Зачем ты мне всё это пишешь?

Толик свернул окно и уставился на фото на рабочем столе. Он тоже многое о себе скрывает, надо же, какое совпадение. Вот только вряд ли найдётся в его окружении кто-то, кто посчитает его загадочным и привлекательным. Не то чтобы это ему было нужно. Однажды он уже совершил ошибку. Так, ладно. Надо что-то ответить этому восторженному лабрадору на аватарке с ником histor. Если честно, Толик бы заподозрил в нём скорее любителя животных, чем садо-мазо. Такую собаку поставить к себе на аву — это нормально вообще?

>…мало о себе говорит и почти не обращает на меня внимания, и я не уверен, что легко смогу с ним подружиться. На первый взгляд, у нас нет общих интересов, но у меня есть одна задумка. Попробую её завтра.>

Толик снова прервал чтение и полез в профиль собаколюба, чтобы посмотреть на его возраст. Может, студент? Слишком уж позитивный, радужный. Но нет, histor уже было двадцать четыре года — если он не наврал, конечно. Вместо города стоял прочерк, ну да это и не важно.

>Написать ответ/Удалить<

>Надеюсь, у тебя получится. Наберись терпения и, главное, не спугни его, воплощая свои задумки.<

Сайт с госзакупками, наконец, отвис, открылась форма для заполнения, и Толик бросился набивать заявку, пока ещё что-нибудь на сайте не посыпалось. Он выбросил из головы своего нового знакомого и его проблемы. Его собственные трудности были намного сложнее, чем все обычные проблемы геев навроде «ах, мне нравится натурал».

*

— Сука, никогда их не любил! — воскликнул Вадим, стоя перед зеркалом. Да, вместе с Вадимом у них в кабинете появилось зеркало.

Толик поднял голову от ноутбука Томочки.

— Пока ты был в экономическом, Павловна приходила.

— Да? — Толик встревожился. Что от него могло понадобиться директрисе?

— Говорит, глава района к ней обратился и попросил, чтобы не было никаких брюк с дырками! Будет кто-то с комитета. У, блин. И галстук, говорит. А как он завязывается?!

Вадим всплеснул руками. Натурально всплеснул. Толик и не знал, что так можно: всеми пальцами, кистями рук и предплечьями передать отчаяние. Но Вадим ходил на курсы актёрского мастерства и выучился на режиссёра, поэтому, наверное, мог и не такое.

— Спроси у девчонок, может, они знают? — буркнул Толик, успокоенный. Раз Павловна приходила не по поводу компа, склада и закупок, значит, у него всё хорошо.

— Да некогда. Мне в зал уже через десять минут! — теперь голос Вадима был неподдельно твёрдым и решительным. — Так, а ты умеешь? Ну-ка давай, Толик, помоги!

Толик подавил вздох, поднялся из-за стола и подошёл к Вадиму и стене с зеркалом.

— Я понимаю, у тебя много работы, — продолжал Вадим, — ты извини меня… — он потянулся вперёд, вытянув голову, как черепаха из панциря. Лента галстука висела у него на шее, воротничок белой рубашки был поднят.

— «Прощай, лето»? — уточнил Толик.

— Да, скоро детишкам опять в школу, — улыбнулся Вадим. — А мы, типа, лето провожаем.

Он был выше Толика на голову, стройный, худой. На выбритом подбородке уже виднелся след от щетины — похоже, брился Вадим не утром, а, может быть, с вечера. Светло-русые волосы с лёгким мелированием были сейчас уложены на один бок, в кармане белой рубашки Толик разглядел сложенные очки — не как у него из лёгкой проволоки, а нарочито грубые, с широкой тёмной пластиковой оправой. Серый пиджак с отливом висел на спинке кресла у стола. Вадим действительно был готов для сцены, и оставался только галстук. Толик взялся за тёмно-асфальтовую шёлковую ленту и принялся завязывать узел. Он умел вязать галстуки, хотя почти никогда их не носил. Не было случая. Перекинуть, протянуть, завязать… Он подтянул узел к самому кадыку Вадима и со словами «Ну вот, готово» поднял на него глаза. Вадим смотрел на него… странно. С непонятным выражением на лице. Со страхом что ли? И ещё у него губы вытянулись в тонкую полоску и будто дрожали. Он замер, не понимая, что случилось. Потом отпустил галстук. Вадим отмер.

— Спасибо! — ответил он, старательно и ненатурально растянув губы в улыбке. — Теперь всё будет хорошо!

Глаза у Вадима были тёмно-серые, глубокие. Толик поспешно отвернулся и прошёл к своему столу. Что он такого сделал, что на него так смотрели? Вадим вылетел за дверь, подхватив пиджак: уже опаздывал, ему ещё до соседнего здания нужно было добежать и на второй этаж за кулисы пробраться. Отчётный концерт перед первым сентября Вадим должен был открывать и вести один в качестве ведущего. Сам написал программу, сам коллективы из клубов собрал, сам поведёт. Похоже, он тоже, как и Толик, был многозадачным. Толик вздохнул и отправился в туалет мыть руки. Ощущение шёлка всё не покидало его пальцев.

В туалете на раковине, возле смесителя, стояла… помада.

Ярко красная.

Того вульгарного цвета, что не каждая женщина вытерпит.

Кричаще-красная. С лёгким оттенком свежей артериальной крови.

Толик включил воду, отрегулировал подачу горячей и застыл, залип, засмотрелся, задумался. Туалет был общий, им пользовались как мужчины, так и женщины. Чья это была помада, он не знал. Мысленно перебрал всех девушек, которых встретил сегодня, пока помогал художнику и методистам готовить выставку и сцену к выступлению. Ни у кого на губах такой яркой помады не было, он бы заметил. Может, какая-нибудь девчонка из клуба забежала сюда накраситься к выступлению? Может, это забыла какая-нибудь руководительница студии, приехавшая со своим коллективом из районного клуба? Толик вытер руки и выбросил использованную салфетку в мусорное ведро. Оглянулся на дверь: заперто. Осторожно, двумя пальцами, взял помаду с раковины. Снял прозрачный колпачок. Внимательно рассмотрел срез помады: похоже, тот был новый. Помадой ещё никто не пользовался. Такое ощущение, будто её распаковали и бросили здесь, позабыв накраситься. Она очень торопилась? Она вернётся за нею? Их кабинет был ближайшим к туалетной комнате. Наверное, владелица помады зайдёт к ним и спросит, не видели ли они пропажи. Да, так он и сделает. Вот так.

С лёгким — проникновенным — сытым — щелчком Толик надел на помаду колпачок и спрятал свою находку в карман. И с затаённым сожалением, почти завистью, подумал, что Анне бы такой цвет подошёл. Его Анне.

Через пару часов в кабинет влетел Вадим, весь довольный и уставший — Толик не понял, почему решил, что Вадим был уставшим, но какая-то энергетика от того исходила — странная. Будто перегоревшее возбуждение смешали с удовлетворением и радостью.

— Поблагодарил! И руку пожал! — вывалил Вадим в пространство кабинета, сдирая с себя пиджак и кидая его на спинку стула. Потянул галстук, развязывая, словно ему не терпелось от него избавиться.

— Кто? Глава?

— Ага. Благодарность выписать обещал! — Вадим коротко заржал и глянул на свой стенд, прислонённый к стене на полу. Пока там висели только планы мероприятий и две куцые рамки о законченных курсах по актёрскому мастерству и по риторике.

— Хорошо, — ответил Толик, кивнув. Он не знал, что ещё можно сказать на это. Поздравить? Так ведь заранее не поздравляют.

— У нас два новых коллектива, одни вышли со спортивным рок-энд-роллом, завели весь зал. Потом другие, «Экспериментальные движения» коллектив называется — у них были световые костюмы с такими маленькими лампочками, знаешь? Они их сами шьют. Даже я офигел, как хорошо всё прошло! На город их можно! В других районах такого ещё нет, я уверен! Так. — Вадим вдруг прервал свои восторги, резко и разом, будто на стену налетел. — А ты почему не ходил?

— Да я потом посмотрю. В записи. — Толик махнул рукой. — Работы было много. — Он не собирался ничего смотреть, ему это было не интересно, но не признаешься же в таком, когда на тебя вот так налетают с маньячным взглядом.

— А… Ясно. Ну ладно. Жрать пойду. — Вадим швырнул свои очки — ненастоящие, без диоптрий, — на стол и взлохматил волосы, приводя укладку в беспорядок.

Когда он был в кабинете то, казалось, занимал собою всё пространство. Страшно было представить, какой он на сцене. Наверное, энергия хлестала через край, заряжая всех зрителей. Стыдно признаться, но за весь год, что Вадим работал у них, Толик ни разу не видел, как тот ведёт мероприятия.