— И Айни останется без твоей защиты, пока ты будешь гнить в застенках и орать на дыбе. Будет носить моего ребёнка и поминутно подвергаться опасности быть отравленным, зарезанным или застреленным в дальнем коридоре. А ты тем временем будешь приходить в себя после работы моих палачей. Моя мачеха, поговаривают, смогла забеременеть ровно перед тем, как отец впал в летаргический сон. Сейчас её отпрыску уже год. Как думаешь, понравится ли ей, что на трон будет претендовать не её дочь, а сын от первого брака и его дитя?

— Тсан, успокойся, слышишь? — негромко потребовала Айни.

— Принцесса, простите меня, но…

— Так, хорошо! Давайте договоримся! — Варкалис хлопнул по перине ладонями. — Телохранитель, дай мне свой кинжал. Тот, что в ножнах за поясом, не отравлен?

Тсан удивлённо посмотрел на принца. Как он узнал об этом кинжале? Ножны были хорошо скрыты от посторонних глаз.

— Нам надо оставить кровь на простынях. Традиция, сами понимаете. Мы живём в варварское время среди недалёких и ограниченных людей, — Варкалис дёрнул плечом, будто уже давно смирился с подобным положением дел. — Поэтому, пожалуйста, кинжал, — он требовательно вытянул руку. — И я не стану претендовать на твоё тело, пока ты сам не решишь. Согласен, Айни?

Айни робко выглянула из-за плеча Тсана. И произнесла совсем не те слова, которые ожидал услышать Тсан. Откровенно говоря, если бы не это, он бы вообще не обратил внимания на особенность слов Варкалиса.

— Почему ты обращаешься ко мне, как к мужчине? — спросила Айни.

— Из-за того, кто ты есть, — ответил Варкалис. — Я же вижу. И никакая татуировка не скроет твоей сущности. В Духовной обители разговаривают на всеобщем языке, но твои соотечественники всегда обращались друг к другу, как к сильным и равным. У них не было разделения на слабых женщин и сильных мужчин. Поэтому для меня ты — он. По крайней мере, наедине. Прости, что не могу оказать тебе полного уважения, по крайней мере, до тех пор, пока не займу трон своего отца, — Варкалис церемонно и, как показалось Тсану, нарочито покорно склонил голову.

Он ничего не понимал. Слушал и не мог поверить. Варкалис говорил какие-то странные вещи, будто повредился умом, но Айни — она воспринимала его слова, как должное. Она — понимала его.

— Я принимаю твои условия, — негромко и твёрдо ответила Айни. Она вытянула руку. — Тсан, кинжал. Лучше пусть это будет моя кровь. Я сама…

— Сам, — поправил её Варкалис, и она запнулась, зарделась шеей и щеками.

— У меня не получится так говорить, — шепнула принцесса, потупившись. — Да и так ли это нужно? Ведь меня воспитали как женщину…

— И всё же, — упорствовал Варкалис, разглядывая её снизу вверх, от пят до макушки. — Сделай мне приятное, согласись.

Тсан замер с наполовину вытащенным кинжалом из-за пояса. «Не заставляйте делать её ничего, что ей не хочется», — хотелось потребовать ему, приставив лезвие к шее Варкалиса. Надавить чуть посильнее — и прольётся достаточно крови, которая так ему нужна. А девственной она будет или чёрной, как у самого закостеневшего злодея, кто разберёт. Никто. Магистров магии здесь нет.

— Попробуй, — мягко, но с нажимом в голосе, упорствовал Варкалис. — Пусть не сразу, но ты сможешь. Переучишься.

Айни вздохнула.

— Я думала… думал…

Варкалис поощрительно кивнул и махнул рукой.

— Я не знал, что ты уже общался с такими, как я. Мне всегда казалось, что я одна… один такой. Что других — нет.

— Теперь — нет. Они вернулись в свой мир. И больше нет странников из их мира в Духовной обители. Я встречал их давно, сам ещё был ребёнком. Если хочешь, завтра я расскажу тебе о том, что помню из своего обучения.

— Хочу, — ответила… ответил Айни, и по голосу его Тсан понял, что он улыбнулся.

О, боги! Говорить так было невообразимо сложно!

Айни обернулся к нему:

— Тсан, кинжал.

Называть теперь её по-прежнему «принцесса» будет верхом глупости. «Принц»? — ещё глупее.

— Я сам, Ваше Высочество, — твёрдо предложил он. — Если кто-то спросит, я скажу, что порезался, упражняясь с мечом. Если же царапину заметят у вас, пойдут разговоры…

— Телохранитель, который режется о свой собственный меч, — фыркнул Варкалис. — «Ну и остолоп», — скажут все. Но насчёт остального ты прав. Вперёд, — скомандовал он и встал, освобождая дорогу.

Тсан проколол левую ладонь, дождался, когда в ней наберётся достаточно крови, и раскрыл руку над кроватью. В белую ткань тут же впиталось, расплываясь, пятно. Айни почти сразу схватила… — да нет же, схватил! — схватил его за запястье и принялся перевязывать ранку неизвестно откуда взявшейся тряпицей. Дома Айни нравилось лечить бродячих кошек и голубей, так что запасу бинтов, корпии и кровоостанавливающих губок Тсан перестал удивляться уже давно.

— Спасибо, Тсан, — сказал Айни, склонив голову в пол. Ничего не изменилось, но, тем не менее, ему показалось, что в облике Айни что-то стало другим. Быть может, шире развернулись плечи. Быть может, стал более проникновенным голос. Но теперь из-за настояния Варкалиса говорить о себе в мужском роде, Тсану мерещились в Айни некие изменения. А ещё Айни не смотрел ему в глаза. Опять. Как тогда, в палатке служанки, когда грабили их свадебный караван. Тсан вспомнил об этом и брякнул, совершенно не подумав:

— Тогда, в пустошах… Айни… Если тебе не хочется…

Айни обернулся к Варкалису, который стоял от них невдалеке, возле столика с красным вином, и наблюдал за ними.

— Когда в пустошах на нас напали разбойники, — произнёс Айни, отчего-то решив проявить небывалую искренность, — я подумал, что пусть лучше моё тело достанется Тсану, чем какому-то убийце. Я хотел… Я стал раздеваться… Почти снял с себя нижнюю рубашку, но Тсан отказался меня брать. Вместо этого он закутал меня в чужую одежду и вывел из палатки, а позже переодел в балахон нищенки. И так мы выбрались.

— Значит, вот почему вы прибыли к дворцу в таком виде? — задумчиво проговорил Варкалис, наливая себе вина. — Пешими, без эскорта, в обносках.

— Отец уже сообщил, что вышлет ещё приданого морем…

Варкалис махнул свободной рукой, прерывая Айни.

— Кому здесь нужны эти побрякушки и ткани. Торговые договоры и соглашения о границе — это куда важнее, а их вы привезли. Айни. Теперь меня волнует другое.

Он поставил на столик опустевший бокал.

— Что же?

— Почему твой телохранитель видел больше, чем твой собственный муж? Не находишь, что это немного несправедливо? Я не требую от тебя немедленного исполнения супружеского долга, заметь. Но хотелось бы соблюсти некое равновесие, — напоследок он усмехнулся.

Тсан увидел, как на щеках Айни на мгновение проступили желваки. Она — о, боги, он! — он всегда был упрям, особенно когда дело касалось вопросов справедливости. И зачастую ему приходилось держать свой нрав в узде, как примерной дочери, слабой и послушной.

— Это будет честно, — склонил голову Айни. — Тсан, помоги мне с платьем.

Он замешкался. Почему он, почему не муж?

— Шнуровка, Тсан. Разрежь кинжалом, раз уж всё равно держишь его в руках.

Он коротко глянул на Варкалиса, не заметил в его лице ничего, кроме поощрительной улыбки, и решился. Протянул руку, взялся за высокий ворот платья, оттянул его и провёл вдоль плетёного с золотом шнура острым лезвием. Айни вздохнул в его руках. Платье разошлось вдоль спины. Айни торопливо завёл руки назад, сдёрнул рукава с одного плеча, с другого, распустил шнуровку нижней тонкой рубашки, стянул и её рукава тоже. И всё — рывками, торопливыми нервными движениями. Будто ему сложно было сделать это медленно. Будто платье жгло кожу, а потребность сохранить честь и справедливость была сродни потребности дышать.

Тсан опустил голову, уже зная, что предстало взору Варкалиса. Грудная клетка бледная и хрупкая, ключицы и рёбра — тонкие, изящные, живот с мягкой впадиной пупка на бархатистой с виду коже. Явственно сужающаяся талия, любая женщина бы такой позавидовала. Но — ни малейшего намёка на женскую грудь. Соски — маленькие, мальчишеские, бледные и едва заметные, по тону почти сравнимые с остальной кожей. Айни определённо не был обычным человеком. Но Тсану до этого не было никакого дела.