Алина обмякла и расслабилась, и Боинг вздохнул вместе с ней, осторожно вынимая пальцы, все мокрые, горячие… Он провёл ими по её бедру, регистрируя влажный след, остающийся на её коже. Он возбудился. Боинг ощутил собственную эрекцию и растерянно посмотрел на Алину. Растерянно и немного испуганно. У него заколотилось сердце. Это был всё тот же его старый страх. Если сейчас что-то произойдёт против его воли, если сейчас проснётся его процессор, то он больше ничего не сможет сделать сам, никогда…

Тянулись секунды. Алина улыбнулась, тонко растянув губы, и пробормотала:

— Спасибо. Ты замечательный, Боинг.

Больше ничего не происходило.

— Мне так классно с тобой.

Он отодвинулся на пару десятков сантиметров. Он до сих пор двигался сам.

— Помоги слезть, — попросила Алина, и он вновь подхватил её за поясницу, снимая с приборной панели. Алина неловко встала на ноги и покачнулась. Он продолжал держать её до тех пор, пока она не обрела равновесие. Её взгляд… Алина улыбнулась, внимательно оглядев его с ног до головы, и ничего не сказала. Она явно заметила его эрекцию, но ничего не сказала! И не сделала! Боинг почувствовал себя странно. С одной стороны, ему сделалось спокойно. Отсутствие требования немедленно заняться с Алиной «половым актом» было успокаивающим. С другой, он ощущал непонимание, и это тревожило.

— Я в душ, — промурлыкала Алина и направилась к выходу с мостика, в коридор. Боинг по-прежнему ничего не понимал. И подозревал, что и любая программа-подсказка ему тут не поможет.

Оригами он больше сегодня заниматься не мог. Вся его сосредоточенность разбивалась о повышенный гормональный фон и воспоминания о том, как Алина выглядела на фоне звёзд, лёжа на приборной панели. В ушах словно снова и снова проигрывалась аудиозапись с её стонами и вскриками. У Боинга дрожали руки, словно он впервые прикоснулся к листу бумаги. Последний львиный зев разорвался пополам. Боинг смял его и отнёс в утилизатор.

***

Из душа Алина вышла молчаливая и недовольная. Боинг заметил её нахмуренное лицо, но понять, что произошло, и виноват ли лично он хоть в чём-то, он не смог. Вместо еды в обед Алина обошлась чаем. Она странно оделась, выйдя из каюты. В старый розовый свитер с растянутыми рукавами, свободную длинную юбку и — небывалое чудо — белые носки тёплой вязки.

— Что смотришь? — буркнула она. — У любой девушки бывают дни, когда ей ничего не хочется, в том числе, и выглядеть.

Боинг мог бы указать на тот факт, что день ещё не кончился: по корабельному времени только-только наступило пятнадцать часов. Но промолчал.

Без туфель Алина выглядела странно. Мягкой, ранимой, хрупкой. Как тот же цветок-оригами. Порвать его Боингу страшно не хотелось. Наверное, следовало уточнить, нужно ли ему как-то тоже по-особенному одеться и — ещё спросить, можно ли отменить требование Алины отключить реагирование на различные раздражители. Потому что Боинг теперь реагировал на любую мелочь, вплоть до привычки Алины закусывать ноготь большого пальца на правой руке. Реагировал на её ноги, выглядывающие из-под юбки. На запах её волос и духов. На запах её тела. Особенно на запах тела.

Всё это очень мешало Боингу оставаться таким же, как раньше, равнодушным и работоспособным. Ему приходилось делать более частые, чем обычно, остановки в работе. Сейчас он пытался вручную проанализировать путь их навигаторской трассы, чтобы поточнее проложить прыжок, когда придёт время заводить двигатель, хотя делать трассу загодя за месяц было опрометчиво, иного выбора у него не было. Заодно он читал книги о людях и взаимоотношениях. Не всегда это были книги о любви. Подчас — об обиде и мести, о преданности и предательствах, подчас — о старости. ОЗК приличный объём его памяти загрузили именно книгами под грифом «рекомендовано». И Боинг считал это чтение работой ничуть не менее важной, чем проверка и контроль расчётов искина.

Однако всё чаще он ловил себя на воспоминаниях и на анализе действий, которые ещё не произошли и, возможно, не произойдут никогда. Люди называли это «мечтать» и «фантазировать».

Боинг фантазировал, как бы пошла его и Алины жизнь, если бы они встретились, когда он был свободен от процессора. Фантазировал и представлял во флайере над ночным побережьем Алину и себя на месте её друга Макса. Мечтал, чтобы Алина нашла в нём что-то особенное, заинтересовалась и не прошла мимо, не бросила после первого же «полового акта», как это часто бывало у неё с другими бойфрендами.

Они её не устраивали. А он почему-то устроил. Удобный? Послушный? Чем-то привлекает? А чем? Просто забавный?

— Что ты там вечно сидишь? — спросила Алина на второй день, войдя на мостик. Она была в юбке и носках, а это означало, что ничего терапевтического у них не будет и сейчас. Боинг это уже усвоил, когда вчера попытался Алину поцеловать. Схлопотал по щеке лёгкий шлепок и укоризненное: «Ты сейчас сделаешь только хуже. Лучше давай подождём». Чего ждать и сколько именно, Алина не уточнила. А Боинг задумался, бывали ли раньше у Алины такие вот привычки. С юбками, носками и с долгим чтением любовных романов. Кажется, да. Возможно. Но в такие дни он с Алиной бывал мало, ведь она сидела дома, по тусовкам и бутикам не ездила, и тогда Боинга брал с собой Павел Павлович. Возить отца Алины на флайере в город на работу и на деловые встречи было ещё одной обязанностью киборга-телохранителя.

— Ну? Боинг, ты что, на меня обиделся? — Алина обхватила его кресло за спинку и заодно — его за плечи.

— Ответ отрицательный, — отчеканил Боинг. Оттого, что он соврал, в груди у него затеснило, сделалось одновременно больно «вот сейчас она повернётся и уйдёт» и сладко «вот сейчас она поймёт, что ему плохо, и будет мучиться чувством вины».

— Ну что ты бука такая. Ты же уже знаешь, как надо правильно говорить. Так почему не говоришь? Ты специально, да?

Длинными рукавами свитера она прикрыла ему глаза. Боинг послушно закрыл веки, продолжая читать книгу с внутреннего экрана. Алина подошла сбоку и дунула ему в ухо.

— Пойдём обедать. У меня получился суп.

Это звучало… Будто она хочет помириться. Хотя они и не ссорились. Боинг подумал, что меланхолия Алины в чём-то распространилась и на него, раз его настроение так резко скачет от спокойного до встревоженного и унылого. Или всё дело в его реагировании на неё. С процессором ему проще было быть киборгом. Без него, вечного стража, а ещё без возможности фильтровать внешние раздражители, тактильные, обонятельные, визуальные Боинг становился всё более и более человечным. И ему не нравились ни внутренние изменения, ни перепады настроения.

А суп оказался вкусный. Из куриного сублимата с добавлением белкового порошка, мороженых овощей, бобовой лапши, с растительным молоком и жгучим перцем. Боингу нравилось чувствовать, как один вкус перетекает в другой, как сладость молока сменяется горячей остротой перца, а лёгкая кислинка от томатов и лайма остаётся на языке щекотным послевкусием.

— Это вкусно, — похвалил Боинг, быстро съев свою порцию супа.

Алина, задрав нос, хмыкнула:

— Естественно! Это же я готовила!

Рукав её свитера был настолько длинным, что свисал, скрывая пальцы до самых костяшек. Боинг поглядел, как Алина держит ложку, и ничего не ответил.

— А вообще, я нашла в библиотеке видеозаписи кулинарных шоу, — чуть погодя сказала Алина. — Если хочешь, можем смотреть их вместе. И ты тоже научишься готовить не хуже. Там всё очень подробно рассказывают и показывают.

Боингу больше нравилось читать, чем смотреть. И готовить… Нет, зачем ему учиться готовить? У него всегда есть готовая еда, кормосмесь «элит». Ему учиться было не обязательно.

— Информация сохранена, — ответил он.

— Угу, понятно. Ну и засранец, — обозвала его Алина.

Тогда он встал. Отнёс свою тарелку в посудомойку и вышел из кухни.

Алина была им недовольна, но больше всего недоволен своим поведением был он сам. Дело в том, что его теперь некому наказывать, — внезапно понял Боинг. Некому следить за ним, проверять качество выполнения приказов, выдавать поощрения за хорошо выполненную работу и подгонять при промедлениях. Он понял, что ему жизненно необходим процессор! Прямо сейчас, немедленно! Он чуть не вернулся обратно в кухню, чтобы схватить Алину за её свитер и трясти её до тех пор, пока она не поймёт: что бы она ни хотела из него вылепить, у неё это не получилось! Так пускай вернётся обратно в ОЗК для того, чтобы они вынули чип и сделали всё как было! Он — не хочет быть человеком. Боится всех этих эмоций и чувств. Он не должен быть настолько чувствующим, человечным! Свобода — не для него!