадима хотя бы так в неудобное положение? В конце концов, это ему придётся пробираться в фойе через знакомые и полузнакомые лица на каблуках, в парике и с накрашенными помадой губами! На этом фоне сотовый телефон в кармане ведущего — просто детский лепет. За зазвонивший телефон не увольняют из учреждения с волчьим билетом.

Хотя… не то чтобы Толик по-настоящему не хотел, сопротивлялся и отказывался. М-м-м, боже, нет. Вадим заставил его рухнуть на самое дно, но там было сладко.

«У тебя не будет… Проблем?» — в голосе Вадима прозвучала неожиданная неуверенность. Кажется, впервые за всё то время, что они общались.